Латинские патриархи Константинополя
Поделись знанием:
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Латинский патриарх Константинопольский — титул предстоятеля (патриарха) церкви латинского обряда, возникший в 1204 году в результате захвата крестоносцами в ходе Четвёртого крестового похода Константинополя, объявленного столицей Латинской (Романской) империи.
Содержание
История
Вместе с новой политической властью, в Латинской (Романской) империи была установлена и новая власть церковная, латинство насильно распространялось на захваченных территориях, где, кроме того, появились иконно католические жители.
На кафедру православных константинопольских патриархов был посажен латинский патриарх. Такое состояние длилось до 1261 года, когда Константинополь был отвоеван императором Михаилом VIII Палеологом, который возродил Византийскую империю.
С падением Латинской империи константинопольский патриарх переместился в королевство Кандия на о. Крит, а затем в Негропонт (о. Эвбея).
Временное преимущество латинский патриархат получал после подписания уний с Римом после Лионского собора (1274) и Флорентийской унии (1439).
После Ферраро-Флорентийского Собора константинопольский православный и латинский патриархаты временно объединились[1]. Константинопольскими патриархами считались униаты, пребывавшие в Константинополе. Так что с 1440 по 1450 гг. (в 1450/1451 Григорий Мамма бежал в Рим) католические патриархи являлись не по названию, а реальными.
С падением Константинополя под ударами турок роль православной Константинопольской Церкви среди её паствы значительно возросла. Османский султан Мехмед II Завоеватель (1432—1481), захвативший Константинополь, не только оставил Константинопольским патриархам (православным) церковную власть над православным населением новообразованной империи, но и наделил их также политической властью, которой они не имели в Византии. Константинопольский Патриарх разделил с султаном политическое лидерство среди православного населения Османской империи.
С 1772 года Константинопольский патриархат становится титулярным, а латиняне, проживающие на территории Константинопольского патриархата были подчинены апостольскому викариатству в Константинополе.
В 1964 году патриархат, для улучшения отношений с православием, был упразднён.
Список Латинских патриархов Константинопольских
- Томаззо Морозини (1204—1211);
- вакантно 1211—1215;
- Гервасий (1215—1219);
- вакантно 1219—1221);
- Матфей (1221—1226);
- Жан I Альгрин (23 декабря 1226) — назначен, но от поста отказался;
- Симон (1227—1233);
- Никола де Кастро Арквато (1234—1251);
- вакантно 1251—1253;
- Панталеоне Джустиани (1253—1286) (титулярный с 1261);
- Пьетро Коррер (1286—1302);
- Леонардо Фальеро (1302—1305);
- Николай, архиепископ Фив (1308—1331);
- Кардиналис (1332—1335);
- Гоццио Батталья (1335—1339);
- Роландо д’Асти (24 ноября 1339);
- Анри д’Асти, епископ Негропонта (1339—1345);
- Эстьен де Пину (март 1346);
- Джильермо (1346—1361) (коадъютор: 1361—1364);
- св. Пьер Фома, архиепископ Кандии (1364—1366);
- Павел, архиепископ Фив (1366—1370);
- Уголино Малабранка (1371—1375);
- Джакомо д’Итри, епископ Отранто (1376—1378);
- Джильермо, епископ Урбино (1379);
- Павел, архиеп. Коринфа (1379);
- вакантно 1380—1390;
- Анжело Коррер (1390—1405) (затем папа римский Григорий XII);
- Луиджи, арх. Митилен (1406—1408);
- Антонио Коррер (1408; коадъютор);
- Альфонс, архиепископ Севильи (1408);
- Франческо Ландо (1409) (патриарх Градо);
- Джованни Контарини (1409-?);
- Жан де ла Рош-Телье (1412—1423);
- Джованни Контарини (1424-?);
- Франческо ди Конца (1430-?);
- Джованни Франческо Кондульмер (1439-?);
- Митрофан (1440—1445) (униат);
- Григорий Мамма (1445—1459) (униат);
- Исидор (1459—1463) (униат, митрополит Киевский, бывший митрополит Русский);
- Иоанн Виссарион (1463—1472) (униат, бывший архиепископ Никейский);
- Пьетро Риарио (1472—1474);
- Джироламо Ландо (1474—1496);
- Джованни Мичеле (1497—1503);
- Джованни Борджиа (1503);
- Франциско де Лорис (1503—1506);
- Марко Корнаро (1506—1507 и 1522—1524);
- Тамаш Бакоц (1507—1521);
- Джулио Самнио де Самисио (1524—1530);
- Франческо Песаро (1530—1544);
- Марино Гримани (1545—1546);
- Рануччио Фарнезе (1546—1549 и 1554—1565);
- Фабио Колонна (1550—1554);
- Шипионе Ребиба (1565—1573);
- Просперо Ребиба (1573—1594);
- Сильвио Савелли (1594—1596);
- Эриколе Тассони (1596—1597);
- Бонифацио Бевилаква (1598—1599);
- Бонавентура Секузио де Калтаджироне (1599—1618);
- Асканио Гесуальди (1618—1640);
- Франческо-Мария Макиавелли (1640—1641);
- Джованни Джакомо Панчироли (1641—1643);
- Джованни-Баттиста Спада (1643—1658);
- Волумнио Бандинелли (1658—1667);
- Стефано Уголини (1667—1670);
- Федерико Борромео (1670—1673);
- вакантно 1673—1689;
- Одоардо Чибо (1689 — 6 февраля 1705);
- Алессандро Чибо (1705);
- Лодовико Пико делла Мирандола (1706—1712);
- Андре Риггио (1716—1717);
- Камилло Чибо (1718—1729);
- Мондилло Орсини (1729-?);
- Фердинандо-Мария де Росси (1751—1759);
- Филипе Кауччи (1760—1771);
- Хуан Португаль де ла Пуэбла (1771—1779);
- Франческо Антонио Маруччи (1781—1799);
- Бенедетто Феноя (1805—1812);
- Джузеппе делла Порта Родиани (1823—1835);
- Джованни Солья Черони (1835—1839);
- Антонио Траверси (1839—1842);
- Джованни-Джакомо Синибальди (1843-?);
- Фабио Мария Асквини (1844—1846);
- Джованни-Луиджи Канали (1845—1851);
- Доминико Луччарди (10 апреля-5 сентября 1851);
- Джузеппе Мельчиаде Ферлиси (23 марта 1860-10 января 1864);
- Руджеро-Луиджи-Эмидио Античи Маттеи (8 января 1866 — 17 сентября 1875);
- Джакобо Галло (15 июля 1878 — 24 ноября 1881);
- Джулио Ленти (6 сентября 1887 — 23 октября 1895);
- Джованни Баттиста Казали дель Драго (29 ноября 1895 — 22 июня 1899);
- Алессандро Санминителли-Забарелла (22 июня 1899 — 15 апреля 1901);
- Карло Ночелла (18 апреля 1901 — 22 июня 1903);
- Джузеппе Чепетелли (22 июня 1903 — 12 марта 1917);
- Микеле Дзецца ди Дзапонетта (20 декабря 1923 — 26 июня 1927);
- Антонио Анастазио Росси (19 декабря 1927 — 29 марта 1948);
- вакантно 1948—1964.
См. также
Напишите отзыв о статье "Латинские патриархи Константинополя"
Примечания
- ↑ Латинский патриархат, возможно, был упразднён
Литература
- [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k220817b.r=Revue%20de%20l'Orient%20latin.langEN Revue de l’Orient latin] (фр.)
Отрывок, характеризующий Латинские патриархи Константинополя
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
