Ланчестер, Фредерик Уильям

Фредерик Уильям Ланчестер
Frederick William Lanchester
Место рождения:	Льюисхэм, Лондон
Научная сфера:	автомобилестроение аэродинамика
Награды и премии:	Guggenheim Medal (1931), Член Королевского общества

Фредерик Уильям Ланчестер (23 октября, 1868 — 8 марта, 1946) — английский эрудит и инженер, внесший значительный вклад в автомобилестроение, аэродинамику, был одним из основателей исследования операций.

Биография

Фредерик Уильям Ланчестер родился в Льюишам, в районе на юго-востоке Лондона, у Генри Джонса Ланчестер, архитектора, и его жены Октавии, репетитора. Он был четвёртым из восьми детей, его старший брат Генри Воган Ланчестер также стал архитектором. Когда ему было лет, его отец перевёз семью в Брайтон, и молодой Фридрих посещал занятия в подготовительной школе и около школы-интерната, где он ничем не отличился. Впоследствии вспоминая, отметил, что, «казалось, что Природа была сохраняет свою энергию». Тем не менее, он успешно получил стипендию для обучения в Институте Хартли, в Саутгемптон, и через три года добился ещё одной стипендии, в Кенсингтононский колледж, который сейчас является частью Имперского колледжа Лондона. Так же Ланчестер дополнил свои познания в инженерном деле, посещая вечерние занятия в техникума в Финсборо. К сожалению, он закончил своё образование, так и не получив диплома.

После окончания обучения в 1888 году, уже в 20 лет, он начал работать чертежником в Патентном Бюро на ставке в £3 в неделю. Именно тогда ему удалось запатентовать своё первое, из более чем четырёхсот, изобретение — так называемый изометрограф, помогающий дизайнерам при проведении чертежных работ. Эта деталь характеризует Ланчестера как крайне педантичного человека, технические разработки которого всегда отличались высоким качеством и тщательностью исполнения.

В 1919 году, в возрасте пятидесяти одного, Фредерик Ланчестер женился на Доротея Купер, дочь Томаса Купера, викарий церкви Святого Петра в Ланкашире. Супруги переехали по адресу 41 Bedford Square в Лондоне, но в 1924 году Ланчестер построил дом своей собственной конструкции — Dyott End, Мозли. Пара осталась там на всю их совместную жизнь, у них не было детей.

Он был избран членом Королевского общества в 1922 году, а в 1926 году Королевского авиационного общества присудил ему стипендию и золотую медаль.

Ланчестер, который никогда не был коммерчески успешными, жил до конца своей жизни в стесненных обстоятельствах, поддерживаемый лишь заботой и любовью преданной жены, на руках которой он и скончался в своем доме, Dyott End, в 8 марта 1946.

Труды

Газовый двигатель

В 1890 Ланчестер запатентовал устройство самозапуска для газовых двигателей. Впоследствии, он очень выгодно продаёт права на это изобретение Crossley Gas Engine Company.

Бензиновый двигатель

Заработав, таким образом, свой первый капитал, Фредерик арендует небольшую мастерскую, где занимается экспериментальной работой уже на своё усмотрение. Он понимает, что наконец-то имеет возможность полностью себя реализовать. В то же время, работа на компанию по производству газовых двигателей становится ему крайне утомительной и надоевшей, что вынуждает его уйти в отставку. Такой шаг дает свои положительные результаты: вскоре Ланчестеру удается построить первый бензиновый двигатель, важной частью которого стал революционный карбюратор для правильной подготовки горючей смеси из топлива и воздуха. Конструктор успешно устанавливает мотор на лодку, становясь, таким образом, первым в Англии изобретателем моторной лодки.

Установив двигатель на плавсредство, следующим логическим шагом должно было бы стать приведение в движение наземного транспортного средства.

Однако следует заметить, что до 1895 года с «самодвижущимися экипажами» в Англии было очень плохо. Виной тому — печально известный «Закон о локомотивах», значительно ограничивавший скорость и условия передвижения паромобилей. Соответственно, когда во всей континентальной Европе энтузиасты уже вовсю бросились воспроизводить творение Карла Бенца и Готлиба Даймлера, в Англии об «автомобильном процессе» ещё и речи быть не могло. И лишь после смягчения упомянутого закона наконец-то появился первый британский автомобиль, творцом которого стал, конечно же, Фредерик Ланчестер. К процессу автомобилестроения изобретатель подходил со свойственным ему новаторством и желанием всегда идти своим путём.

Автомобили

Первый автомобиль Ланчестера появился в 1895 году и пока ничем особо оригинальным не выделялся. Разве что в однолитровом 5-сильном двигателе два коленчатых вала вращались в противоположные стороны, что позволяло в значительной степени избегать вибраций, возникавших от работы мотора. Однако шаг за шагом Фредерик внедрял новые разработки и самостоятельно конструировал узлы и агрегаты. Он настолько хорошо «чувствовал» свои творения, что уже через несколько лет его автомобиль смог завоевать золотую медаль за дизайн и производительность на Автомобильной выставке в Ричмонде, а также принять участие в знаменитой 1000-мильной гонке Королевского автомобильного клуба, придя к финишу лишь с одной незначительной поломкой. В свете такого подъёма, мастерскую пришлось реорганизовать в предприятие Lanchester Engine Company, а в компаньоны пригласить своих братьев Георга и Фрэнка, которые взяли на себя ответственность за продвижение продукта на рынок.

В автомобилях Lanchester было прекрасно все, что дало возможность современным историкам говорить о Фредерике, как о зачинателе концепции машин представительского класса и дерзком разрушителе существовавших в те времена принципов автомобилестроения. Как позже напишет один из британских журналистов, «это были первые автомобили, которые создавались на научной основе». Чего стоит один только горизонтальный двигатель, устанавливавшийся в центре шасси.

Мотор имел два противоположно расположенных цилиндра. Два синхронно вращавшихся в разных направлениях коленчатых вала, соединенных шестернями со спиральными зубьями, позволяли добиваться недостижимой в то время уравновешенности силового агрегата. Кроме того, мотор включал в себя оригинальный клапанный механизм и полностью автоматическую систему смазки. Верхом технической мысли была также планетарная коробка передач, которая передавала крутящий момент червячной передаче заднего моста, оснащенного шарикоподшипниками и шлицованными полуосями. Удивляло в те времена и зажигание от магнето низкого напряжения. При этом дополнительную жесткость конструкции придавало то, что все узлы монтировались на раме стационарно.

Подвеска автомобиля представляла собой невероятное соединение всех известных на то время типов — рессорного, пружинного и других. Отдельно следует сказать и о тормозах. Именно Фредерик Ланчестер в 1902 году запатентовал дисковые тормоза, которые стал устанавливать на некоторых своих моделях. Как и на современных автомобилях, дисковые тормоза Ланчестера имели зажимы, которые прижимались и фиксировали с двух сторон барабан колеса.

Повсеместно используемые тормозные колодки постоянно портились из-за перегрева, однако вследствие отсутствия подходящих материалов запатентованное изобретение ещё долгое время не находило широкого применения. Да ещё и привычка сказывалась, ведь телеги также останавливали прижатием палки к рабочей поверхности колеса. А вот управление было рычажным, как на тракторах, хотя другие производители уже давно перешли на рулевое управление. Такую вот интересную смесь новаторского и устаревшего предлагал покупателям Ланчестер.

Одной из самых характерных для изобретателя моделей считается Lanchester с 4-литровым 12-сильным двигателем и с кузовом под названием «тонно», который был очень популярным в начале ХХ века. Уже одним своим внешним видом с удлиненными, более широкими и приземистыми формами, а также с отсутствующим выступающим капотом этот автомобиль отличался от конкурентов. Колеса же украшали мотоциклетные спицы. Из-за центрального расположения двигателя сиденье водителя было установлено впереди мотора. Позади же силового агрегата размещался отсек для пассажиров с двумя продольными диванами, а входная дверь располагалась в задней стенке кузова. В роли лобового стекла выступал особый фирменный щиток с установленной на нём единственной фарой.

Кроме того, Фредерик не устает постоянно что-то либо придумывать, либо усовершенствовать. Он экспериментирует с впрыском топлива, турбонагнетателями, полыми шатунами, поршневыми кольцами, подшипниками скольжения, глушителями и многими другими элементами, без которых невозможно себе представить современный автомобиль. Тем не менее, даже несмотря на разработку достаточно сложных с технической точки зрения конструкций, у него находится время и для того, чтобы впервые в мире установить на своих автомобилях тонированные стекла.

По своей надежности, хорошим ходовым характеристикам и мягкости хода, а также простоте эксплуатации автомобилям Ланчестера в Англии не было равных. Однако трудоемкая оригинальность исполнения и штучность производства диктовали высокую цену, что не могло не отпугивать покупателей. К примеру, за первую пятилетку ХХ столетия было продано всего 350 автомобилей. Компания постоянно испытывала финансовые трудности, а Фредерик, который никогда не мог похвастать деловой хваткой, постоянно подозревал в махинациях управляющего компанией.

Однако проблема была, скорее, в другом. Несмотря на расцвет оригинальных конструкций, который продолжался вплоть до 1920-х годов, это не могло способствовать возможностям компании противостоять набирающим обороты автогигантам и вместе с ними постепенно насаждаемым штампам в автомобилестроении. Ланчестер пытался отказаться от нетрадиционного духа своих первых автомобилей и начать выпуск машин только классической конструкции — он даже стал устанавливать обыкновенный руль и… две фары, однако это никак не улучшало ситуацию. Фредерик приходит к печальному выводу: по причине того, что его оригинальность больше никому не нужна, с каждым годом ему и самому становится все менее интересно заниматься автомобилями — как говорится, пропал кураж…

Воздухоплавание

В 1920-х годах, параллельно с ведением уже малозначащего для него автобизнеса, Ланчестер полностью посвящает себя увлечению детства — аэронавтике. Ещё бегая мальчишкой с невиданными воздушными змеями в руках, он кричал зевакам, что когда-нибудь поднимется на одном из них в воздух. Он открывает исследовательскую компанию, где занимается промышленными разработками и проводит научную работу.

За свои исследования в области воздушного движения, аэродинамических свойств крыла, теории планеризма, а также предсказаний исхода воздушных битв во время войны на основе дифференциальных уравнений, известных сегодня как «Законы силы Ланчестера», Фредерик был избран членом совета Королевского научного общества, а также получил множество наград и медалей от ведущих институтов страны. Однако самое парадоксальное заключается в том, что большинство его исследований часто отвергались научными кругами или ложились в долгий ящик, потому что значительно обгоняли своё время и казались тогда чересчур фантастическими…

Наследие Фредерика Ланчестера

Лишь считанные исследователи на Земле внесли такой бесценный вклад сразу во множество различных областей знаний. Фредерик Ланчестер за свою жизнь получил более 400 авторских свидетельств, написал около ста научных работ, но, не имея деловой хватки, он так и не смог превратить своё мастерство и знания в денежные купюры. Постоянная нехватка средств часто не давала возможности проводить исследования так, как он считал необходимым, а потому многое осталось за кадром.

См. также

• Законы Ланчестера

Ссылки

• [afp.com.ua/?pid=12&aid=609&comm=true Фредерик Ланчестер — гений, давший Англии первый автомобиль]
• [www.vmireinteresnogo.com/article/frederick-william-lanchester Фредерик Уильям Ланчестер]

Отрывок, характеризующий Ланчестер, Фредерик Уильям

Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.