Ласалль, Антуан Шарль Луи

К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)

Шарль Ласалль
фр. Charles Lasalle
Прозвище	«Гусарский генерал» (фр. Le général hussard), «Пи́каро» (исп. Pícaro)
Дата рождения	10 мая 1775(1775-05-10)
Место рождения	Мец, провинция Лотарингия (ныне департамент Мозель), королевство Франция
Дата смерти	6 июля 1809(1809-07-06) (34 года)
Место смерти	у Ваграма, Австрийская империя
Принадлежность	Франция Франция
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1786 — 1809
Звание	Дивизионный генерал
Часть	Великой Армии
Командовал	10-м гусарским полком (1800-05) драгунской бригадой (1805) бригадой лёгкой кавалерии 5-го корпуса (1805-06) бригадой лёгкой кавалерии (1806) дивизией лёгкой кавалерии (1806-08)
Сражения/войны	Риволи (1797) Пирамиды (1798) Ульмская кампания (1805) Штеттин (1806) Голымин (1806) Прейсиш-Эйлау (1807) Деппен (1807) Гейльсберг (1807) Эсслинг (1809) Рааб (1809) Ваграм (1809)
Награды и премии

Граф (c 1808) Антуа́н Шарль Луи́ де Ласа́лль (фр. Antoine Charles Louis de Lasalle; 1775 — 1809) — легендарный французский кавалерийский командир периода революционных и наполеоновских войн, дивизионный генерал (1806).

Биография

Родился 10 мая 1775 году в Меце. Благодаря дворянскому происхождению, Ласалль одиннадцатилетним был произведён в офицеры (в 1786 году), но действительную службу начал 25 мая 1791 году в 24-м кавалерийском полку.

Начало деятельности

С наступлением Великой Французской революции Ласалль, в силу декрета Конвента, исключившего всех дворян из армии, вынужден был отказаться от офицерского звания и вступил рядовым в 23-й конно-егерский полк, с которым, в составе Северной армии, участвовал в войнах 1792—1794 годов.

Выдающиеся подвиги Ласалля в 1794 году вернули ему офицерское звание. Вследствие дружбы с молодым Келлерманом Ласалль стал адъютантом его отца, генерала Келлермана, командовавшего французской армией в Италии, но скоро замещённого Бонапартом.

Итальянская кампания

Итальянская кампания быстро выдвинула Ласалля, совершившего ряд подвигов самой блистательной храбрости. В сражении у Брешии Ласалль был взят в плен генералом Кваждановичем. Вурмзер, между прочим, спросил Ласалля, сколько лет Бонапарту. Находчивый Ласалль ответил: «Ему столько же лет, сколько было Сципиону, когда он победил Ганнибала». Польщённый тонким комплиментом, Вурмзер отпустил Ласалля на слово.

Под Виченцой Ласалль, в сопровождении 18 драгун, пробрался в австрийский тыл (по некоторым сведениям, для свидания с красавицей-маркизой де Сали, с которой познакомился ещё до занятия Виченцы австрийцами). На обратном пути все дороги оказались занятыми. Ласалль атаковал 100 австрийских гусар, пробрался к реке Бакильоне, был окружён 4-мя гусарами, ранил их всех, переплыл со своими людьми реку и присоединился к своему отряду как раз тогда, когда Бонапарт производил ему смотр. Всегда щегольски одетый и на прекрасных лошадях, Ласалль на этот раз явился на смотр весьма потрепанный, верхом на австрийской лошади, на австрийском седле. Спрошенный Бонапартом о причине такого странного появления, Ласалль рассказал, что он предпринимал рекогносцировку. И действительно, он отлично сумел наметить неприятельское расположение и доставил главнокомандующему драгоценные сведения. Бонапарт, всегда любивший подвиги безумной храбрости, произвёл его в следующий чин и перевёл в 7-й гусарский полк.

В сражении при Риволи Ласалль произвёл несколько лихих кавалерийских атак на колонну Кваждановича, а в конце боя отчаянной атакой 200 всадников опрокинул в овраг колонну Очкая, чем и был закончен бой. После сражения Ласалль, бледный и усталый, явился к главнокомандующему с отнятыми у австрийцев знамёнами; Бонапарт, указывая на них, сказал Ласаллю: «Отдохните на них, вы это вполне заслужили». Впоследствии Наполеон говорил: «Битву при Риволи выиграли: Массена, Жубер, Ласалль и я». Итальянская кампания дала Ласаллю случай отличиться также при Пиаве и Тальяменто.

Египетский поход

По заключении Кампо-Формийского мира Ласалль был командирован в Париж для участия в подготовке Египетской экспедиции. Участие в последней ознаменовалось для Ласалля длинным рядом новых подвигов.

В сражении при Пирамидах лихая атака экадрона Ласалля довершила поражение Мурад-бея. Произведённый за это сражение в полковники и назначенный командиром 22-й конно-егерской полубригады, Ласалль, находясь во главе кавалерийского авангарда, под начальством Даву, выполнял самые рискованные задачи, отличившись при Суаже, Согейдже, Самхуде, Шебрейсе (где Ласалль сломал в бою 7 сабель, а под ним было убито 3 лошади) и Салахие. В последнем сражении, во время атаки на мамелюков, Ласалль нечаянно уронил саблю, но немедленно подхватил её с земли, вскочил на лошадь и врубился в неприятельские ряды.

В деле при Ремедие Ласалль спас жизнь Даву, отважно бросившись на окруживших последнего арабов. За отличия Первый консул наградил Ласалля почётной саблей и пистолетами. 25 августа 1800 года возглавил 10-й гусарский полк.

Европейские кампании

1 февраля 1805 года Ласалль был произведён в бригадные генералы, и 2 марта получил под своё начало бригаду драгун (4-й и 14-й драгунские полки) в Амьене. Бригада была частью 1-й драгунской дивизии Клейна. 13 декабря 1805 года переведён командиром бригады лёгкой кавалерии 5-го армейского корпуса Великой Армии.

20 сентября 1806 года Наполеон сформировал бригаду лёгкой кавалерии из 5-го и 7-го гусарских полков в составе резервной кавалерии Мюрата. Во время преследования остатков разбитой под Ауэрштедтом и Йеной прусской армии, Ласалль 28 октября 1806 года взял в плен у Пренцлау князя Гогенлоэ с 16 тысяч человек пехоты, всей почти королевской гвардией, 45 знамёнами и 65 пушками.

Наполеон выразил Ласаллю в приказе по армии благодарность, а на следующий день Ласалль, во главе своей бригады, появился под крепостью Штеттин, хорошо укреплённой и снабжённой и имевшей 6-тысячный гарнизон при 160 орудиях, и потребовал её сдачи. В 2 часа утра комендант Штеттина подписал капитуляцию, по которой гарнизон должен был в 8 часов утра дефилировать из крепости и сдаться в плен.

Ласалль тотчас же послал об этом донесение Мюрату, прося у него пехоты. К 8 часам утра прибыл, однако, всего один полк с 2 орудиями. Вышедшие из крепости прусские войска, заметив незначительность французского отряда, решили сопротивляться. Тогда Ласалль отчаянной атакой рассеял их по равнине, а подошедшая тем временем пехота Виктора положила конец бою. По этому случаю Наполеон писал Мюрату: «Если ваши гусары берут крепости, то мне остается расплавить тяжёлую артиллерию и распустить инженеров».

В сражении при Швартау (6 ноября) Ласалль сыграл весьма видную роль в обходном движении, принудившем Блюхера капитулировать.

Как энергично действовал Ласалль в течение этой кампании, видно из того, что с 7 октября по 7 ноября 1806 года его бригада ежедневно делала в среднем по 41 км, а в экстренных случаях — вдвое больше.

Для характеристики же его строжайшего отношения к воинской чести лучше всего может служить случай с его бригадой при Голымине (26 декабря 1806 года). Получив приказание атаковать русскую артиллерию, бригада двинулась вперёд, как вдруг послышался крик «стой», повторившийся по всей линии. Эскадроны остановились, ряды разорвались, а затем, в силу ничем необъяснимой паники, кинулись назад в таком беспорядке, что только через полчаса их удалось собрать снова. Ласалль повёл бригаду опять вперёд, поставил её под выстрелы неприятельских орудий и держал таким образом неподвижно до полуночи. Бригада понесла чувствительные потери, а под Ласаллем было убито 2 лошади.

30 декабря 1806 года Ласалль получил чин дивизионного генерала, и возглавил дивизию лёгкой кавалерии. В кампании 1807 года Ласалль сражался у Прейсиш-Эйлау, Деппена, Фридланда и Кёнигсберга , а в сражении при Гейльсберге спас Мюрата, окруженного двенадцатью русскими драгунами. Шарль заметив отчаянное положение маршала, врубился в ряды противника, убил их командира, а остальных обратил в бегство. Через 2 часа Мюрат оказал Ласаллю такую же услугу, после чего пожал ему руку со словами: «Генерал, мы в расчёте» (фр. Général, nous sommes quittes).

Испанская кампания

15 февраля 1808 года Ласалль возглавил новую дивизию лёгкой кавалерии, сформированную Императором для действий в Испании, в июне нанёс у Торквемады поражение испанским инсургентам, а затем после сражения у деревни Кабезон взял город Вальядолид.

В сражении при Медина-дель-Рио-Секко (14 июня), только благодаря отважным и умелым действиям Ласалля, 12 000 французов, под начальством маршала Бессьера, одержали победу над 40 000 испанцев.

При отступлении французов на Витторию Ласаллю впервые пришлось командовать арьергардом, он обнаружил при этом выдающиеся способности к маневрированию.

10 ноября, в сражении при Бургосе, Ласалль во главе двух конно-егерских полков взял в плен неприятельскую дивизию, 12 пушек и 17 знамён. Через несколько дней при Вилларейо Ласалль нанёс новое поражение испанцам, а в марте следующего года очистил левый берег Тахо и принял участие в сражении при Меделине, и только лихая атака Ласалля с 26-м драгунским полком на 6-тысячное испанское каре дала возможность французской армии, окружённой превосходящим неприятелем, отступить за реку Меделину по единственному мосту.

За свои умелые действия на Пиренейском театре военных действий получил прозвище: «Пикаро» (исп. Picaro).

Война пятой коалиции

В начале войны с Австрией в 1809 году Наполеон назначил Ласалля командиром лёгкой кавалерийской дивизии в составе Армии Германии, командуя которой Ласалль отличился в сражениях при Альтенбурге, Эсслинге и Раабе.

Во время отважных атак при Эсслинге, дорого обошедшихся австрийцам, половина дивизии Ласалля осталась на поле сражения. В этом сражении Ласалль спас жизнь маршалу Бессьеру.

В сражении при Ваграме Марюла и Ласаллю было поручено прикрывать знаменитый фланговый марш Массены. Рядом своих атак Ласалль останавливал австрийскую кавалерию, несколько раз покушавшуюся на корпус Массены. Вечером Ласалль опрокинул несколько неприятельских каре, прорвал австрийскую линию при Леопольдау и вслед за последней атакой на корпус Кленау отдал трубачу приказ играть сбор. В этот момент Ласалль был сражён пулей, посланной одним раненым венгерским гренадером, лежавшим в 15 шагах.

Накануне битвы, открыв свой багаж, и найдя свою курительную трубку поломанной, а флакон с ликёром и портрет жены разбитыми, он сказал своему адъютанту, командиру эскадрона Коэтлоке: «Я не выживу в этот день» (фр. Je ne survivrai pas à cette journée).

Память о Ласалле

Наполеон приказал поставить статую Ласалля на мосту Согласия в Париже. Останки Ласалля в 1891 году были перенесены в Дом инвалидов, а в 1893 году в Люневилле Ласаллю воздвигнут памятник.

Блестящий кавалерийский генерал, храбрый до самозабвения, решительный, обладавший необыкновенным глазомером и быстротой, великолепный авангардный начальник, решавшийся на самые отчаянные предприятия и в то же время умевший высоко ценить жизнь своих подчинённых и братской заботливостью о них успевший снискать их глубокую любовь и уважение, — таков был Ласалль, этот, поистине, «рыцарь без страха и упрёка».

Наполеон, умевший давать меткие характеристики, сказал как-то о русском генерале Кульневе: «Кульнев это — Ласалль русской армии». В письме к жене Ласалль писал: «Моё сердце — для тебя, моя кровь — для императора, а моя жизнь — для чести» (фр. Mon cœur est à toi, mon sang à l’empereur, ma vie à l’honneur). Ласаллю также принадлежат фразы: «Гусар, который не убит в 30 лет, не гусар, а дерьмо!» (фр. Tout hussard qui n’est pas mort à trente ans est un jean-foutre) и «Гусар, который не курит — дрянной солдат» (фр. Un hussard qui ne fume pas est un mauvais soldat).

Воинские звания

• Младший лейтенант (19 июня 1786 года);
• Конный егерь (20 февраля 1794 года);
• Сержант (21 марта 1794 года);
• Лейтенант (10 марта 1795 года);
• Капитан (7 ноября 1796 года);
• Командир эскадрона (6 января 1797 года, утверждён 22 апреля 1797 года);
• Полковник (23 июля 1798 года);
• Бригадный генерал (1 февраля 1805 года);
• Дивизионный генерал (30 декабря 1806 года).

Титулы

• Граф Ласалль и Империи (фр. comte de Lasalle et de l'Empire; декрет от 19 марта 1808 года, патент подтверждён в июне 1808 года).

Награды

• Почётная сабля и пистолеты (5 августа 1800 года)
• Кавалер Легионер ордена Почётного легиона (11 декабря 1803 года)
• Коммандор ордена Почётного легиона (14 июня 1804 года)
• Кавалер ордена Железной короны (25 июня 1807 года)
• Великий офицер ордена Почётного легиона (4 сентября 1808 года)
• Ежегодная рента в 25 000 франков с Вестфалии (16 марта 1808 года)
• Ежегодная рента в 25 000 франков с Ганновера (16 марта 1808 года)

Источники

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• Charles Mullié. Biographie des célébrités militaires des armées de terre et de mer de 1789 à 1850, 1852.
• [www.napoleon-series.org/research/commanders/c_lasalle.html Двадцатка лучших кавалерийских генералов Наполеона]

Отрывок, характеризующий Ласалль, Антуан Шарль Луи

– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.