Латинский собор (Львов)

Достопримечательность
Архикафедральная базилика Успения Пресвятой Девы Марии Архикатедральна базиліка Успіння Пресвятої Діви Марії
Страна	Украина
Город	Львов
Конфессия	Римско-католическая церковь
Епархия	Архиепархия Львова
Архитектурный стиль	готика, ренессанс, барокко, эклектика
Автор проекта	Петр Штехер
Строительство	1360—1479 годы
Статус	Охраняется государством Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 865 [whc.unesco.org/ru/list/865 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/865 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/865 фр.]

Собор Успения Девы Марии (Архикафедральная базилика Успения Пресвятой Девы Марии, укр. Архикатедральна базиліка Успіння Пресвятої Діви Марії, польск. Bazylika Archikatedralna pw. Wniebowzięcia Najświętszej Marii Panny) — католический собор во Львове (Украина). Кафедральный собор Львовского архидиоцеза, единственный храм Украины имеющий почётный статус «малой базилики». Памятник архитектуры. Единственный памятник во Львове, значительно сохранивший черты первоначального готического облика. Здесь 1 апреля 1656 года польский король Ян II Казимир Ваза дал львовские обеты. 25 июня 2001 года храм посетил папа римский Иоанн Павел II. Адрес — Кафедральная площадь, д. 1.

История сооружения и реставрации

Латинский кафедральный собор был основан на месте православной Успенской церкви, перенесенной на Русскую улицу. Строительство Латинского костёла начал львовский архитектор П. Штехер в 1360 году, продолжали работы И. Гром и А. Рабиш, закончил строительство в 1479 году Г. Штехер.

В 1672 году после осады Львова турками на стене храма повесили турецкие пушечные ядра.

В 1760—1778 годах велись реставрационные работы проведенные по проекту и под руководством львовского зодчего П. Полейовского, который значительно изменил внешний вид здания, придав ему популярные тогда формы архитектуры барокко; были снесены многочисленные часовни, окружавшие храм. В 1772 году в знак протеста против оккупации Галиции Австрией львовяне замуровали парадный готический вход собора.

В 1892—1930 годах с перерывами велись реставрационные работы с целью вернуть памятнику первоначальный готический облик (архитектор М. Ковальчук, профессоры В. Садловский и Т. Обминский).

В 1910 году на стене собора установили мемориальную доску в честь 500-летия битвы под Грюнвальдом, где объединённые войска славянских народов нанесли поражение Тевтонскому ордену. В 1941 году доску уничтожили гитлеровцы.

Архитектура

Собор выполнен из камня, трёхнефный, зального типа, с вытянутой гранёной апсидой. Памятник имеет 67 метров в длину и 23 метра в ширину. Основное пространство близко по объёму к кубу, но вокруг собора было пристроено множество часовен, из-за чего его объём имеет более сложную конфигурацию. Готическую вертикальность здания усиливает высокий щипец крыши. Башня на главном фасаде имеет барочное завершение и расположена асимметрично, так как вторая колокольня осталась недостроенной. В интерьере высокие пучковые колонны поддерживают стрельчатые арки и свод с готическими нервюрами; стены и свод покрыты фресками. В интерьере и внешнем декоре здания сохранилось множество произведений мемориальной скульптуры.

Часовни

На площади вокруг римокатолического Кафедрального костёла долгое время хоронили умерших. Только в 1765 году все погребения, кроме часовни Боимов, а также надгробия и склепы были снесены с площади, а дальнейшие захоронения на ней — запрещены. Остался ряд часовен XVI, XVII и XVIII веков, которые были пристроены к основному объёму Латинского собора:

• часовня Милевских, так же называемая часовней архиепископа Юзефа Бильчевского. Построена в XVI веке, изменена в стиле модернизма в 1904 году;
• часовня Богоматери Ченстоховской с мраморным надгробием коменданта Львова Павла Гродзицкого (умер в 1634 году);
• часовня Распятия, в стиле рококо, XVIII век, с реликвиями Якуба Стрепы, архиепископа львовско-люблинского (умер в 1411 году);
• часовня Замойских с двумя алебастровыми склепами архиепископов Яна Замойского (умер в 1614 году) и Яна Тарновского (умер в 1669 году);
• часовня Бучацких с копией картины Петера Пауля Рубенса и образом «Сын марнотратный» в манере Луки Джордано;
• часовня Наисвятейшего сакрамента, в стиле рококо, XVIII век, с фресками Станислава Строинского;
• часовня Богоматери;
• часовня Кампианов, самая известная из часовен Латинского собора.

В Латинском соборе были захоронены также польские воины, павшие в многочисленных войнах, которые вело Польское государство. Сюда с войны против молдавского господаря Богдана в 1450 году привезли тела русского воеводы Петра Одровонжа, Миколая Поравы, Михала Бучанского и командиров львовских добровольцев Януша и Адама Замхов. Здесь же были похоронены погибшие в 1506 году в битве против татар Щенсны и Гжегож Струси; погибшие в битве под Сокалем 2 августа 1519 года представители знатнейших фамилий: Гербурты, Боратинские, Фредры.

Тела павших клали в гробы, покрытые ярко-красным бархатом «в знак пролитой крови».

Витражи

Все витражи были выполнены в конце XIX века на основании конкурсов известными художниками.

• С левой, северной стороны находятся витражи:
  • «Хиротония Григория из Сянока на архиепископа львовского» работы Тадеуша Попеля.
  • «Обеты Яна Казимира» Юзефа Меххофера.
  • «Основатель собора Казимир Великий» Эдуарда Лепшего.
• В среднем окне над главным алтарём есть витраж «Святейшая Госпожа Мария, увенчанная польской короной», выполненный в 1902 году по проекту Е. Лепшего.
• С правой, южной стороны есть пять окон с витражами:
  • «Оборона Львова Святым Яном из Дукли» Станислава Качора Батовского.
  • «Святые покровители Польши» Яна Матейко и Томаша Лисевича.
  • «Святое семейство» Фердинанда Лауфбергера.
  • «Богоматерь Подкаменецкая» Тадеуша Крушевского.
  • «Святой Костантин и Святая Елена» Юлиана Макаревича.

Литература

• Памятники градостроительства и архитектуры Украинской ССР. Киев: Будивельник, 1983—1986. Т. 3. С. 78.

Ссылки

• [lwowskabazylika.org.ua/ Официальный сайт метрополитальной базилики] (польск.)
• [www.rkc.lviv.ua/Cx5.php3?D=A&R=Lv&P=LC&L=p Метрополитальная базилика Санктуариум] (польск.)
• [www.geocities.com/staszekkos/Zabytki.htm Латинский собор во Львове] (польск.)
• [www.lwow.home.pl/lwow2002/katedra.html Фотографии интерьера костёла] (польск.)
• [step-to-lviv.com.ua/ru/node/462 Фотогалерея собора] (польск.)

Отрывок, характеризующий Латинский собор (Львов)

– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.