Лапидарий (жанр литературы)
Лапидарий (от лат. lapidarius — каменотёс) — дидактический жанр описательной поэзии[1]; популярный жанр символической литературы, относящийся к периоду европейского Средневековья, и описывающий исключительные, магические или просто необычные свойства простых, полудрагоценных и драгоценных камней, а также приписывающий им символические значения[2].
Содержание
Описание
Вера в магические свойства камней имеет очень древние корни, поэтому магический и медицинский символизм камней сосуществовал с христианским символизмом. Существовала вера в то, что драгоценные камни имеют лечебную силу, что сам Бог влияет через них на носящего человека[3], которая сочеталась с философским убеждением-догматом, что вся природа сотворена Богом и отражает различные аспекты Божьего всемогущества и замысла[2].
Христианская лапидарная литература явила миру многочисленные проявления факта исключительной важности, уделяемой символизму камней в ту эпоху, например, описанию двенадцати камней на нагрудной таблице на груди библейского Аарона, двенадцати краеугольных камней в основании Небесного града Иерусалима из книги Апокалипсиса, описывая камни, ассоциируемые с девой Марией, с апостолами, святыми и ангелами[2].
Разновидности жанра
Интерес представляет разновидность жанра, серия книг, написанная на тематику описания камней, заключенных в оправу и ставших украшением колец. Не случайным является и те факты, что основным обозначением понятия эмблемы являлось кольцо-печатка, что существует большое количество средневековых книг, иллюстрированных рисунками камней в кольцах. Одной из таких книг, например, является «Иероглифика» автора Фортунио Лицети, изданная в 1653 году. Средневековое камневедение, или лапидарология, условно разделилось на три направления, что отразилось на соответствующей литературе. Вот эти направления: 1) целебные свойства камней и прочих минералов и применение их в медицине; 2) астрологические соответствия между определёнными камнями и людьми конкретных знаков Зодиака, что предполагало ношение тех или иных камней и изделий из них на теле человека в качестве талисманов; 3) символический или религиозный смысл, заключённый в 12 камнях, упоминаемых в Библии, или 12 драгоценных камнях, из которых был изготовлен трон персидских царей, захваченный царём Александром Македонским.
Основные сочинения
Первый из многочисленных лапидариев традиционно приписывают мифическому царю Аравии Эваксу, который отослал его в подарок римскому императору Тиберию. Данный лапидарий так и называется по имени царя: “Лапидарий царя Эвакса”, и написан он был, скорее всего, во II веке нашей эры на греческом языке. Позже, “Лапидарий царя Эвакса” был переведён на латинский язык и послужил основой для написания многих последующих лапидариев. О наиболее распространенных Л. см. L. Pannier, "Les Lapidaires français des ХII-е, XIII-e et XIV-e siècles" (Париж, 1882). Одним из наиболее влиятельных лапидариев в литературе является Liber lapidum, (в русскоязычной библиографии одинаково известна как «Книга камней» и «Книга о камнях»), составленная между 1061 и 1081 годами епископом Марбодом Реннским (1035—1123 гг.), длинное поэтическое сочинение, описывающее свойства шестидесяти различных камней. Книга эта пользовалась достаточно большим успехом и много раз переписывалась, а после изобретения книгопечатания выдержала 14 переизданий, первое из которых датировано 1511 годом[2]. Много материала позаимствовано, в свою очередь, из труда «Этимологии» Исидора Севильского, автора VII века. Врачебный эффект от камней предполагался гораздо больший, нежели от растений; как пример такого утверждения возможно привести утверждение Марбода о том, что сапфир, например, останавливает излишнее потение тела, помогает в случае открытия у больного язвы, при головных болях, приносит успокоение мыслям и помогает процессу молитвы. Рабан Мавр в IX веке, при этом, описывает сапфир как камень, дающий надежду на вечную жизнь[2]. На Руси свойства камней впервые в письменном источнике упоминаются в составе Изборника князя киевского Святослава, датированном 1037 годом, куда вошли переводы трудов таких учёных, как Иосифа Флавия, Епифания, Георгия Амартола, Козьмы Индикоплова и других авторов, так или иначе касавшихся камней-самоцветов.
Напишите отзыв о статье "Лапидарий (жанр литературы)"
Примечания
- ↑ Иванюк Борис Павлович. [www1.elsu.ru/filologos/issues/34/articles/435/ ДИДАКТИЧЕСКИЕ ЖАНРЫ ОПИСАТЕЛЬНОЙ ПОЭЗИИ: ПЛАНТАРИЙ, БЕСТИАРИЙ, ЛАПИДАРИЙ] (рус.). Журнал «Филоlogos». Журнал «Филоlogos» (Выпуск №9 (июнь 2011) 133 стр.). Проверено 27 марта 2012. [www.webcitation.org/6BBVUahr9 Архивировано из первоисточника 5 октября 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 camrax.com. [www.camrax.com/symbol/lapidaryintro.php4 LAPIDARIES] (англ.). The Library of Renaissance Symbolism. The Symbolic Literature of the Renaissance.. Проверено 27 марта 2012. [www.webcitation.org/6BBVVyfsU Архивировано из первоисточника 5 октября 2012].
- ↑ Thorndike, Lynn: History of Magic and Experimental Science. New York: Macmillan, 1923., — I, 776
Ссылки
- Лапидарии // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [www.minrec.org/libdetail.asp?id=917 The Mineralogical Record — Library:] инкунабулы о камнях и их свойствах. (англ.)
- [web.ceu.hu/medstud/manual/SRM/symbol.htm Symbolic virtues of gems], Department of Medieval Studies at Central European University, Budapest (англ.).
Источники
1. Лапидарии: загадки драгоценных камней по "50 знаменитых загадок средневековья" на www.x-files.org.ua/articles.php?article_id=3547 ;
3. Лапидарии // DVD-R Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона в 86 тт. 1890-1907 гг. Россия: Злоказов М.В., ООО “Издательство”, 2009;
3. Кухня ведьм: Полезные тайны/Пер. С лат. Д. Захаровой, Е. Ванеевой. СПб.: Издательский Дом “Азбука-классика”, 2009. – 13-17 с.).
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
Отрывок, характеризующий Лапидарий (жанр литературы)
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
