Ланц, Генрих Эрнестович

Генрих Эрнестович Ланц (14 февраля 1886 — 1945) — русский философ-неокантианец.

Генрих Эрнестович учился на историко-филологическом факультете Московского университета, после — в Гейдельбергском университете, где в 1911 под руководством В. Виндельбанда защитил докторскую диссертацию на тему «Проблема предметности в современной логике». В диссертации и многочисленных публикациях исследовал различные типы психологизма в современной философии (от Авенариуса до Гуссерля).

С 1914 года преподавал эстетику в Бетховенской музыкальной школе в Москве, а в 1919—1945 — в Стэнфорде. В 1941 году получил звание профессора философии.

Ланц является автором ряда работ по философии музыки и истории славянской культуры.

Статьи Генриха Ланца

Ланц Г.Э. Вопросы и проблемы бессмертия // Логос, — М., 1913. Кн. 3 № 4. — С. 249-267.
Ланц Г.Э. Иоганн Готлиб Фихте // Вопросы философии и психологии. 1914. Кн. 122. — С. 65-119.
Ланц Г.Э. Момент спекулятивного трансцендентализма у Плотина // Журнал министерства народного просвещения. 1914, Ч. 49. №1. — С. 84-138.
Ланц Г.Э. Памяти Фихте // Русская мысль. 1914. Кн. 6. — С. 42-51.
Ланц Г.Э. Свобода и сознание: (К столетию со дня смерти И. Фихте) // Логос. —М.-СПб., 1914. Т. 1,Вып. 1. —С. 1-23.
Ланц Г.Э. Философия Рихарда Авенариуса // Логос, — М. 1911/1912 кн. 2 № 3. — С. 205-241.
Ланц Г.Э. Эдмунд Гуссерль и психологисты наших дней // Журнал министерства народного просвещения. 1909. № 98. — С. 393-443.
Ланц Г.Э. Эстетика чистого чувства Г. Когена // Русская мысль. 1914. кн. 4. —С. 40-44.
Ланц Г. Э. Относительность эстетического. Перевод с англ. О.Поповой — Логос, — М., 2006, №6(57). — С. 188-206.

Литература

Попова О.А. Предисловие к публикации "Относительность эстетического" Генриха Ланца — Логос, — М., 2006, №6(57). — С. 184-187.

Отрывок, характеризующий Ланц, Генрих Эрнестович

– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.