Лаодикея
Древний город
|
Лаодикея на Лике (Лаодикия[1]; др.-греч. Λαοδίκεια πρὸς τοῦ Λύκου) — древнегреческий город на границе Карии и Лидии в Малой Азии. В настоящее время находится вблизи посёлка Эскихисар в 6 км восточнее области Денизли, Турция.
История
В 261 — 253 гг. до н. э. на месте древнего города Диополис царь Антиох II из династии Селевкидов основал новый город, назвав его в честь своей жены Лаодики — Лаодикеей.
Лаодикея находилась на важном торговом пути, и процветание города было обусловлено торговлей.
В I веке до н. э. Лаодикея переходит под контроль Рима.
В период первоначального распространения христианства в Лаодикее была основана одна из «Семи церквей» Анатолии, о которой упоминается в Откровении Иоанна Богослова (Откр. 3:14) и в Посланиях апостола Павла (Кол. 4:12).
После распада Римской империи город находился под властью Византии.
В 1097 году город был захвачен турками. Впоследствии был разрушен в результате непрекращающихся войн между турками и Византией и землетрясений и покинут жителями. До нашего времени сохранились руины Лаодикеи.
Ближайший город Денизли был основан выходцами из Лаодикеи.
Напишите отзыв о статье "Лаодикея"
Примечания
Ссылки
-
Эта статья содержит текст, перешедший в общественное достояние: Herbermann, Charles, ed. (1913), "Laodicea", Catholic Encyclopedia, Robert Appleton Company - [www.ancientlibrary.com/gazetteer/0198.html Hazlitt, Classical Gazetteer, «Laodicea»]
- Smith William (editor); Dictionary of Greek and Roman Geography, [www.perseus.tufts.edu/cgi-bin/ptext?doc=Perseus%3Atext%3A1999.04.0064&query=head%3D%236023 «Laodiceia»], London, (1854)
- [www.jewishencyclopedia.com/view_page.jsp?artid=65&letter=L&pid=0 Jewish Encyclopedia, «Laodicea»]
- [www.zmetro.com/?p=5055 «HTML5 Panaoramas taken in December, 2012 Laodicea on the Lycus»]
Отрывок, характеризующий Лаодикея
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
