Патриарх Иерусалима (латинский обряд)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Латинский патриарх Иерусалима»)
Перейти к: навигация, поиск

Латинский Патриарх Иерусалима — титул архиепископа Иерусалима латинского обряда. Митрополия Иерусалима распространяет свою юрисдикцию на всех католиков латинского обряда в Израиле, Палестине, Иордании и на Кипре. Восточные католические церкви (Мелькитская и Маронитская) имеют на этих территориях свои независимые от латинского Патриарха епархии.

Патриарх Иерусалима в настоящее время один из трёх архиепископов латинского обряда, которому по историческим причинам дарован титул патриарха, более характерный для Восточных церквей. Другими двумя являются Патриарх Венеции и Патриарх Лиссабона (кроме того существует вакантный с 60-х годов XX века Патриархат Западной Индии).





Патриархат времён Крестовых походов

В 1099 году Иерусалим был захвачен участниками Первого Крестового похода, основавшими Иерусалимское королевство, которое просуществовало почти 200 лет. Латинская иерархия была установлена в Иерусалимском королевстве под властью латинского патриарха Иерусалимского. До этого все христиане на Святой земле были на попечении Православного патриарха Иерусалимского. Когда последние остатки Иерусалимского королевства были побеждены мамлюками в 1291 году, латинская иерархия была устранена в Леванте. Однако, Римско-католическая церковь продолжила назначать титулярных патриархов Иерусалима, которые располагались в базилике ди Сан Лоренцо фуори Ле Мура в Риме после 1374 года.

В период существования Иерусалимского королевства латинский патриархат был разделен на четыре митрополии — их главы, носили титулы архиепископа Тира, архиепископ Цезареи, архиепископ Назарета и архиепископа Петры и множества суффраганных епархий. Латинский патриарх управлял Латинским кварталом города Иерусалима (Гроб Господень и непосредственное окружение), и имел как своих прямых суффраганов-епископов Лидды-Рамлы, Вифлеема, Хеврона и сектора Газа, и аббатов Храма, горы Сион и Елеонской горы.

Современный патриархат

Титул латинского патриарха Иерусалима был восстановлен как действующий пост в 1847 году для епископа Джузеппе Валерга. Латинский патриарх Иерусалима — теперь епархиальный епископ католиков латинского обряда на Святой земле, включая Иорданию и Кипр. С июня 2016 года, когда в отставку в связи с достижением 75-летнего возраста подал патриарх Фуад Туаль, пост патриарха вакантен. Апостольским администратором патриархата является архиепископ Пьербаттиста Пиццабалла[1]. Место жительства Патриарха находится в Старом городе Иерусалима, в то время как семинария, которая является ответственной за литургическое образование, в 1936 году была перемещена в Бейт-Джалу, город в 10 км к югу от Иерусалима.

Список Патриархов Иерусалимских латинского обряда

Иерусалим потерян в 1187; резиденция патриарха перенесена в Акру:

Акра потеряна в 1291; резиденция перемещена на Кипр, а позднее в Рим после 1374; только почётные патриархи до 1847.

Восстановление резиденции латинских патриархов Иерусалима с юрисдикцией в 1847.

Восстановлена иерархия латинского патриархата в 1889.

См. также

Напишите отзыв о статье "Патриарх Иерусалима (латинский обряд)"

Примечания

  1. [www.gcatholic.org/dioceses/diocese/jeru0.htm Patriarchal See of Jerusalem]

Ссылки

  • [www.catholic-hierarchy.org/diocese/dgeru.html Patriarchatus Hierosolymitanus Latinorum]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Патриарх Иерусалима (латинский обряд)

Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.