Латур-Мобур де Фэ, Виктор Николя

Виктор Латур-Мобур
фр. Victor Latour-Maubourg
Портрет Латур-Мобура
Дата рождения	22 мая 1768(1768-05-22)
Место рождения	Ла-Мотт-де-Галор, провинция Дофине (ныне департамент Дром), королевство Франция
Дата смерти	11 ноября 1850(1850-11-11) (82 года)
Место смерти	Даммари-ле-Ли, департамент Сена и Марна, Французская республика
Принадлежность	Франция Франция
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1782 — 1848
Звание	Дивизионный генерал
Командовал	22-м конно-егерским полком (1800-05), бригадой лёгкой кавалерии (1806-07), 1-й драгунской дивизией (1807-11), 5-м арм. корпусом Армии Испании (1811), 4-м кавал. корпусом (1812), 1-м кавал. корпусом (1813)
Сражения/войны	Абукир (1801) Ульмская кампания (1805) Аустерлиц (1805) Прейсиш-Эйлау (1807) Гейльсберг (1807) Фридланд (1807) Талавера (1809) Бородино (1812) Баутцен (1813) Дрезден (1813) Лейпциг (1813)
Награды и премии

Мари Виктор Николя де Латур-Мобур де Фэ (фр. Marie Victor Nicolas La Tour-Maubourg de Fay) (22 мая 1768, Ла-Мотт-де-Галор, департамент Дром — 11 ноября 1850, Даммари-ле-Ли, департамент Сена и Марна) — известный французский кавалерийский военачальник периода наполеоновских войн (с 14 мая 1807 года — дивизионный генерал).

С 3 июня 1808 года — барон, с 22 марта 1814 года — граф, с 31 июля 1817 года — маркиз.

Военная служба до знакомства с генералом Бонапартом

Служба в армии для молодого дворянина началась 15 июля 1782 года, когда его определили в лейтенанты Бойольского пехотного полка. 24 марта 1784 года он был переведён в Орлеанский кавалерийский полк. С 25 сентября 1785-го — в новом чине капитана служил в полку Дофина. 6 марта 1789 года был направлен в королевскую гвардию с чином младшего лейтенанта гвардии, что соответствовало рангу армейского подполковника. С 25 июля 1791 года — подполковник 3-го конно-егерского полка. Некоторое время состоял адъютантом генерала Лафайета. 5 февраля 1792 года произведён в полковники, а затем командовал авангардом Лафайета. 18 августа 1792, спасаясь от революционного террора, бежал из Франции, но был взят в плен австрийцами. Спустя 2 дня после его побега Латур-Мобура включили в проскрипционные списки. В конце сентября 1792 года был освобождён из плена, жил в Голландии, а затем на севере Франции. В конце октября 1799 года как эмигрант арестовывался в Брюсселе, но скоро был освобождён.

Встреча с Бонапартом и служба под его руководством (до 1804 года)

12 января 1800 года полковник Латур-Мобур был направлен в Египет с посланием к командующему французской экспедиционной армией генералу Клеберу. Участвовал в битве при Абукире и в сражении при Каире. С 22 марта 1800 года — командир бригады (полковник) и адъютант Клебера в Восточной армии, c 22 июля — временно исполнял обязанности командира 22-го конно-егерского полка. Отличился в сражении при Александрии 13 марта 1801 года, где был тяжело ранен в голову осколком разорвавшегося снаряда. Долго лечился от раны.

После возвращения во Францию утверждён 30 июля 1802 года в должности командира 22-го конно-егерского полка.

Служба в Великой Армии (до Русского похода 1812 года)

В 1805 году вместе с полком участвовал в Австрийской кампании в составе бригады Мийо. Отличился в битве при Аустерлице и 24 декабря 1805 год был произведён в бригадные генералы. 3 октября 1806 года возглавил 3-ю бригаду 3-й драгунской дивизии. Участвовал в Прусской кампании.

С 31 декабря 1806 года в связи с назначением Ласалля командиром дивизии легкой кавалерии принял командование его знаменитой «Адской бригадой» (фр. Brigade Infernale). 3 февраля сражался при Бергфриде, 5 февраля ранен пулей в левую руку при Деппене. 14 мая 1807 года произведён в дивизионные генералы, и получил под своё начало 1-ю драгунскую дивизию у принца Мюрата. Отличился в сражении при Гейльсберге, был тяжело ранен в сражении при Фридланде (14 июня 1807 года). 14 октября 1807 года отбыл на лечение во Францию.

5 августа 1808 года вернулся в свою дивизию и в ноябре того же года во главе её отправился в Испанию, дабы принять участие в испанской кампании Наполеона. Участвовал в следующих делах этой кампании: бой при Медельине, бой при Талавере, бой при Оканье, бой при Бадахосе, бой при Геборе, бой при Альбуэре, бой при Кампомайоре. С 1809 года возглавлял резервную кавалерию Армии Испании. В мае 1811 года временно сменил маршала Мортье на посту командира 5-го корпуса Армии Испании. Одержал победу в бою при Элвасе 23 июня 1811 года. С июля командир кавалерийской дивизии в Андалусии у маршала Сульта. 5 ноября 1811-го возглавил всю резервную кавалерию Андалусии. 9 января 1812 года Латур-Мобур был назначен командиром 3-го корпуса резервной кавалерии, но через 3 недели был заменен генералом Э. Груши. С 7 февраля 1812-го командовал 2-й кавалерийской дивизией, а с 24 марта — 4-м кавалерийским корпусом.

Участие в Русском походе 1812 года

В должности командира 4-го кавкорпуса дивизионный генерал Латур-Мобур принял участие в Русской кампании 1812 года. На момент начала кампании в составе его корпуса находилось 8000 чел. 30 июня 1812 года его корпус перешел на русский берег Немана у Гродно. Латур-Мобур, командуя кавалерийским авангардом Наполеона, одним из первых генералов Великой Армии столкнулся в этой кампании с противником. Его части столкнулись с казаками в бою при местечке Мир и бою при Романове. До начала августа 1812 года Латур-Мобур преследовал Багратиона, дабы не позволить его армии соединиться с армией Барклая-де-Толли. Осуществлял в это время кавалерийские рейды вглубь русской территории и дошел до Бобруйска. В середине Бородинского сражения вместе с кавалерией Э. Груши вступил в ожесточенный бой с русскими кавалерийскими корпусами Ф. К. Корфа и К. А. Крейца в районе Горецкого оврага (позади Курганной высоты). Как пишет профессор Н. А. Троицкий, ссылаясь на воспоминания М. Б. Барклая-де-Толли, здесь

началась ожесточенная кавалерийская сеча, в которой обе стороны «попеременно опрокидывали друг друга». Французы потеряли здесь ранеными Э. Груши и Латур-Мобура, но не смогли взять верх над русскими.

Автор «Бородинской Панорамы», русский художник Ф. А. Рубо запечатлел Латур-Мобура на своем знаменитом полотне рядом с маршалом Мюратом, вице-королём Италии Е. Богарне и генералом Лоржем (Фрагмент № VI).

Служба в 1813—1815 годах

15 февраля 1813 года возглавил 1-й кавалерийский корпус Великой Армии. Участвовал в следующих делах Саксонской кампании 1813: сражение при Бауцене, сражение при Рейхенбахе, сражение при Гольдберге, сражение при Вахау. Прославился своими действиями в сражении при Дрездене. Во время «битвы народов» под Лейпцигом был тяжело ранен и потерял ногу. После отречения Наполеона стал пэром Франции (4 июня 1814) и членом Комитета обороны (18 декабря 1814). После возвращения Наполеона (Сто дней) Латур-Мобуру 12 марта 1815 года было поручено формирование роялистских волонтёров в Венсене. При приближении Наполеона покинул Францию и уехал в Гент к Людовику XVIII.

Судьба в дни 2-й Реставрации Бурбонов

При 2-й Реставрации был осыпан королевскими милостями, хотя по состоянию здоровья и не мог занимать высокие посты в армии. Тем не менее, его влияние при дворе было очень велико. Голосовал за смертный приговор маршалу Нею. 23 апреля 1817 года был введён в Административный совет Дома инвалидов. 31 июля 1817 года получил титул маркиза. С 29 января 1819 года — посол в Лондоне. С 19 ноября 1819 года по 15 декабря 1821 года — военный министр. С 15 декабря 1821 года — государственный министр и губернатор Дома инвалидов. После Июльской революции 1830 года последовал за Карлом X в изгнание в Мелён. С 1835 года был воспитателем его внука герцога Бордосского. В 1848 году вернулся во Францию.

Воинские звания

• Младший лейтенант (15 июля 1782 года);
• Капитан (25 сентября 1785 года);
• Подполковник (25 июля 1791 года);
• Полковник (5 февраля 1792 года);
• Бригадный генерал (24 декабря 1805 года);
• Дивизионный генерал (14 мая 1807 года).

Титулы

• Барон Латур-Мобур и Империи (фр. baron de Latour-Maubourg et de l'Empire; декрет от 19 марта 1808 года, патент подтверждён 3 июня 1808 года);
• Граф Латур-Мобур и Империи (фр. comte de Latour-Maubourg et de l'Empire; декрет от 3 сентября 1813 года, патент подтверждён 22 марта 1814 года);
• Маркиз Латур-Мобур (фр. marquise de Latour-Maubourg; 31 июля 1817 года).

Награды

Легионер ордена Почётного легиона (11 декабря 1803 года)

Офицер ордена Почётного легиона (14 июня 1804 года)

Коммандан ордена Почётного легиона (14 мая 1807 года)

Великий офицер ордена Почётного легиона (20 мая 1811 года)

Большой крест ордена Воссоединения (3 апреля 1813 года)

Большой крест ордена Почётного легиона (23 августа 1814 года)

Коммандор военного ордена Святого Людовика (23 августа 1814 года)

Большой крест ордена Святого Людовика (сентябрь 1818 года)

Кавалер ордена Святого Духа (20 сентября 1820 года)

Литература

• Музей-панорама «Бородинская битва». — М.: Советская Россия, 1979. — 17-я картина. Фрагмент VI.
• Троицкий Н. А. Фельдмаршал Кутузов: мифы и факты. — М.: Центрополиграф, 2003. — С. 189.
• Чандлер Д. Военные кампании Наполеона. — М.: Центрополиграф, 1999. — С. 478, 490.

Ссылки

• [www.hrono.ru/biograf/bio_l/latur_mobur.html К. А. Залесский: статья о Латур-Мобуре]
• [fstanitsa.ru/his_krasnov2_1.shtml Описание стычек казаков с конниками Латур-Мобура у Кореличей, под Миром и Романовым в 1812 г.]
• [www.genstab.ru/oob_bor_fr_cav4.htm Состав 4-го резервного кавалерийского корпуса в сражении при Бородино]
• [www.napoleon-series.org/research/commanders/c_latour.html Двадцатка лучших кавалерийских генералов Наполеона]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Латур-Мобур де Фэ, Виктор Николя

Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.