Лапландия

Лапла́ндия (саамск. Sápmi, Sámeednam, фин. Lappi, швед. Lappland и норв. Lapland) — название расположенного в Северной Европе (в северной части Фенноскандии) культурного региона, который традиционно населяют саамы (устаревшие названия — лопари, лапландцы).

Часто под Лапландией понимают бывшую шведскую провинцию Лаппланд (вместе с отделившейся после завоевания в 1809 году Финляндии Российской империей финской исторической провинцией Лаппи).

Однако, в других случаях под Лапландией имеют в виду более обширную территорию, в целом совпадающую с Северным Калоттом (частью Фенноскандии, находящаяся севернее Северного полярного круга), что больше соответствует историческому расселению саамов.

Лапландия (в широком смысле) никогда не являлась единым государственным образованием. В настоящее время она поделена между четырьмя государствами: Норвегией, Швецией, Финляндией и Россией (Кольский полуостров). Саамы имеют отчётливую национальную самоидентификацию, а также атрибуты флаг и гимн, а их права представляют выборные представительные органы культурного самоуправления — .

Сапми

Сами саамы называют свою страну Сапми (с.-саамск. Sápmi, «земля саамов»)), подразумевая под этим понятием территорию своего традиционного расселения. Это слово обычно используется как синоним названия Лапландия, однако некоторое различие между двумя понятиями имеется, поскольку, во-первых, не вся территория Северного Калотта является территорией традиционного расселения саамов, а, во-вторых, часть Сапми находится южнее Северного полярного круга.

Слово Sápmi используется в названиях различных организаций, имеющих отношение к саамам. К примеру, саамские радиостанции в Норвегии и Швеции называются NRK Sápmi и SR Sápmi соответственно.

Географические данные района

Лапландия в основном представляет собой плоскогорье, прорезанное многочисленными речными долинами и горными ущельями; северная и западная части его заняты хребтом Хьёлен, северо-восточной частью Скандинавских гор. За этой горной страной следует терраса, усеянная озёрами и болотами, а за ней — приморская полоса, покрытая обширными сосновыми лесами и превосходными пастбищами. В последней сосредоточено оседлое население, тогда как горы посещаются почти исключительно кочующими саамами.

Фиельды, или фьельды — некрутые платообразные горы, поросшие лесом, тундровой растительностью или шапками ледников — постепенно «поднимаются» с востока на запад и достигают на шведско-норвежской границе высоты более 2000 метров: Кебнекайсе (высшая точка Швеции и Лаппландии), Сарекчокко, Акка.

По территории Лапландии протекают такие большие реки, как Турнеэльвен (Торнионйоки), Танаэльв (Тенойоки), Кемийоки, Оулуйоки, Каликсэльвен, Лулеэльвен, Питеэльвен, Тулома, Ивалойоки.

На территории региона раскинулась тундра с вечной мерзлотой, покрытая лишайниками, карликовыми берёзами и ивами, а также морошкой.

Административные единицы

На территории Лапландии, разделённой между четырьмя странами, расположены административные единицы:

• Нурланн — губерния (фюльке) Норвегии
• Нур-Трёнделаг — губерния (фюльке) Норвегии
• Тромс — губерния (фюльке) Норвегии
• Финнмарк — губерния (фюльке) Норвегии
• Мурманская область — область России
• Лаппи (включая Саамский регион Финляндии) — провинция Финляндии
• Вестерботтен — лен Швеции
• Емтланд — лен Швеции
• Норрботтен — лен Швеции

Крупнейшие населённые пункты: Арвидсъяур, Инари, Йокмокк, Кируна, Рованиеми, Торнио, на Кольском полуострове — город Мурманск, являющийся крупнейшим городом региона.

Исторические данные

На территории Лапландии обнаружены следы охотничьей и рыболовецкой деятельности человека, относящиеся к неолиту. Примерно в 100 г. до н. э. Лапландию населяли саамы, которые были вытеснены шведами дальше на север в XVII веке (см. Лаппмарк). Жители Северной Лапландии платили дань русским и норвежским монархам. Южная часть Лапландии до 1809 г. принадлежала Швеции. В последующие годы территория нынешней Финляндии, а с ней и территория финской Лапландии, входила в состав Российской империи. Соответственно, с 1809 г. южная Лапландия была разделена на западную (шведскую) и восточную (финскую) части. В 1917 г. после Октябрьской революции Финляндия получила независимость, и с тех пор Лапландия разделена между четырьмя государствами.

Культурное влияние

• Лапландия считается родиной Санта-Клауса, Деда Мороза (по одной из версий) и их саамского коллеги Мунь Каллсы. В 9 км от города Рованиеми выстроен парк развлечений Деревня Санта-Клауса (Деревня-мастерская Йоулупукки).
• В Лапландии происходит около половины действия повести «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями». Интересно, что одна из главных героинь носит имя Акка с Кебнекайсе.

• Finnmark vapen.svg

  Герб норвежского фюльке Финнмарк
• Lapplands vapen .svg

  Герб шведской провинции Лаппланд
• Lapin maakunnan vaakuna.svg

  Герб финской провинции Лаппи

Литература

• Sari Pietikäinen, Leena Huss, Sirkka Laihiala-Kankainen, Ulla Aikio-Puoskari & Pia Lane [www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/08003831.2010.486923 Regulating Multilingualism in the North Calotte: The Case of Kven, Meänkieli and Sámi Languages («Регулирование многоязычия в Северном Калотте: саамские языки, квенский язык и язык меянкиели»)] (англ.) // Acta Borealia : журнал. — 25 июня 2010. — Vol. 27, fasc. 1. — P. 1—23. — DOI:10.1080/08003831.2010.486923.

Ссылки

• [www.laaninhallitus.fi/lh/lappi/home.nsf/pages/indexeng State Provincial Office of Lapland] (англ.),  (фин.),  (швед.)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Лапландия

Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.