Ларроча, Алисия де

Алисия де Ларроча

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Али́сия де Ларрóча (Ларрóча-и-де-ла-Кáлье, исп. Alicia de Larrocha y de la Calle; 23 мая 1923, Барселона — 25 сентября 2009, Барселона) — испанская пианистка.

Училась музыке с трёхлетнего возраста у Фрэнка Маршалла, дала первый концерт в возрасте шести лет в рамках масштабной Ибероамериканской выставки 1929 года в Севилье; первая её запись (две небольшие пьесы Фридерика Шопена) была сделана, когда пианистке было 9 лет.

С 1947 г. де Ларроча широко гастролирует, в 1954 г. совершила первое турне по США с Лос-Анджелесским филармоническим оркестром. Первоначально пианистка предпочитала моцартовский репертуар, однако в дальнейшем в силу её стремления пропагандировать испанскую и латиноамериканскую музыку с её именем стали связываться преимущественно произведения таких авторов, как Антонио Солер, Исаак Альбенис и учитель её учителя (а также её матери и тёти) Энрике Гранадос: из четырёх премий «Грэмми», полученных Алисией де Ларроча, две присуждены за исполнение сольных произведений Альбениса (1974, 1988), одна — Гранадоса (1991) и лишь ещё одна (1975) — за фортепианные концерты Равеля и Габриэля Форе. Среди других наград Алисии де Ларроча — Медаль Альбениса (2004) и Премия Принца Астурийского (1994).

Ссылки

• [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9B00E6D71339F930A15752C1A963958260 James Barron. Alicia de Larrocha; A Pianissimo Star] // New York Times, 23 ноября 1995.  (англ.)
• [www.nytimes.com/2009/09/26/arts/music/26larrocha.html?_r=4&hp Allan Kozinn. Alicia de Larrocha, Pianist, Dies at 86] // New York Times, 25 сентября 2009.  (англ.)

Отрывок, характеризующий Ларроча, Алисия де

Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему: