Лапид, Йосеф

Йосеф Лапид
Министр юстиции Израиля
2003 — 2004
Предшественник:	Меир Шитрит
Преемник:	Ципи Ливни
депутат кнессета 15, 16, созыва

Йосеф «Томми» Лапид (ивр. ‏יוסף "טומי" לפיד‏‎, (серб. Томислав Лампел); 27 декабря 1931 — 1 июня 2008) — израильский журналист, телеведущий, политический и государственный деятель, депутат Кнессета (1999—2006), председатель партии Шинуй, заместитель премьер-министра и министр юстиции Израиля в правительстве Ариэля Шарона (2003—2004). Был известен своими антиклерикальными взглядами и борьбой за отделение религии от государства.

Биография

Родился в городе Нови-Сад (Королевство Югославия, автономный край Воеводина). Во время Второй мировой войны в результате оккупации Воеводины Венгрией, был депортирован вместе с семьёй в Будапештское гетто. Его отец в дальнейшем погибает в концлагере, но Лапиду с матерью удаётся выжить.

В 1948 году Лапид иммигрирует в Израиль и принимает участие в войне за независимость.

В 1951—1955 годах — редактор ежедневной израильской газеты на венгерском языке.

В 1957 году он оканчивает юридический факультет Тель-Авивского университета.

С 1955 года — корреспондент газеты Маарив.

В 1974—1979 годах — исполнительный директор газеты Маарив.

В 1979—1983 годах — генеральный директор израильского управления теле- и радиовещания.

До 1999 года — активный участник популярной телевизионной программы «Пополитика».

Был женат на Шуламит Лапид (известной как автор пьес). У них было трое детей: дочери Михаль и Мерав, и сын Яир Лапид — известный израильский политик, ранее журналист и телеведущий. В 1984 году Михаль погибла в автокатастрофе.

Политическая деятельность

В конце 90-х годов Лапид присоединяется ко входившей в состав Либерального Интернационала партии «Шинуй» (Перемена). Его избирают главой этой партии. Партия «Шинуй» была сторонницей резко антиклерикальных взглядов, выступала за отделение религии от государства и принятие конституции. Она придерживается либеральных взглядов на экономическую политику и центристских взглядов по поводу арабо-израильского конфликта.

На выборах 1999 года «Шинуй» набирает 6 мест в кнессете, но остаётся в оппозиции к правительству Эхуда Барака, поскольку не желает находиться в одном правительстве с ультрарелигиозной партией «ШАС». В этом году Лапид впервые становится членом кнессета. Он входит в комиссии по иностранным делам, обороне, конституции, праву и судопроизводству.

В 2003 году Шинуй набирает 15 мандатов, что делает её третьей по величине фракцией после партий «Ликуд» и «Авода». Премьер министр Ариэль Шарон предложил «Шиную» войти в коалицию (партия «ШАС» осталась вне коалиции). Лапид получил посты заместителя премьер-министра и министра юстиции. В дальнейшем Шарон пригласил в коалицию также ультрарелигиозную партию «Яхадут ха-Тора», и между «Шинуем» и «Ликудом» начались разногласия по поводу введения в Израиле гражданской процедуры бракосочетания и финансирования религиозных учреждений и школ. В декабре 2004 года «Шинуй» вышел из коалиции, однако продолжал поддерживать главу правительства на многих парламентских голосованиях, чтобы избежать падения правительства и не допустить невыполнения плана одностороннего размежевания с Газой.

На праймериз партии «Шинуй», произошедших незадолго до выборов в кнессет 2006 года, в результате внутреннего конфликта второй человек в списке, бывший много лет председателем партии Авраам Пораз и некоторые другие депутаты решили отделиться от «Шинуя» и образовать новую партию «ХЕЦ». Хотя Лапид занял на праймериз первое место, он решил подать в отставку с поста главы лидера партии «Шинуй» и символически присоединился к партии «ХЕЦ» (находился в предвыборном списке на 120 месте).

На выборах 2006 года как партия «Шинуй», так и партия «ХЕЦ» не набрали ни одного мандата.

В июле 2006 года Лапид был назначен председателем мемориала Яд ва-Шем — центра увековечения памяти мучеников и героев Холокоста.

30 мая 2008 года Лапид был госпитализирован в тель-авивскую больницу «Ихилов» в тяжёлом состоянии. 1 июня 2008 года он скончался в результате ракового заболевания. Похоронен на кладбище Кирьят-Шауль в Тель-Авиве.

Ссылки

• [www.knesset.gov.il/mk/eng/mk_eng.asp?mk_individual_id_t=217 Данные на официальном сайте кнессета]
• [www.russiandenver.50megs.com/lapid.html Человек меняется медленней, чем страна: Памяти Томи Лапида] Михаэль Дорфман

Отрывок, характеризующий Лапид, Йосеф

– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?