Маллен, Ларри

Ларри Маллен-младший Larry Mullen, Jr.
Основная информация
Полное имя	Лоренс Джозеф Маллен
Дата рождения	31 октября 1961(1961-10-31) (62 года)
Место рождения	Артейн, Дублин, Ирландия
Страна	Ирландия Ирландия
Профессии	барабанщик
Жанры	Рок, пост-панк, альтернативный рок
Коллективы	U2, Automatic Baby
Награды	«Грэмми»
[u2.com/ U2.com]

Ло́ренс (Ла́рри) Джо́зеф Ма́ллен-младший (англ. Laurence Joseph “Larry” Mullen, Jr.; род. 31 октября 1961 в Артейне, Дублин, Ирландия) — барабанщик ирландской рок-группы U2. Он является основателем U2, которая первоначально была известна под именем «Группа Ларри Маллена» (англ. The Larry Mullen Band). Его мастерство барабанщика известно по песням Sunday Bloody Sunday и Bullet the Blue Sky. В ходе своей карьеры он работал над множеством сторонних проектов, включая сотрудничество с Майклом Стайпом и Майком Миллзом из R.E.M. в образованной супергруппе Automatic Baby в 1993 году, и работу с коллегой по группе Адамом Клейтоном над перезаписью музыкальной темы для фильма «Миссия невыполнима» в 1996 году. Маллен и U2 получили множество наград, включая 22 «Грэмми».

Биография

Маллен — средний ребёнок и единственный сын Ларри и Маурин Маллен, родился 31 октября 1961 года и вырос в Артейне, северном пригороде Дублина. Маллен начал играть на ударных инструментах в 1970 году в возрасте 9 лет под руководством ирландского барабанщика Джо Бонни, а позднее его дочери Моники. В 1971 году Ларри был представлен одному из давних друзей отца, барабанщику Уэсли Керру, который обучал его вплоть до смерти младшей сестры Маллена, Мэри, в 1973 году. Мать Маллена погибла в автокатастрофе в ноябре 1978 года, через два года после основания U2.

До основания U2 Маллен состоял в дублинском маршевом оркестре Artane Boys Band, привнёсшем армейские барабанные ритмы в его обычную игру, например, в песню Sunday Bloody Sunday. В конце 1976 года Маллен основал U2, поместив ныне известное сообщение на доске объявлений общеобразовательной школы Mount Temple, содержащее что-то вроде «ударник ищет музыкантов для создания группы». Группа, исходно состоящая из Ларри Маллена, Пола Хьюсона (Боно), Дэвида Эванса (Эджа) и его брата Дика Эванса, Адама Клейтона и двоих друзей Маллена: Айвена Мак-Кормика и Питера Мартина, поначалу называлась «Группа Ларри Маллена», но быстро сменила имя на Feedback («фидбэк», «заводка»), потому что это был один из немногих известных им музыкальных терминов, и впоследствии на The Hype. Вскоре после создания, группу покинули Мак-Кормик и Мартин, и она, к тому времени известная под именем The Hype, стала квинтетом. Незадолго до победы в Лимерике на ирландском конкурсе талантов, они снова сменили своё название, наконец, на U2, формально сделав это на прощальном концерте Дика Эванса, став группой-квартетом как сегодня.

С ростом популярности U2 Маллен добавил окончание «младший» к своему имени, чтобы его перестали путать с отцом (тоже Ларри Малленом), получавшим большие налоговые счета, предназначенные для сына. Маллен не женат, но живёт со своей подругой Энн Эйксон более 30 лет. У них трое детей: Аарон Элвис (родился в 1995 году), Ава (родилась в 1998 году) и Эзра (родился в 2001).

Двоюродный брат Маллена, Оуэн, в 1994 году выиграл чемпионат Ирландии по футболу в составе команды Шемрок Роверс.

Ларри считается «тормозом группы», и предпочитает давать другим участникам группы быть в центре внимания на интервью. Маллен играл на синтезаторе или клавишных в некоторых песнях, включая United Colors из Original Soundtracks 1, альбома, который никогда ему не нравился. Маллен обожает мотоциклы Harley-Davidson и большой поклонник Элвиса Пресли. В настоящее время он проживает в Хауте, пригороде Дублина.

Стиль и техника

Люди говорят: «Почему бы вам не дать интервью? Что вы думаете об этом? Что вы думаете о том?» Моё дело в группе — играть на ударных, выходить на сцену и объединять группу. Вот что я делаю. По большому счёту это всё, что важно. Всё прочее к делу не относится.

Оригинальный текст (англ.)  

People say, “Why don’t you do interviews? What do you think about this? What do you think about that?” My job in the band is to play drums, to get up on stage and hold the band together. That's what I do. At the end of the day that's all that's important. Everything else is irrelevant.

— Ларри Маллен-мл.

После создания U2, стиль и техника игры Маллена начали развиваться. На первых порах его вклад в дело группы часто ограничивался барабанной дробью и связующими пассажами, но позже он стал более вовлечённым в создание песен, особенно в союзе с Адамом Клейтоном, его партнёром по ритм-секции, с которым сотрудничал в сольных проектах. Когда группа впервые за своё существование заключала контракт с лейблом CBS Records, те отказывались подписывать группу, если Маллен не уйдёт. Он остался, и в результате его игра на ударных стала более встроенной в структуру песен. Подростковый опыт Ларри Маллена в Artane Boys Band существенно повлиял на армейские барабанные ритмы, характерные для многих песен U2, помогая вызвать военные образы.

Во время записи альбома Pop в 1996 году, Маллен страдал от тяжёлой боли в спине. Запись была задержана в связи с хирургией. Когда он покинул больницу и вернулся в студию, то обнаружил, что остальные участники группы больше чем когда-либо экспериментируют с электронными драм-машинами, во многом побуждаемые, должно быть, увлечением Эджа танцевальной музыкой и хип-хопом. И, подверженный слабости после операции, он, наконец, уступил Эджу и продолжил использовать драм-машины, которые сильно поспособствовали электронному ощущению альбома.

На протяжении карьеры Маллен имел проблемы из-за тендинита. Как средство снижения боли и воспаления, он начал использовать специально разработанные барабанные палочки Pro-Mark. Он использует барабаны Yamaha и тарелки Paiste. Журнал Stylus поместил его на 21 место в списке 50 величайших рок-барабанщиков.

Сольные проекты

В своей карьере Маллен работал над многими сольными проектами, включая сотрудничество с Марией Мак-Ки, Нэнси Гриффит и Даниэлем Лануа, продюсером U2. Маллен играл на ударных во многих песнях альбома Wrecking Ball 1995 года кантри-исполнительницы Эммилу Харрис. Вместе с напарником по группе Адамом Клейтоном, Маллен записал саундтрек к фильму-римейку «Миссия невыполнима» 1996 года, изменив первоначальный тактовый размер 5/4 на более простой и танцевальный 4/4. Тема из фильма «Миссия невыполнима» достигла 8 места в американском хит-параде Billboard Hot 100 и выдвигалась на получение «Грэмми» в номинации «Лучшее инструментальное поп-исполнение». Маллен работал с продюсером Даниелем Лануа над его альбомом Acadie. Ларри Маллен и Адам Клейтон так же сотрудничали с Майком Миллзом и Майклом Стайпом из R.E.M., сформировав группу Automatic Baby исключительно для исполнения песни One на инаугурационном вечере Билла Клинтона на канале MTV в 1993 году. Название группы отсылает к наименованиям последних альбомов обеих групп, Automatic for the People и Achtung Baby. Ларри предоставил «маримбу и вдохновение» для песни Boy, Boy, Boy группы Underworld в их альбоме 2007 года Oblivion with Bells.

Конфигурация ударной установки

• Тарелки Paiste Signature:
  • 16" Power Crash;
  • 17" Power Crash;
  • 18" Power Crash;
  • 18" Full Crash;
  • 22" Power Ride;
  • 14" хай-хэты Heavy и Sound Edge.
• Барабаны Yamaha Birch Custom Absolute Nouveau (начиная с тура Elevation; ранее он использовал барабаны Yamaha Maple Custom тех же размеров):
  • 14x10" подвесной том;
  • два 16x16" напольных тома (один слева от хай-хэта и один справа от малого барабана в туре Vertigo). В предыдущих турах он использовал напольные томы 18x16" слева от хэтов;
  • 14x7" малый барабан Brady Sheoak Block — основной в туре Vertigo. В турах ZooTV и Elevation он использовал малый барабан 12x7" Sheoak Block. В туре Popmart в основном использовался 14x6" Jarrah Block. На некоторых концертах он использовал малый барабан 14x6" Jarrah Ply вместо Block;
  • 24x16" бас-барабан. В ходе тура ZooTV исключительно для малой сцены использовался 22x16". С тех пор он не использовал отличный от основного бас-барабан ни в одном туре.
• Японские дубовые барабанные палочки Pro-Mark 5A.
• Множество других ударных инструментов, включая ковбелы LP.

Награды

Маллен и U2 получили более 60 наград, включая 22 «Грэмми». 7 из них получены в номинации «Лучшее исполнение рок-дуэта или группы с вокалом», по два раза за «Альбом года», «Запись года», «Песню года» и «Лучший рок-альбом».

Отрывок, характеризующий Маллен, Ларри

– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.