Ланц, Уолтер
Уолтер Ланц | |
Walter Lantz | |
Уолтер Ланц в 1983 год, с иллюстрацией его мультперсонажей | |
Имя при рождении: |
Уолтер Бенджамин Ланц |
---|---|
Дата рождения: | |
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Гражданство: | |
Профессия: | |
Карьера: |
1920-е - 1990-е |
Уо́лтер Бе́нджамин Ланц (англ. Walter Benjamin Lantz; 27 апреля 1899, Нью-Рошелл, штат Нью-Йорк — 22 марта 1994, Бербанк, штат Калифорния) — американский карикатурист, мультипликатор, продюсер и режиссёр, известный в основном как создатель мультперсонажа дятла Вуди.
Содержание
Биография
Ранние годы
Уолтер Бенджамин Ланц (первоначально — Ланца) родился 27 апреля 1899 года в городе Нью-Рошелл (штат Нью-Йорк), в семье итальянских иммигрантов. Отец — Франческо Пауло Ланц (Ланца), мать — Мария Гервази (позднее — Джарвис). Как писал Джо Адамсон в своей книге «История Уолтера Ланца», отец дал Уолтеру имя сразу по прибытии в США.
Ланц заинтересовался искусством в раннем возрасте; в возрасте 12 лет закончил курсы рисования. Вероятно, стать карикатуристом его вдохновил короткометражный мультфильм Уинзора МакКея (Winsor McCay) «Динозавр Герти» («Gertie the Dinosaur»).
Первый маленький прорыв Ланца в мире искусства произошёл, когда он работал автомехаником. Богатому клиенту Фрэнку Кафке (Frank Kafka) приглянулись его рисунки в гараже на доске объявлений, и позднее Кафка спонсировал его обучение в Нью-Йоркской художественной студенческой Лиге (New York City’s Art Students League), а также помог найти работу копировальщика в газете New York American, которой владел Уильям Рэндольф Хёрст (William Randolph Hearst). После того, как Ланц заканчивал свои дневные дела в офисе газеты, он посещал занятия в художественной школе.
В шестнадцать лет он стал работать за камерой в отделе анимации под руководством режиссёра Грегори Ла Каваы (Gregory La Cava). Позднее он работал в «John R. Bray Studios» над мультсериалом «Джерри на работе» («Jerry on the job»).
В 1924 году Ланц уже занимал видное место в студии и стал режиссёром своего первого анимационного сериала «Нарядный балбес» («Dinky Doodle»).
В 1927 году он уезжает в Голливуд, штат Калифорния, где краткое время работает с режиссёром Фрэнком Капрой (Frank Capra), а затем пишет шуточные сценарии для комедий Мака Сеннета (Mack Sennet).
Эпоха Освальда
В 1928 году Ланц был нанят Чарльзом Б. Минцем (Charles B. Mintz) в качестве режиссёра мультсериала «Кролик Освальд» («Oswald the Lucky Rabbit») для студии «Universal».
Ранее в этом же году Чарльзу Минцу и Джорджу Уинклеру (George Winkler) удалось изменить характер персонажа Освальда, дистанцировав его от персонажа, задуманного первоначальным создателем, Уолтом Диснеем (Walt Disney). Президент «Universal», Карл Леммл (Carl Laemmle), остался недоволен продуктом Минца-Уинклера и уволил их. Тогда Уолтер Ланц предложил Леммлу сыграть в покер; кто победит — тот и получит Освальда. «Пари» выиграл Ланц, и Освальд отныне стал его персонажем.
Когда Ланц начал создавать новую студию, он решил нанять одного из нью-йоркских аниматоров, Билла Нолана (Bill Nolan) для помощи в создании нового сериала. Предыдущие полномочия Нолана сводились к разработке панорам заднего плана и редактированию персонажа кота Феликса. Нолан был (и остаётся) известен влиянием на стиль анимации, который получил название «резиновый шланг» (rubber hose) за характерные искривления конечностей персонажей (словно они не содержат костей, а представляют собой резиновые шланги).
В 1929 году Ланц наконец-таки выпускает свой первый мультфильм, «Беспорядки на скачках» («Race riot»). К 1935 году, после ухода Нолана из компании, Ланц уже стал независимым производителем мультфильмов для студии Universal. Уже в 1940 году он вёл переговоры о правах собственности на персонажи, с которыми работал.
Когда Освальд исчерпал свой потенциал, Ланц решил, что ему необходимы новые персонажи. Мени, Мини, Мо, Мышка-С-Детским-Лицом, скунс Снуффи, такса Докси (Meany, Miny, Mo, Baby-Face Mouse, Snuffy Skunk, dachshund Doxie), а также Джок и Джилл (Jock and Jill) ((две обезьяны, напоминающие Боско (Bosko) из Warner Brosers)) были типичными героями мультфильмов Ланца.
Однако, только один персонаж, Энди Панда (Andy Panda) выделялся из всех остальных и вскоре стал звездой сезона 1939—1940 годов.
Эпоха дятла Вуди
Отход от дел
Гармоничные отношения Ланца с «Universal», студией, выпускающей его мультфильмы, были прерваны с приходом новых владельцев, переименовавших студию в «Universal International». Новые хозяева настаивали на лицензировании и получении прав на персонажей Ланца. Он отказал им в этом и ушёл из «Universal-International», выпустив самостоятельно 12 мультфильмов через «United Artists». Но финансовые трудности заставили Ланца закрыть студию в 1949 году.
В 1951 году Ланц и «Universal-International» всё же пришли к компромиссу, и Ланц возобновил работу. С этих пор Ланц стал работать быстрее и хуже, уже не прибегая к своим пышным художественным традициям и стилям, которыми отличались его работы 1940-х годов.
Поколение «Baby boomer» знало и любило Уолтера Ланца как создателя мультфильмов о дятле Вуди. Ланц использовал свои появления на телевидении, для того, чтобы рассказывать и объяснять о том, как создаются мультфильмы. Для многих юных зрителей это было первой возможностью узнать о мире мультипликации. Это же поколение узнало Ланца как человека, посещавшего и развлекавшего раненых ветеранов в госпиталях во время Войны во Вьетнаме.
Ланц был также хорошим другом известному киноноватору и продюсеру Джорджу Палу. Именно поэтому дятел Вуди был украшением каждого выдающегося фильма, в создании которого Пал был занят.
В 1960-х годах многие киностудии стали закрывать свои отделы анимации, оставив Ланца одним из двух создателей мультфильмов для кинотеатров (вторым был Фриц Фреланг (Friz Frelang)). Окончательно Уолтер Ланц перестал создавать мультфильмы в 1972 году, с того времени «Universal» показывала только его старые произведения.
Но и после своего ухода на пенсию, Ланц продолжал управлять делами студии, продолжая работу по лицензированию других СМИ на показ своих мультфильмов. Также он продолжал рисовать и продавать картины с дятлом Вуди. Кроме того, он работал в сотрудничестве с «Маленькой Лигой» («Little League») и ещё многими молодёжными организациями.
В 1982 году он подарил 17 произведений искусства Национальному музею американской истории Смитсоновского института (Smithsonian Institution’s National Museum of American History), среди них — деревянные модельки дятла Вуди, (персонажа 1941 года). В 1993 году Ланцем была учреждена специальная премия его имени, для учащихся Калифорнийского института искусств в Валенсии (California Institute of the Arts in Valencia).
Умер Уолтер Ланц 22 марта 1994 года от сердечной недостаточности, в Медицинском центре им. святого Иосифа (St. Joseph Medical Center) в Бербанке (Burbank), штат Калифорния, в возрасте 94 лет.
Краткий список основных мультфильмов
- «Кролик Освальд» (англ. «Oswald the Lucky Rabbit») — (1929—1938, 1943)
- Классические мультфильмы (с периодически меняющимися персонажами) — (1934—1942, 1953—1957)
- «Петеркин» (англ. Peterkin) — (1939)
- «Энди Панда» (англ. «Andy Panda») — (1939—1949)
- «Вуди Вудпекер» (англ. «Woody Woodpecker») — (1941—1949, 1951—1972, 1999—2003)
- «Свинг-симфонии» (англ. «Swing symphonies») — (1941—1945)
- «Музыкальные миниатюры» (англ. «Musical miniatures») — (1946—1948)
- «Чилли Вилли» (англ. «Chilly Willy») — (1953—1972, 1999—2003)
- Мэгги и Сэм (англ. Maggie and Sam) — (1955—1957)
- Windy & Breezy — (1957—1959)
- «Семейный альбом Бари» (англ. «The Beary’s Family Album») — (1962—1972)
- Инспектор Уиллоби lang-en Inspector Willoby - 1960-1972
Почётные звания и награды
- В 1959 году был удостоен городским советом Лос-Анджелеса почётного звания «Один из самых выдающихся мультипликаторов Америки».
- В 1973 году получил премию «Энни» («Annie») от голливудского отделения Международной ассоциации анимационного кино (ASIFA).
- В 1979 году был удостоен специальной награды Американской киноакадемии (Academy of Motion Picture Arts and Sciences, AMPAS) «за привнесение своими уникальными анимационными картинами радости и смеха в каждый уголок мира» («for bringing joy and laughter to every part of the world through his unique animated motion pictures»).
- В 1986 году на Голливудской «Аллее славы» была заложена звезда с именем Уолтера Ланца.
Напишите отзыв о статье "Ланц, Уолтер"
Ссылки
- Уолтер Ланц (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [lantz.goldenagecartoons.com/ Walter Lantz] (англ.)
Отрывок, характеризующий Ланц, Уолтер
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.