Лаумер, Кит
Поделись знанием:
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
| Кит Лаумер | |
| Keith Laumer | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: |
США |
| Род деятельности: | |
| Годы творчества: |
1959-1991 |
| Жанр: | |
| Язык произведений: | |
| Дебют: |
рассказ «Gleylorn» в журнале «Amazing Stories» (апрель 1959) |
| Премии: | |
| [www.lib.ru/LAUMER/ Произведения на сайте Lib.ru] | |
Джон Кит Ла́умер (англ. John Keith Laumer, 9 июня 1925 года, Сиракьюс, штат Нью-Йорк, США — 23 января 1993 года, Бруксвилл, Флорида, США) — американский писатель-фантаст, наиболее известный благодаря циклам рассказов о Боло (англ. Bolo) и Ретифе (англ. Retief).
Содержание
Биография
Кит Лаумер окончил Индианский университет в Блумингтоне, Стокгольмский университет и Иллинойсский университет в Урбане-Шампейне (диплом архитектора). Служил капитаном ВВС США и дипломатом (был вице-консулом и третьим секретарём посольства США в Бирме).
Публиковаться начал в апреле 1959 года, когда в печати появился его первый рассказ «Greylorn». Вскоре Кит стал одним из наиболее плодотворных фантастов США; в 1960 году было положено начало юмористическим рассказам о дипломате Ретифе (рассказ «Diplomat in Arms») и рассказам о боевых машинах Боло, в 1961 — циклу романов о мире Империума, в основе которых лежат путешествия между параллельными мирами. В 1965 году Лаумер оставил службу в ВВС и после этого занимался только писательской деятельностью.
В 1967 году Кит Лаумер создаёт сериал о пришельцах — «The Invaders», «Enemies From Beyond», и рассказы о параллельных мирах, управляемых могущественным «вневременным» Империумом, добавляя к первому роману «Миры Империума» (1961) ещё два — «Обратная сторона времени» (1965) и «Изнанка времени» (1968). С присущим Лаумеру юмором, описаны приключения в параллельных мирах Лафайетта О’Лири, героя романов «Укротитель времени» (1966), «Космический жулик» (1970), «Похититель тел» (1971). Военная тема отражена сериалом историй о супертанке Боло (настолько точно передающим устрашающую мощь его брони, что это породит впоследствии массу подражателей, среди которых будут и Б. Малзберг, и М. Лэки, и У. Кейт). К созданным ранее рассказам «Динохромный» (1960) и «Ночь троллей» (1963), добавляются «The Last Command» (1967) и «Реликт войны» (1969). В период с 1966 по 1971 год Лаумер публикует продолжение приключений дипломата Хайме Ретифа. В 1966 году выходят в свет «Война Ретифа», «Dam Nuisance», «Truce or Consequences»; в 1967: «Запретный город», «Grime and Punishment», «Лес на небеси»; «Ретиф и милитаристы» (1968); «Техническое превосходство» (1969), «Миротворцы», «Выборы и бандиты», «Про-ведение не пре-ступление» (1970); «Выкуп за Ретифа» и «Внутреннее дело» (1971).
Кит Лаумер приобрёл остров площадью в два акра в центре 18-акрового Флоридского озера. У него появляется большая коллекция автомобилей «Mercury Cougars» оригинального дизайна (то есть, 1967-68 годов выпуска). В 1971 году он переносит тяжелый инсульт, парализовавший одну сторону его тела и часть мозга. Инсульт случился когда Лаумер сидел с Джо Холдеманом у камина после обеда и беседовал о рудах на астероидах. Впоследствии Лаумер потратил много времени на физическую терапию и упражнения, однако полностью так и не смог восстановиться.
Последние годы этого талантливого писателя прошли в уединении и борьбе с недугом. Он продолжает сериалы Боло («Field Test», 1976; «Rogue Bolo», 1986; «Final Mission», 1986; «The Stars Must Wait», 1990), Лафайет О’Лири («The Galaxy Builder», 1984) и «Империум» («Желтая зона», 1990), издает внесерийные романы («The Ultimax Man», 1978; «Star Colony» и «The Breaking Earth», 1981; «End as a Hero», 1985 и «Эдем Джадсона», 1991).
Главная общая черта всех произведений Кита — юмор. С 1966 по 1978 год Кит неоднократно номинировался на премию «Хьюго» («A Plague of Demons», «Жил-был великан», «The Day Beyond Forever», «В очереди», «The Wonderful Secret»). Итог его творческого пути — пять десятков романов, около сотни рассказов, новелл и повестей, составивших около 40 сборников. Лаумер умер в январе 1993 года в возрасте 67 лет, и был похоронен на Национальном кладбище во Флориде под небом, в которое уходят стартующие с космодрома Флориды космические корабли.
Библиография
Боло (Bolo)
Истории о супертанке Боло. См. также Вселенная Боло
- Сборник Bolo (1976):
- A Short History of the Bolo Fighting Machines (1972)
- Ночь троллей / The Night of the Trolls (1963)
- Замороженная планета / The Frozen Planet [Courier] (1961)
- Field Test (1976)
- The Last Command (1967)
- Реликт войны / A Relic of War (1969)
- Динохромный / Dinochrome [Combat Unit] (1960)
- Сборник Bolo: Annals of the Dinochrome Brigade (1976): аналог сборника Bolo, но без рассказа Динохромный.
- Сборник Rogue Bolo (1986):
- Rogue Bolo (1986)
- Последняя миссия / Final Mission (1986)
- The Stars Must Wait (1990): Роман на основе рассказа The Night of the Trolls. [начало и конец прежние, середина расширена (?)]
- Сборник The Compleat Bolo (1990): Комбинация Bolo и Rogue Bolo
Продолжение цикла Боло других авторов
Ретиф
Приключения Джеймса Ретифа, галактического дипломата.
Издания:
- Посланник в новые миры (англ. Envoy to New Worlds (1963, сборник из 7 рассказов)
- Галактический дипломат (англ. Galactic Diplomat, 1965)
- Война Ретифа (англ. Retief’s War, 1966)
- Ретиф и милитаристы (англ. Retief and the Warlords, 1968)
- Retief: ambassador to space; seven incidents of the Corps diplomatique terrestrienne (1969)
- Retief of the CDT (1971, сборник из 5 рассказов)
- Выкуп за Ретифа (англ. Retief’s Ransom, 1971)
- Retief: Emissary to the Stars (1975, сборник из 7 рассказов)
- Retief at Large (1978, сборник из 12 рассказов)
- Retief Unbound (1979, сборник из 5 рассказов и романа «Выкуп за Ретифа»)
- Retief: Diplomat at Arms (1982, сборник из 7 рассказов)
- Retief to the Rescue (1983)
- The Return of Retief (1984)
- Retief (1986)
- Retief in the Ruins (1986, сборник из 3 повестей)
- Retief and the Pangalactic Pageant of Pulchritude (1986, повесть)
- Reward for Retief (1989)
- Retief and the Rascals (1993)
- Retief! (posthumous, ed. Eric Flint) (2002)
- Retief’s Peace (2005, по черновикам Лаумера роман написал Уильям Кит)
Содержание цикла «Ретиф»:
- Дипломат с оружием (англ. Diplomat-at-Arms, 1960) — самый первый из рассказов о Ретифе, сильно отличающийся по стилю изложения от последующих произведений цикла. В нём Ретиф представлен уже пожилым человеком на закате своей дипломатической карьеры. Рассказ вошел также в антологию «Space Gladiators» (1989) и сборник «Retief!» (2002)
- Дворцовый переворот (англ. Palace Revolution, др. назв. — Gambler’s World, первая публикация — в ноябре 1961 в журнале «If»; перевод на русский — И.Рошаль и В.Федорова)
- Замороженная планета (англ. The Frozen Planet, первая публикация — в сентябре 1961 в журнале «If»; др.название «Courier»; на русском в переводе И.Павловского)
- Протокол (англ. Protocol, др. назв. — The Yillian Way, первая публикация — в январе 1962 в журнале «If»; перевод на русский — И.Рошаль и В.Федорова)
- Памятная записка (англ. Aide Memoire, первая публикация — в июле 1962 в журнале «If»; перевод на русский — И.Рошаль и В.Федорова)
- Политика (англ. Policy, др. назв. — The Madman from Earth, первая публикация — в марте 1962 в журнале «If»; перевод И.Рошаль и В.Федорова)
- Нота протеста (англ. Protest Note, др. назв. — The Desert and the Stars, первая публикация в 1962)
- Культурный обмен (англ. Cultural Exchange, первая публикация — в сентябре 1962 в журнале «If»; перевод И.Рошаль и В.Федорова)
- Запечатанные инструкции (англ. Sealed Orders, др. назв. — Retief of the Red-Tape Mountain, первая публикация — в мае 1962 года в журнале «If»; на русском — Запечатанный приказ, перевод И.Рошаль и В.Федорова)
- Mightiest Qorn [= Ultimatum] (1963)
- The Governor of Glave [= Native Intelligence] (1963)
- Двойной трюк / Saline Solution (1963)
- Хрустальный замок / The Castle of Light (1964)
- The Prince and the Pirate (1964)
- Плетеная страна чудес / The City that Grew in the Sea [= Wicker Wonderland] (1964)
- Гигантский убийца / Giant Killer [= Динозавр] (1965)
- Фокус-покус или настоящая дипломатия / Trick or Treaty [= «Обман или договор»; «Фокусы-покусы, или история дипломатии»] (1965)
- Бронзовый бог (англ. The Brass God, др. назв. — Retief, God-Speaker, первая публикация — в январе 1965 в журнале «If»; на русском — Бронзовое божество, перевод А.Флотского)
- Война Ретифа / Retiefs War (1966)
- Dam Nuisance (1966)
- Truce or Consequences (1966)
- Запретный город / The Forbidden City [= «Предки героев»; «Закрытый город» / «Retief, War Criminal»] (1967)
- Grime and Punishment [= Clear as Mud] (1967)
- Лес на небеси / The Forest in the Sky (1967)
- Ретиф и милитаристы / Retief and the Warlords (1968) [главы из романа]
- Техническое превосходство / Mechanical Advantage [= «Механическое преимущество» / «Retief, the Long-Awaited Master»] (1969)
- Миротворцы / The Piecemakers (1970)
- Выборы и бандиты / Ballots and Bandits (1970)
- Про-ведение не пре-ступление / Pime Doesn’t Cray [= Оступление не прекупается; Про-видение не есть пре-ступление] (1970)
- Выкуп за Ретифа / Retief’s Ransom (1971)
- Внутреннее дело / Internal Affair [= Retief, Insider] (1971)
- Мусорное вторжение / The Garbage Invasion (1972)
- Посредники / The Negotiators (1975)
- Мирный посредник / The Troubleshooter (1975)
- Дынный кризис / The Hoob Melon Crisis (1975)
- The Secret (1982)
- Retief to the Rescue (1983)
- The Return of Retief (1984)
- Retief and the Pangalactic Pageant of Pulchritude (1986)
- The Woomy (1986)
- There Is a Tide (1986)
- Retief in the Ruins (1986)
- Rank Injustice (1987)
- Reward for Retief (1989)
- Retief and the Rascals (1993)
Империум
- Миры Империума / Worlds of the Imperium (1962)
- Обратная сторона времени / The Other Side of Time (1965)
- Назначение в никуда / Assignment in Nowhere (1968)
- Beyond the Imperium (omnibus edition of The Other Side of Time and Assignment in Nowhere) (1981)
- Жёлтая зона / Zone Yellow (1990)
- Imperium (omnibus edition of Worlds of the Imperium, Assignment in Nowhere and The Other Side of Time, ed. Eric Flint) (2005)
Time Trap
- Time Trap (1970)
- Back to the Time Trap (1992)
Lafayette O’Leary
- The Time Bender (1966)
- The World Shuffler (1970)
- The Shape Changer (1972)
- The Galaxy Builder (1984)
Отдельные произведения
- Гибрид / Hybrid [Договор на равных] (1961)
- Разрушители планет / The Planet Wreckers (1962)
- Чума / The Plague [Саранча] (1970)
- Чёрный день паразитов / The Exterminator [Чёрный день для паразитов / A Bad Day for Vermin] (1964)
- И стать героем / End as a Hero [Подвиг] (1963)
- День птеродонта / Street Scene [Dunderbird / День птеранодона / Уличная сцена] (1969); В соавторстве с Харлан Эллисоном
- Проверка на прочность / Test to Destruction [Испытание на разрушение / Проверка на уничтожение] (1967)
- Пока гром не грянул / The Long Remembered Thunder (1963)
- Король города / The King of the City (1961)
- Очередь / In the Queue [В очереди] (1970)
- How to Design and Build Flying Models (Документальные произведения) (1960, revised in 1970)
- След памяти [= Ниточка памяти] / A Trace of Memory (1962)
- The Great Time Machine Hoax (1964)
- A Plague of Demons (1965)
- Embassy (non-genre) (1965)
- Catastrophe Planet (1966)
- Earthblood (with Rosel George Brown) (1966)
- The Monitors ([www.imdb.com/title/tt0064684/ filmed] in 1969) (1966)
- Galactic Odyssey (1967)
- Nine by Laumer (collection) (1967)
- Planet Run (with Gordon R. Dickson) (1967)
- The Day Before Forever and Thunderhead (two short novels) (1969)
- Greylorn (collection) (1968)
- It’s a Mad, Mad, Mad Galaxy (collection) (1968)
- The Long Twilight (1969)
- The Seeds of Gonyl (If magazine, never published as a book) (1969)
- The House in November (1970)
- The Star Treasure (1971)
- Deadfall (alternative title Fat Chance, filmed as [www.imdb.com/title/tt0073526/ Peeper] in 1975) (1971)
- Dinosaur Beach (1971) (originally published as The time sweepers in 1969)
- Once There Was a Giant (collection) (1971)
- The Big Show (collection) (1972)
- The Infinite Cage (1972)
- Night of Delusions (1972)
- Timetracks (collection) (1972)
- The Glory Game (1973)
- The Undefeated (collection) (1974)
- The Best of Keith Laumer (collection) (1976)
- The Ultimax Man (1978)
- The Breaking Earth (revision of Catastrophe Planet) (1981)
- Star Colony (1982)
- Knight of Delusions (revision of Night of Delusions) (1982)
- Chrestomathy (collection including many excerpts) (1984)
- End as a Hero (1985)
- The Other Sky and The House in November (1985)
- Alien Minds (collection including many excerpts) (1991)
- Judson’s Eden (1991)
- Beenie in Oz (with March Laumer, Tyler Jones, Michael J. Michanczyk) (1997)
- Keith Laumer: The Lighter Side (posthumous omnibus, ed. Eric Flint) (2001)
- Includes the 1966 short story «The Body Builders», on which subject see The Surrogates.
- Odyssey (posthumous omnibus, ed. Eric Flint) (2002)
- A Plague of Demons and Other Stories (posthumous omnibus, ed. Eric Flint) (2003)
- Legions of Space (posthumous omnibus, ed. Eric Flint) (2004)
Напишите отзыв о статье "Лаумер, Кит"
Ссылки
- [www.lib.ru/LAUMER/ Кит Лаумер] в библиотеке Максима Мошкова
- [www.isfdb.org/cgi-bin/ea.cgi?Keith_Laumer Keith Laumer] на сайте Internet Speculative Fiction Database
- [www.keithlaumer.com/ Сайт, посвящённый Киту Лаумеру, с его биографией и форумом (англ.)]
- [www.iislands.com/hermit/bolo.html Сайт Боло]
- [www.baen.com/library/klaumer.htm Книги Кита Лаумера] at the [www.baen.com/library/ Baen Free Library]
- [web.archive.org/web/20090809150302/www.geocities.com/keithlaumer2002/SteveParker_Laumer.txt Steve Parker’s review of Keith Laumer’s work], including summaries of his work
- [phantastike.ru/laumer/ Произведения Лаумера в библиотеке «Фантаст»]
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
Отрывок, характеризующий Лаумер, Кит
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
