Лаптев, Харитон Прокофьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Харитон Прокофьевич Лаптев
Дата рождения

1700(1700)

Место рождения

Khariton Prokofievich Laptev.jpg

Дата смерти

21 декабря 1763(1763-12-21)

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

морской флот

Годы службы

17181763

Звание

капитан 1 ранга, обер-штер-кригс комиссар

Командовал

66-пушечным кораблём

Харито́н Проко́фьевич Ла́птев (1700 — 21 декабря 1763) — русский полярный исследователь, создатель карты Таймыра.





Биография

Харитон Прокофьевич Лаптев родился в 1700 году[1]. Двоюродный брат Дмитрия Лаптева. В 1718 году поступил на службу гардемарином и 24 мая 1726 года произведён в мичманы.

В 1734 году участвовал в войне против сторонников Лещинского на фрегате «Митава» под командованием Дефремери, который был обманом взят в плен французами. После возвращения из плена Х. П. Лаптев вместе со всеми офицерами корабля был приговорён к смертной казни за сдачу корабля без боя, но затем экипаж был признан невиновным. После освобождения Х. П. Лаптев вернулся во флот.

В 1736 году посылался на реку Дон для отыскания удобного места для постройки судов. В 1737 году командовал придворной яхтой «Декроне», и был произведён в лейтенанты. В декабре 1737 был назначен начальником отряда Великой Северной экспедиции с поручением обследовать и описать побережье Арктики к западу от Лены до устья Енисея. К этому времени из Якутска прибыл за указаниями для дальнейших действий Дмитрий Лаптев, участник Великой северной экспедиции, и при отъезде обратно взял с собой двоюродного брата Харитона и лейтенанта Чиханова. В марте 1738 года они отбыли в Якутск.

9 июля 1739 году Харитон Лаптев с заданием описать берег Ледовитого океана к западу от Лены, вышел из Якутска на дубель-шлюпке «Якутск» и 21 июля добрался до океана. Постоянно борясь со льдами, идя то под парусом, то под вёслами, то толкаясь шестами среди льдов, почти через месяц он добрался до устья реки Оленёк. Описав часть устья, прошёл до Хатангской губы, где был задержан льдами. Только 21 августа подошёл к мысу Святого Фаддея в 76°47' северной широты. Здесь встретил сплошные льды и вернулся к Хатангской губе, где 29 августа встал в устье речки Блудной под 72°56' северной широты. В марте 1740 года Харитон Лаптев послал геодезиста Чекина описать берег от реки Таймыры на запад до Пясины. Чекину удалось сделать лишь часть работы и в конце мая он вернулся пешком обратно.

Хатанга вскрылась 15 июня, но двинуться с зимовки, за льдами стало возможно, только 12 июля и к 13 августу добрались до выхода в океан.

На широте 75°30' судно затёрло льдами, носило по морю, ежеминутно грозя раздавить. Через двое суток было решено покинуть судно. До 30 августа перетаскивали запасы на берег по льду. Отсюда шли по берегу до старого зимовья. Таким образом двухлетние усилия обогнуть морем Таймырский полуостров не удались. Лаптев решил описать его берега сухим путём, на собаках, к чему и приступил весной 1741 года.

Для описи берегов Таймыра Лаптев разбил свой отряд на три партии. Партию Челюскина 17 марта 1741 года он отправил на запад для описи реки Пясины и берега от устья Пясины до реки Таймыры. Геодезиста Чекина 15 апреля 1741 года Лаптев послал описывать восточный берег Таймыра от зимовья до реки Таймыры, но из-за снежной слепоты Чекин описал только 600 километров берега и вынужден был вернуться к зимовью. Сам Лаптев 24 апреля 1741 года пошел от зимовья до озера Таймыр, а далее по долине Нижней Таймыры достиг её устья — Таймырской губы. Далее, изменив первоначальный маршрут, он двинулся на северо-восток вдоль берега на предполагаемую встречу с Чекиным. Лаптев смог дойти только до 76°42’с.ш. оставив для Чекина знак и страдая от снежной слепоты, Лаптев вернулся в Таймырскую губу.

Едва оправившись от болезни глаз, Лаптев пошел на запад, усмотрел несколько островов (из архипелага Норденшельда), по его данным достигнув 76°38’с.ш. (истинная широта составляла 77°10’с.ш. — северная оконечность острова Русского) повернул на юго-юго-запад и 1 июня у мыса Лемана (в заливе Миддендорфа) встретился с Челюскиным. Далее в совместном походе они выявили и нанесли на карту ряд бухт, мысов и прибрежных островов. Весь этот участок впоследствии назвали берегом Харитона Лаптева.

9 июня оба вернулись к устью Пясины, где вновь разделились: Лаптев на лодке поднялся по реке до озера Пясино, а оттуда на оленях до Енисея, Челюскин же на оленях вдоль берега добрался до устья Енисея и там догнал Лаптева, а близ устья реки Дудинки их встретил Чекин. В августе все перебрались на Енисей и зимовали в Туруханске. Оставалось описать самую северную часть Таймырского полуострова, так называвшийся Северовосточный мыс, теперь мыс Челюскина. Для этого в декабре был послан Челюскин, который в 7 мая добрался до этого мыса и затем произвёл опись от мыса Святого Фаддея до реки Таймыры, куда Харитон Лаптев выехал к нему на встречу. После этого они вернулись в Туруханск, а Лаптев с отчётами поехал в Петербург. В 1743 возвратился в Петербург, успешно выполнив задание. Донесения и отчеты Лаптева 1739—1743 содержали ценные сведения о ходе работ северного отряда Великой Северной экспедиции, о гидрографии побережья полуострова Таймыр. Впоследствии продолжил службу на судах Балтийского флота. С 1746 года он командовал кораблём «Ингерманланд» в Балтийском море. В 1754 году произведён в капитаны 3 ранга, а в 1757 — 2 ранга, и тогда же командуя кораблём «Уриил» ходил к Данцигу и Карлскрону. В 1758 году произведён в 1 ранг и, командуя только что построенным 66-пушечным кораблём (ещё без названия), на переходе в Кронштадт, 19 сентября потерпел крушение у Скагена. В 1762 году назначен обер-штер-кригс комиссаром.

Память о Харитоне Лаптеве

  • В честь Харитона Лаптева и его двоюродного брата Дмитрия Лаптева названо Море Лаптевых.
  • В честь Харитона Лаптева юго-западное побережье полуострова Таймыр названо берегом Харитона Лаптева.
  • В честь братьев Лаптевых установлен памятный знак на месте бывшего сельца Болотово Купуйской волости Великолукского района.
  • В честь Харитона Лаптева был назван средний разведывательный корабль Разведки Северного флота ВМФ СССР.

Напишите отзыв о статье "Лаптев, Харитон Прокофьевич"

Примечания

  1. [vluki.library.ru/region/famous_people/laptev.php Братья Лаптевы]

Литература

  • Троицкий В. А. Записки Харитона Лаптева / Рецензент канд. географ. наук А. В. Шумилов; Художник В. А. Захарченко. — М.: Мысль, 1982. — 144 с. — (Замечательные географы и путешественники). — 50 000 экз. (обл.)
  • Магидович В., Магидович И. Географические открытия и исследования 17-18 веков. — М.: Центрполиграф, 2004.
  • Кублицкий Г. И. По материкам и океанам: Рассказы о путешествиях и открытиях. — М.: Детгиз, 1957. — 326 с.
  • Крутогоров Ю. А. Куда ведёт Нептун: историческая повесть. — М.: Дет. лит., 1990. — 272 с.
  • Пасецкий В. М.. Арктические путешествия россиян. — М.: Мысль, 1974. — 230 с.: ил.
  • Пасецкий В. М. Русские открытия в Арктике. — Часть 1. — СПб.: Адмиралтейство, 2000. — 606 с.: ил. — Серия «Золотое наследие России».
  • Русские мореплаватели / Под ред. В. С. Лупача. — М.: Воениздат, 1953. — 672 с.

Ссылки



Отрывок, характеризующий Лаптев, Харитон Прокофьевич

– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.