Лапушкин, Яков Яковлевич

Лапушкин Яков Яковлевич
Дата рождения	23 октября (5 ноября) 1904(1904-11-05)
Место рождения	Санкт-Петербург, Российская Империя
Дата смерти	16 сентября 1968(1968-09-16) (63 года)
Место смерти	Ленинград, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	ВМФ
Годы службы	1921—1958
Звание
Сражения/войны	Вторая мировая война (Советско-финская война (1939—1940), Великая Отечественная война, Советско-японская война)
Награды и премии	именное оружие

Яков Яковлевич Лапушкин (23 октября [5 ноября] 1904, Санкт-Петербург — 16 сентября 1968, Ленинград) — советский военно-морской деятель, штурман, военный гидрограф, контр-адмирал (4 июня 1940), в 1938—1947 годах — начальник Гидрографического управления ВМФ СССР. Всю свою жизнь Я. Я. Лапушкин посвятил развитию и укреплению советского Военно-Морского Флота, совершенствованию средств и методов кораблевождения.

Ранние годы

Родился в семье петербургского рабочего судостроительного завода Якова Тимофеевича Лапушкина. Детские годы провел в Санкт-Петербурге (Петрограде) и дер. Ещево Весьегонского уезда Тверской губернии. До 1918 учился в реальном училище в Петрограде. В 1918 окончил Единую трудовую школу в г. Весьегонске. В 1919—1921 — секретарь Телятинского волостного комитета бедноты, затем — Волпродкома, председатель Телятинской волостной организации РКСМ Весьегонского уезда.

Начало карьеры

В августе 1921 начал службу в РККФ на учебном судне «Океан». В том же году принят на Морские ускоренные курсы командного состава флота.

С октября 1921 — курсант Училища командного состава флота в Петрограде (с 1922 — Военно-морское училище). Окончил училище в мае 1925 г.

После окончания училища в 1925 г. на протяжении пяти лет занимал преимущественно штурманские должности на кораблях и в соединениях Морских сил Балтийского моря.

В октябре — ноябре 1925; марте — декабре 1926; ноябре 1927 — марте 1928 — штурман эскадренного миноносца «Азард».

В декабре 1925 — марте 1926 — командир роты штаба бригады эскадренных миноносцев МСБМ.

В марте — ноябре 1928 — штурман эскадренного миноносца «Урицкий».

В ноябре 1928 — октябре 1929 — штурман эскадренного миноносца «Яков Свердлов».

В октябре 1929 — сентябре 1930 — штурман 3-го дивизиона бригады эскадренных миноносцев МСБМ.

Одновременно с прохождением службы продолжал обучение и повышение квалификации по штурманской специальности.

С декабря 1926 по октябрь 1927 — слушатель Специальных курсов комсостава ВМС РККА (штурманский класс).

С октября 1930 по октябрь 1932 — слушатель штурманского отделения гидрографического факультета Военно-морской академии РККФ (с 1931 — Военно-морская академия РККА им. К. Е. Ворошилова) и, параллельно, географического факультета Ленинградского государственного университета.

С 1931 начал научно-литературную деятельность.

Служба на Тихом океане

Весной 1932, имея звание капитана 2-го ранга, назначен на должность флагманского штурмана вновь формируемых Морских сил Дальнего Востока (с 1935 г. — Тихоокеанский флот). Создание нового оперативно-стратегического объединения, подразумевавшее строительство баз, оборонительных укреплений и целых укрепрайонов, перевод кораблей и судов и формирование новых соединений, представляло целый комплекс сложнейших задач, многие из которых должны были решаться флагманским штурманом. Одной из важнейших заслуг Я. Я. Лапушкина в этот период стало ведущее участие в формировании оптимальной системы базирования будущего Тихоокеанского флота на многие годы вперед. Совместно с командующим МСДВ М. В. Викторовым флагманский штурман лично проводил рекогносцировку всего побережья от мыса Поворотный (Залив Петра Великого) до Татарского пролива.

В 1935 г. успехи Я. Я. Лапушкина в деле создания и обеспечения боевой подготовки Тихоокеанского флота отмечены орденом Красной звезды.

Летом-осенью 1938 Я. Я. Лапушкин — флагманский штурмана отряда кораблей при переходе гидрографических судов «Полярный» и «Партизан» из Ленинграда во Владивосток через Плимут, Бостон, Панамский канал, Сан-Франциско, Датч-Харбор, Петропавловск-Камчатский. Переход стал первым большим океанским походом РККФ, проходившим под командованием молодых офицеров, окончивших военно-морское училище в советский период. Несмотря на обычный набор навигационных инструментов, отсутствие на кораблях радиолокации, весь переход характеризовался высокой точностью кораблевождения. Решающая роль в этом принадлежала Я. Я. Лапушкину как флагманскому штурману отряда.

Также, согласно некоторым исследованиям, в марте-декабре 1938 Я. Я. Лапушкин — командир лидера эскадренных миноносцев «Тбилиси» (Тихоокеанский флот).

Руководство Гидрографическим управлением ВМФ в предвоенные годы, годы Великой Отечественной войны и послевоенный период

В 1939 (по другим данным, в декабре 1938) назначен на должность начальника Гидрографического управления Рабоче-крестьянского Военно-морского флота (с 1940 — Гидрографическое управление Военно-морского флота).

4 июня 1940 присвоено звание контр-адмирала.

В предвоенный период сыграл большую роль в реорганизации Гидрографической службы. В эти годы, благодаря возросшему к 1939 обеспечению флотов гидрографическими судами, значительно расширился объем систематических исследований и улучшилось обслуживание действующих средств навигационного оборудования. Более интенсивно производилось строительство маяков, светящих знаков, плавучего ограждения, увеличился выпуск новых штурманских приборов. Совершенствовалось гидрометеорологическое обеспечение флотов и флотилий. Активно велись разработки различных типов радиомаяков, радиопеленгаторов, манипуляторных установок и другой навигационной техники.

К началу Великой Отечественной войны важными мероприятиями в деятельности Гидрографического управления под руководством Я. Я. Лапушкина являлись отработка штатов и организация в составе гидрографических служб флотов и флотилий манипуляторных отрядов и партий, военно-лоцманской службы. На отдельных флотах такие подразделения, основной задачей которых являлось обеспечение боевой подготовки флотов и флотилий, действовали с 1939 года. В этот же период был подготовлен и издан ряд наставлений и инструкций по производству гидрографических исследований, использований штурманских приборов и инструментов, усовершенствованию методов цветной печати карт, произведены необходимые методические разработки деятельности гидрографических подразделений в военный период, сосредоточены необходимые материальные средства в центре и на флотах.

Начало Великой Отечественной войны вынудило управление прервать работы по совершенствованию навигационно-гидрографического обеспечения общего мореплавания. Ход войны подтвердил правильность предвоенного курса развития отечественной Гидрографической службы и показал, что военно-морские операции не могут проводиться без навигационно-гидрографического обеспечения, без полноценного использования сил и средств Гидрографической службы. В то же время сложившаяся в первые дни и месяцы войны обстановка на фронтах и на флотах не могла не отразиться на положении Управления. Началась перестройка работы самого Управления и его подразделений, в том числе связанная с переводом Управления в сентябре 1941 из Ленинграда в Москву, Омск, г. Катав-Ивановск.

Несмотря на огромные трудности первого периода войны, гидрографические подразделения смогли быстро отмобилизоваться и успешно решать с поставленными перед ними задачами. Управление в кратчайшие сроки организовало в новых местах базирования составление и издание навигационных карт и руководств для плавания, конструирование и выпуск штурманских приборов.

Обеспечение сил флотов штурманским вооружением, картами, пособиями, решение срочных оперативных заданий командования действующих флотов составили основу повседневной деятельности Управления и гидрографических отделов флотов. Я. Я. Лапушкин возглавил сформированную в Главном штабе ВМФ в Москве оперативную группу Гидрографического управления. При этом он не только осуществлял общее руководство гидрографической службой ВМФ, но и лично участвовал в навигационно-гидрографическом обеспечении боевых действий, зачастую выезжая на флоты и флотилии как для инспектирования гидрографических отделов, так и для оказания им практической помощи. В частности, Я. Я. Лапушкин лично участвовал в подготовке Новороссийской десантной операции, оказав большую помощь Гидрографическому отделу ЧФ в организации навигационно-гидрографического обеспечения десанта. Принял личное участие в Керченской десантной операции. За вклад в успешное проведение осенью 1943 операций на Черном море награждён в 1944 орденом Нахимова I степени.

Как отмечалось в представлении к награждению орденом Красного Знамени за подписью заместителя Наркома ВМФ адмирала Л. М. Галлера от декабря 1942 г., «за 4 года работы во главе Гидрографического управления под его непосредственным руководством проделана большая работа по обеспечению флотов и флотилий всеми видами гидрографического снабжения и обеспечения. В течение 2й Отечественной войны снабжение флотов всем необходимым производилось бесперебойно. Благодаря настойчивости и умелому руководству со стороны т. Лапушкина с флотами и флотилиями установилась и поддерживалась живая связь, благодаря чему все отрасли Гидрографического управления получили возможность быстрого и своевременного реагирования на все запросы. т. Лапушкин в своей работе проявляет инициативу и разворотливость, что позволяет и позволяло находить правильный выход при подчас сложной обстановке».

В период войны флоты и флотилии бесперебойно получали необходимые карты, руководства и пособия для плавания, гидрографическо-штурманскую технику и специальное навигационное оборудование, необходимая помощь гидрографическим службам флотов и флотилий, в отношении которых Гидрографическое управление также осуществляло эффективное систематическое техническое руководство. Большая заслуга в этих успехах принадлежала Я. Я. Лапушкину.

После окончания войны Гидрографическая служба под руководством Я. Я. Лапушкина приступила к плановым гидрографическим исследованиям одновременно с восстановлением разрушенной во время войны системы навигационного оборудования, а также обеспечением траления акваторий с учетом оставшейся после войны минной угрозы.

В связи с реорганизационными мероприятиями в конце и сразу после войны менялось название должности Я. Я. Лапушкина: с августа 1944 по январь 1946 — Начальник гидрографии ВМФ, с января по май 1946 — Главного гидрографического управления ВМФ, с мая 1946 по август 1947 — Гидрографического управления ВМС. Одновременно с этим Я. Я. Лапушкин являлся внештатным членом НТК ВМС.

Дальнейшая служба и научно-редакционная деятельность

В августе 1947, на фоне проводимого против высшего командного состава ВМФ дела (т. н. «Адмиральское дело» в отношении Н. Г. Кузнецова, Л. М. Галлера, В. А. Алафузова, Г. А. Степанова), освобожден от занимаемой должности и зачислен в распоряжение главкома ВМС, в декабре 1947 уволен из кадров ВМС.

В апреле 1948 арестован, необоснованно репрессирован.

В июле 1953 освобожден, реабилитирован и полностью восстановлен во всех званиях и наградах определением Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 28 июля 1953 года.

В 1953—1958 — Главный инженер научно-испытательного Гидрографического штурманского института ВМФ.

В 1958 уволен в запас по состоянию здоровья.

С декабря 1958 до ухода из жизни занимал редакторские должности в Центральном картографическом производстве ВМФ.

Я. Я. Лапушкин умер 16 сентября 1968 в Ленинграде, похоронен на Большеохтинском кладбище.

Награды

Орден Ленина (1954)

Орден Красного Знамени (1944)

Орден Красного Знамени (1944)

Орден Нахимова I степени (1945)

Орден Отечественной войны I степени (1943)

Орден Красной Звезды (1935)

Медаль «За оборону Ленинграда» (1942)

Медаль «За оборону Москвы» (1944)

Медаль «За оборону Кавказа» (1944)

Медаль «За победу над Германией» (1945)

Медаль «Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1965)

Медаль «За победу над Японией» (1945)

Медаль «Пятьдесят лет Вооруженных Сил СССР» (1958)

Медаль «Шестьдесят лет Вооруженных Сил СССР» (1968),

Медаль «В память 250-летия Ленинграда» (1957)

Именное оружие (1954)

Сочинения

С 1932 опубликовал в печати не менее 17 авторских научных работ и статей.

В 1939—1947 — ответственный редактор, в 1957—1960 и 1965—1968 — главный редактор научно-технического журнала «Записки по гидрографии».

В 1940—1948 — ответственный редактор, в 1954—1960 — главный редактор «Курса кораблевождения» — обобщенного капитального труда (23 книги) по вопросам штурманского дела, охватывавшего все основные вопросы теории и практики штурманского дела. При этому работу над задуманным им «Курсом» Я. Я. Лапушкин начал еще в 1938.

В 1940—1948 — заместитель ответственного редактора I тома «Морского атласа» (опубликован в 1950), получившего известность как уникальное издание, представлявшее огромную ценность для географической науки.

Редактор ряда других специальных изданий.

С 1934 являлся действительным членом Всесоюзного Географического общества, с 1938 по 1952 — член Президиума Ученого Совета Географического общества.

В разное время был Председателем и членом Государственных экзаменационных комиссий Военно-морской Академии, Ленинградского института точной механики и оптики, Высшего Арктического училища.

Память

Именем Я. Я. Лапушкина названа улица в г. Весьегонске. На одном из домов установлена мемориальная доска.

Отрывок, характеризующий Лапушкин, Яков Яковлевич

– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.