Латинское произношение и орфография

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

В данной статье рассматривается классическое латинское произношение образованных людей Рима времён поздней республики (147—30/27 гг. до н. э.), а также современные варианты латинского произношения, которые различаются в разных традициях изучения языков.





Буквы и фонемы

Согласные

  Губно-губные Губно-зубные Зубные Нёбные Задненёбные Горловые
простые огуб-
лённые
взрывные звонкие B /b/ D /d/ G /ɡ/  
глухие P /p/   T /t/   C или K /k/ 1 QV /kʷ/
фрикативные звонкие   Z /z/²
глухие   F /f/ S /s/ H /h/
носовые M /m/ N /n/   G/N [ŋ]³    
ротические R /r/4      
аппроксиманты (полугласные)   L /l/5 I /j/6 V /w/6
  1. В ранней латыни буква K регулярно писалась перед A, но в классическое время сохранилась лишь в очень ограниченном наборе слов.
  2. /z/ в классической латыни является «импортной фонемой»; буква Z использовалась в греческих заимствованиях на месте дзеты (Ζζ), которая, как предполагается, ко времени её включения в латинский алфавит обозначала звук [z]. Между гласными этот звук мог быть удвоенным, т. е. [zz]. Некоторые считают, что Z могло обозначать аффрикату /dz/, но надёжных свидетельств этому нет.
  3. Перед велярными согласными /n/ ассимилировалась по месту артикуляции в [ŋ], как в слове quinque ['kʷiŋkʷe]. Кроме того, G обозначало велярный носовой звук [ŋ] перед N (agnus: ['aŋnus]).
  4. Латинское R обозначало либо альвеолярный дрожащий звук [r], как испанское RR, либо альвеолярный флэп [ɾ], подобно испанскому R не в начале слова.
  5. Предполагается, что фонема /l/ имела два аллофона (примерно как в английском). Согласно Allen (Chapter 1, Section v), это был веляризованный альвеолярный боковой аппроксимант [ɫ] как в английском full в конце слова или перед другой согласной; в других случаях это был альвеолярный боковой аппроксимант [l], как в английском look.
  6. V и I могли обозначать как гласные, так и полугласные фонемы (/ī/ /i/ /j/ /ū/ /u/ /w/).

PH, TH, и CH использовались в греческих заимствованиях на месте фи (Φφ /pʰ/), теты (Θθ /tʰ/) и хи (Χχ /kʰ/) соответственно. В латинском языке не было придыхательных согласных, поэтому эти диграфы чаще всего читались как P (позже F), T, и C/K (исключение составляли наиболее образованные люди, хорошо знакомые с греческим).

Буква X обозначала сочетание согласных /ks/.

Удвоенные согласные обозначались удвоенными буквами (BB /bː/, CC /kː/ и т. д.). В латыни долгота звуков имела смыслоразличительное значение, например anus /ˈanus/ (старуха) или ānus /ˈaːnus/ (кольцо, анус) или annus /ˈanːus/ (год). В ранней латыни двойные согласные писались как одинарные; во II веке до н. э. их начали обозначать в книгах (но не в надписях) с помощью серповидного диакритического знака, известного как «сицилиус» (по-видимому, наподобие ň). Позже стали писать привычные нам двойные согласные.

(1) Фонема /j/ встречается в начале слов перед гласной или в середине слов между гласными; во втором случае она удваивается в произношении (но не на письме): iūs /juːs/, cuius /ˈkujjus/. Поскольку такой удвоенный согласный делает предшествующий слог долгим, то в словарях предшествующая гласная отмечается макроном как долгая, хотя в действительности эта гласная обычно краткая. Слова с приставками и составные слова сохраняют /j/ в начале второго элемента слова:: adiectīuum /adjekˈtiːwum/.

(2) По всей видимости, к концу классического периода /m/ в конце слов произносилось слабо, либо глухо, либо лишь в виде назализации и удлинения предшествующего гласного. Например, decem («10») должно было произноситься [ˈdekẽː]. В поддержку этой гипотезы указывают не только ритмы латинской поэзии, но и тот факт, что во всех романских языках конечное M было потеряно. Для упрощения, а также ввиду неполной доказанности этой гипотезы, M обычно считается всегда изображающей фонему /m/.

Гласные

  передний ряд средний ряд задний ряд
долгие краткие долгие краткие долгие краткие
высокого подъёма I   /iː/ I   /ɪ/   V   /uː/ V   /ʊ/
среднего подъёма E   /eː/ E   /ɛ/   O   /oː/ O   /ɔ/
низкого подъёма   A   /aː/ A   /a/  
  • Каждая гласная буква (возможно, за исключением Y) обозначает по меньшей мере две разные фонемы: долгий и краткий гласный. A может обозначать либо краткое /a/, либо долгое /aː/; E может обозначать либо /ɛ/, либо /eː/ и т. д.
  • Y использовалась в греческих заимствованиях на месте буквы ипсилон (Υυ /ʏ/). В латыни изначально не было огублённых гласных переднего ряда, поэтому если римлянин не умел произносить этот греческий звук, то он читал ипсилон как /ʊ/ (в архаичной латыни) или как /ɪ/ (в классической и поздней латыни).
  • AE, OE, AV, EI, EV были дифтонгами: AE = /aɪ/, OE = /ɔɪ/, AV = /aʊ/, EI = /eɪ/ и EV = /ɛʊ/.  AE и OE в послереспубликанский период стали монофтонгами /ɛː/ и /eː/, соответственно.

Другие замечания по орфографии

  • Буквы C и K обе обозначают /k/. В архаических надписях C обычно используется перед I и E, в то время как K используется перед A. Однако в классическое время использование K было ограничено очень небольшим списком исконно латинских слов; в греческих заимствованиях каппа (Κκ) всегда передаётся буквой C.  Буква Q позволяет различать минимальные пары с /k/ и /kʷ/, например cui /kui̯/ и qui /kʷiː/.
  • В ранней латыни C обозначало две разные фонемы: /k/ и /g/. Позже была введена отдельная буква G, однако написание C сохранилось в сокращениях ряда древнеримских имён, например Gāius (Гай) сокращённо писалось C., а Gnaeus (Гней) как Cn.
  • Полугласный /j/ регулярно удваивался между гласными, но это не показывалось на письме. Перед гласным I полугласный I не писался вообще, например /ˈrejjikit/ ‘бросил назад’ чаще писалось reicit, а не reiicit.

Долгота гласных и согласных

В латинском языке долгота гласных и согласных имела смыслоразличительное значение. Долгота согласных обозначалась их удвоением, однако долгие и краткие гласные в стандартном письме не различались.

Всё же были попытки ввести различение и для гласных. Иногда долгие гласные обозначались удвоенными буквами (эту систему связывают с древнеримским поэтом Акцием (Accius)); существовал также способ помечать долгие гласные с помощью «апекса» — диакритического значка, похожего на акут (буква I в этом случае просто увеличивалась в высоту).

В современных изданиях при необходимости обозначить долготу гласных над долгими гласными ставят макрон (ā, ē, ī, ō, ū), а над краткими — бреве (ă, ĕ, ĭ, ŏ, ŭ).

Слоги и ударение

В латинском языке слоги могли быть долгими и краткими; это не то же самое, что различение долгих и кратких гласных. Долгий слог либо включает долгий гласный или дифтонг, либо кончается на согласный (т. е. является закрытым); краткий слог включает краткий гласный и кончается им (т. е. является открытым).

Если между двумя гласными находится одиночный согласный или сочетание qu, то они начинают слог, и таким образом предшествующий слог является открытым. Если между гласными находятся два и более согласных, то последний из согласных отходит к следующему слогу, а остальные к предыдущему, который таким образом становится закрытым. Исключением являются сочетания смычных согласных b, p, d, t, g, c с плавными r, l (типа tr), которые целиком отходят к следующему слогу.

В двусложных словах ударение всегда приходится на первый слог. В словах с тремя и более слогами ударение приходится на предпоследний слог, если он долгий, и на третий с конца, если предпоследний слог краткий.

Элизия

Если одно слово кончается на гласный (включая назализованный гласный, представляемый сочетанием гласный+M), а следующее слово начинается на гласный, то первый гласный регулярно опускался (по крайней мере, в стихах). Возможно, что /i/ и /u/ в этом случае произносились как полугласные.

Элизия также существовала и в древнегреческом языке, но там на месте выпавшего гласного писали апостроф. В латинском языке элизия никак не отражается на письме, но её можно установить на основании ритмики стихов.

Пример элизии (опускания звуков) приведен ниже в разделе «Примеры».

Современная латынь

Орфография

В настоящее время в латинских изданиях распространены 3 системы использования букв I/J и U/V:

  1. Последовательное различение гласных и полугласных: Ii и Uu для гласных (/i/, /u/), Jj и Vv для полугласных (/j/, /w/).
  2. Обозначение гласных и полугласных одними и теми же буквами: Ii для /i/ и /j/, Vu для /u/ и /w/. (Обратите внимание, что V здесь является прописным вариантом для u.)
  3. «Промежуточный вариант»: /i/ и /j/ обозначаются одной и той же буквой Ii, но /u/ и /w/ обозначаются разными буквами — Uu и Vv. Эта система принята в латинской Википедии.

Следует заметить, что при различении U/V после Q, S и NG пишется только U, но никогда V (это правило принято в латинской Википедии).

Диграфы АЕ и OE в одних изданиях пишутся в виде пары отдельных букв, в других в виде лигатур Ææ и Œœ. В латинской Википедии принято писать диграфы в виде пар отдельных букв.

Долгота гласных обычно указывается только в учебной литературе. В древних надписях иногда долготу обозначали циркумфлексом, если это было существенно для смысла (например, Româ /ˈroːmaː/ ‘из Рима’ (аблятив) в отличие от Roma /ˈroːma/ ‘Рим’ (именительный падеж).

В богослужебных книгах Римской Католической Церкви над ударными гласными ставят акут, чтобы обеспечить правильное чтение.

Произношение

При произнесении латинских слов носители современных языков обычно не предпринимают никаких усилий, чтобы произносить их, как это делали древние римляне. Возникло множество систем латинского произношения — по меньшей мере по одной в каждом из современных языков, носители которых изучают латынь. В большинстве случаев латинское произношение адаптируется к фонетике родного языка.

Конечно, использование слов, заимствованных из латыни, в современных европейских языках и изучение латинского языка как такового — разные ситуации. Во втором случае преподаватели и студенты пытаются приблизить своё произношение к первоначальному. Так при изучении латинского языка англоговорящими опора часто делается на звуки современных романских языков, прямых потомков латыни. Учителя, использующие этот подход, основываются на предположении, что из современных языков звучание гласных в романских языках наиболее близко к исходному, латинскому.

Тем не менее, в других языках, включая романские, разработаны оригинальные интерпретации латинской фонетической системы, основанные и на произношении заимствованных слов, и на практике обучения латыни. Но ни в германо-, ни в романоговорящих странах преподаватели не обращают внимание учеников на то, что они говорят на латыни не совсем так, как говорили древние римляне.

Итальянская традиция

В течение долгого времени итальянизированное латинское произношение остаётся той «латынью», к которой привыкло большинство европейцев. Это произношение, называемое «римским» (или «романским»), или «церковным», было обычным латинским произношением в Риме начиная с середины XVI века, а с конца XVIII века — и в Италии в целом. В латинском произношении итальянцы используют местные фонетические образцы и обычно переносят произношение современного итальянского языка на латинский. Ниже приведены основные отличия итальянизированного латинского произношения от классического:

  • Утеряна долгота гласных: гласные произносятся как долгие под ударением и в открытых слогах, в остальных как краткие;
  • C обозначает /tʃ/ (как русское Ч) перед AE, OE, E, I и Y (если перед C не стоит S или X, которые дают в сочетании звук /sʃ/). Например: centum («сто») произносится как /tʃentum/ в отличие от классического /kentum/; Osci («оски») произносится как /osʃi/ в отличие от классического /oski/;
  • диграфы AE и OE обозначают /e/. Например: aequare («уравнивать») произносится как /ekware/ в отличие от классического /aikware/;
  • G обозначают /dʒ/ (как английское «j») перед AE, OE, E, I и Y. Например: gens («род») произносится как /dʒens/ в отличие от классического /gens/;
  • H не читается, за исключением 2 слов, где оно произносится [k]: mihi и nihil;
  • S между гласными обозначает звонкий звук [z]. Например: nasus («нос») произносится как /nazus/ в отличие от классического /nasus/;
  • T перед I + гласная и не после S, T, X обозначает аффрикату [ts] (или [tsj]). Например, comitiumкомиций») произносится как /komitsium/ в отличие от классического /komitium/;
  • V обозначает гласный /u/, полугласный /w/ превращается в /v/, кроме позиций после G, Q и S;
  • TH обозначает /t/;
  • PH обозначает /f/;
  • CH обозначает /k/;
  • Y обозначает /i/ или /j/;
  • GN обозначает мягкий [нь] /ɲ/ (как во фр. слове cognac (конья́к) или ит. слове cognata (коня́та - невестка, золовка, свояченица));
  • X обозначает /ks/, а сочетание XC читается /ksʃ/, как в excelsis — /eksʃelsis/ или /ekstʃelsis/.

Итальянское произношение сильно повлияло на латинское произношение среди английских католиков после временного восстановления римской католической иерархии в Великобритании. Кроме того, в XIX веке в связи с реформой грегорианского песнопения монахами аббатства Солесм (fr:Abbaye Saint-Pierre de Solesmes (абэи́ сэнпье́р дюсоле́м)) этот тип произношения был стандартизован и получил широкое распространение по всей Европе и за пределами Италии. Сейчас это наиболее обычное произношение и самое употребимое в церковном пении. Один из последних примеров его употребления — фильм «Страсти Христовы», поставленный на арамейском языке и церковной латыни, что критиковалось как совершенный анахронизм. Однако некоторые современные исполнители пытаются воспроизводить подлинное латинское произношение как можно точнее.

Немецкая традиция

  • C обозначает [ts] (русское Ц) перед AE, OE, E, I и Y
  • диграфы AE и OE читаются как долгие ä и ö
  • G всегда читается [g] (русское Г)
  • S между гласными обозначает звонкий звук [z]
  • T перед I + гласная и не после S, T, X обозначает аффрикату [ts] (русское Ц)
  • TH обозначает /t/ (русское Т)
  • PH обозначает /f/ (русское Ф)
  • CH обозначает /x/ (русское Х)
  • Y обозначает /y/
  • X обозначает /ks/ (русское КС)

В России традиционно используется чтение, приближённое к немецкому.

Английская традиция

В английском языке многие слова латинского происхождения полностью ассимилировались к английской фонетической системе, и носители языка не осознают их как заимствованные (например, cranium, saliva и мн. др.). В других словах латинское происхождение заметнее, что отражается в написании, например, в сохранении диграфов ae и oe (иногда — æ и œ), которые произносятся как /iː/. В оксфордской традиции ae произносится как /eɪ/, например, в слове formulae, а в некоторых словах ae соответствует звуку /aɪ/, например, в curriculum vitae.

Поздняя латынь и романские языки

Латынь нельзя считать полностью мёртвым языком: известно, что на протяжении нескольких веков как до, так и после падения Западной Римской империи народные говоры на основе латыни эволюционировали, изменялись и в итоге дали начало целой группе языков-потомков — романским языкам. Крах Западной Римской империи и связанный с ним политический хаос и культурно-экономический упадок, охвативший бóльшую часть территории римской ойкумены, привели к тому, что сильно обедневшие жители латиноязычных общин в течение жизни одного-двух поколений почти полностью утратили экономические и культурные связи за пределами ближайшей округи и почти перестали передвигаться по континенту. Соответственно, средний носитель пророманского языка не нуждался более во взаимопонимании с отдаленными соседями, а будучи ещё и неграмотным, не мог соотносить собственную речь с высокими образцами недавнего прошлого. Учитывая также, что письменная латынь уже в римскую эпоху заметно отличалась от разговорной (т. н. вульгарной латыни) в грамматическом, синтаксическом и лексическом отношении, результатом стало то, что уже 200—300 лет спустя латиноязычные церковные молитвы стали нуждаться в переводе на тот или иной народный говор.

Характерные особенности народной латыни и романских языков:

  • Потеря звука /h/ и конечного /m/.
  • Произношение /ai/ и /oi/ как /e/.
  • Различия в долготе гласных заменяются на различия по ряду и соответственно происходит слияние и разделение некоторых гласных фонем. В большинстве романских языков краткий /u/ соединился с долгим /oː/, а краткий /i/ с долгим /eː/.
  • Утрата греческих звуков (которые в действительности никогда и не были частью фонетической системы латинского языка).
  • Палатализация /k/ перед /e/ и /i/, возможно, первый переходил в /kj/, затем в /tj/, а затем в /tsj/, после чего в итоге превращался в /ts/ в заимствованиях в немецком, в // в флорентийском диалекте, в /θ/ или /s/ в испанском (в зависимости от диалекта) и в /s/ во французском, португальском и каталонском. Во французском (парижский диалект) происходила вторая палатализация /k/ в /ʃ/ (ch во французском) перед исконной латинской гласной /a/[1].
  • Палатализация /g/ перед /e/ и /i/, а также переход /j/ в //. Во французском (парижский диалект) происходила вторая палатализация /g/ перед исконной латинской гласной /a/[1].
  • Палатализация /ti/, за которым следует гласная (если перед ним нет s, t, x) в /tsj/.
  • Замена /w/ (кроме тех случаев, когда следует за /k/) и иногда /b/ на /β/, а затем на /v/ (в испанском [β] стал аллофоном /b/).

Примеры

Ниже приведены примеры стихотворных латинских текстов, в них более ярко, по сравнению с прозой, проявляются характерные фонетические особенности.

Классическая латынь

Энеида Вергилия, книга 1, строки 1—4. Quantitative metre. Перевод С. Ошерова:

Битвы и мужа пою, кто в Италию первым из Трои —
Роком ведомый беглец — к берегам приплыл Лавинийским.
Долго его по морям и далеким землям бросала
Воля богов, злопамятный гнев жестокой Юноны.

1. Древнеримская орфография

arma·virvmqve·cano·troiae·qvi·primvs·aboris
italiam·fato·profvgvs·lavinaqve·venit
litora·mvltvm·ille·et·terris·iactatvs·et·alto
vi·svpervm·saevae·memorem·ivnonis·obiram

2. Традиционная британская орфография XIX века

Arma virumque cano, Trojæ qui primus ab oris
Italiam, fato profugus, Lavinaque venit
Litora; multum ille et terris jactatus et alto
Vi superum, sævæ memorem Junonis ob iram.

3. Современная орфография с обозначением долготы гласных (как в Oxford Latin Dictionary)

Arma uirumque canō, Trōiae quī prīmus ab ōrīs
Ītaliam fātō profugus, Lāuīnaque uēnit
lītora, multum ille et terrīs iactātus et altō
uī superum, saeuae memorem Iūnōnis ob īram.

4. Академическое произношение

[ˈarma viˈrumkʷe ˈkano ˈtrojje kʷi ˈprimus ab ˈoris
iˈtaliam ˈfato ˈprofugus, laˈvinakʷe ˈvenit
ˈlitora ˈmultum ˈille et ˈterris jakˈtatus et ˈalto
vi ˈsuperum ˈseve ˈmemorem juˈnonis ob ˈiram]

5. Древнеримское произношение

[ˈarma wiˈrumkʷe ˈkanoː ˈtrojjai kʷiː ˈpriːmus ab ˈoːriːs
iːˈtaliãː ˈfaːtoː ˈprofugus, laːˈwiːnakʷe ˈweːnit
ˈliːtora mult ill et ˈterriːs jakˈtaːtus et ˈaltoː
wiː ˈsuperũː ˈsaiwai ˈmemorẽː juːˈnoːnis ob ˈiːrãː]

Обратите внимание на элизию в словах mult(um) и ill(e) в 3-й строчке.

Средневековая латынь

Ниже приведено начало «Pange Lingua» Фомы Аквинского (XIII век), демонстрирующее рифмованный акцентуационный ритм средневековой латыни.

Перевод на русский язык (перевод практически дословный) Традиционная орфография, как в римско-католических молитвенниках[2] Транскрипция академического произношения (немецкая традиция) Транскрипция «итальянизированного» церковного произношения
Воспевай, язык [мой],
Тайну славного тела
И драгоценной крови,
Которую пролил во спасение мира
Плод пречистого чрева,
Царь народов.
Pange lingua gloriósi
Córporis mystérium,
Sanguinísque pretiósi,
quem in mundi prétium
fructus ventris generósi
Rex effúdit géntium.
[ˈpange ˈliŋgwa gloriˈoːzi
ˈkorporis misˈteːrium
saŋgwiˈniskʷe pretsiˈoːzi
kʷem in ˈmundi ˈpreːtsium
ˈfruktus ˈventris geneˈroːzi
reks efˈfuːdit ˈgentsium]
[ˈpandʒe ˈliŋgwa gloriˈoːzi
ˈkorporis misˈteːrium
saŋgwiˈniskʷe pretsiˈoːzi
kʷem in ˈmundi ˈpreːtsium
ˈfruktus ˈventris dʒeneˈroːzi
reks efˈfuːdit ˈdʒentsium]

Напишите отзыв о статье "Латинское произношение и орфография"

Примечания

  1. 1 2 См. Pope, часть 6, раздел 4.
  2. Как видно, традиционная орфография римско-католических молитвенников (второй столбец слева выше по тексту) отличается тем, что в таких молитвенниках отмечены ударения (слова с тремя и более слогами содержат акут).

Источники

  • Allen, W. Sidney. Vox Latina — a Guide to the Pronunciation of Classical Latin. Cambridge University Press, Second edition, 2003. ISBN 0-521-37936-9.
  • Pekkanen, Tuomo. Ars grammatica — Latinan kielioppi. Helsinki University Press, 1999. ISBN 951-570-022-1 (3rd—6th edition).
  • Pope, M. K. From Latin to Modern French with especial consideration of Anglo-Norman. Manchester University Press, 1934, revised edition 1952.
  • Белов А. М. Ars grammatica. Книга о латинском языке.2-е издание. М.:ГЛК, 2007.

Ссылки

  • [latinum.ru/load/ Учебники, самоучители и словари латинского языка]
  • [www.newadvent.org/cathen/09019a.htm?title= Ecclesiastical Latin] in the 1910 Catholic Encyclopedia
  • [www.gutenberg.org/etext/7528?title= The Roman Pronunciation of Latin], by Frances Ellen Lord, in the Gutenberg Project
  • [la.raycui.com/ PHONETICA LATINÆ — How to pronounce Latin], by Ray Cui


Отрывок, характеризующий Латинское произношение и орфография

Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.