Лауреаты Сталинской премии в области литературы и искусства (1941)
Поделись знанием:
Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.
Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.
Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
В 1941 году были названы лауреаты премии за достижения последних 6-7 лет в Постановлении Совета народных комиссаров СССР «О присуждении Сталинских премий в области искусства и литературы» (опубликовано в газете «Известия» 15 марта 1941 года).
Содержание
а. Музыка
- Первая степень — 100 000 рублей
- Мясковский, Николай Яковлевич, профессор МГК имени П. И. Чайковского, — за 21-ю симфонию (1940)
- Шапорин, Юрий Александрович, профессор МГК имени П. И. Чайковского, — за симфонию-кантату «На поле Куликовом» (1939)
- Шостакович, Дмитрий Дмитриевич, профессор ЛГК имени Н. А. Римского-Корсакова, — за фортепианный квинтет (1940)
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Богатырёв, Анатолий Васильевич, — за оперу «В пущах Полесья», поставленную на сцене БелБАТОБ (1940)
- Гаджибеков, Узеир Абдул Гусейн оглы, профессор АзГК, — за оперу «Кёр-Оглы» (1937)
- Киладзе, Григорий Варфоломеевич — за симфоническую поэму «Отшельник» (1936)
- Ревуцкий, Лев Николаевич, профессор КГК имени П. И. Чайковского, — за 2-ю симфонию (1940)
- Хачатурян, Арам Ильич — за скрипичный концерт (1940)
б. Живопись
- Первая степень — 100 000 рублей
- Герасимов Александр Михайлович — за картину «И. В. Сталин и К. Е. Ворошилов в Кремле» (1938)
- Иогансон, Борис Владимирович, профессор ВАХ, — за картину «На старом Уральском заводе» («Урал демидовский») (1937)
- Нестеров, Михаил Васильевич, академик живописи, — портрет академика И. П. Павлова (1935)
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Ефанов, Василий Прокофьевич — за картину «Незабываемая встреча» (1938)
- Самокиш, Николай Семёнович, академик живописи, — за картину «Переход Красной Армии через Сиваш» (1935)
- Сарьян, Мартирос Сергеевич — за оформление оперного спектакля «Алмаст» А. А. Спендиарова, поставленного на сцене АрмАТОБ имени А. А. Спендиарова (1939)
- Тоидзе, Ираклий Моисеевич — за иллюстрации к поэме Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» (1937)
- Федоровский, Фёдор Фёдорович — за оформление оперного спектакля «Князь Игорь» А. П. Бородина, поставленного на сцене ГАБТ (1934)
в. Скульптура
- Первая степень — 100 000 рублей
- Меркуров, Сергей Дмитриевич — за скульптурную фигуру И. В. Сталина на ВСХВ в Москве (1940) и скульптурную фигуру В. И. Ленина в зале заседаний ВС СССР (1939)
- Мухина, Вера Игнатьевна — за скульптуру «Рабочий и колхозница» (1937)
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Ингал, Владимир Иосифович и Боголюбов, Вениамин Яковлевич — за скульптурную фигуру С. Орджоникидзе (1937)
- Какабадзе, Силован Якимович — за монумент И. В. Сталину в Тбилиси (1939)
- Манизер, Матвей Генрихович, профессор ВАХ, — за памятник В. И. Ленину в Ульяновске (1940)
- Томский (Гришин) Николай Васильевич — за памятник С. М. Кирову в Ленинграде (1939)
г. Архитектура
- Первая степень — 100 000 рублей
- Заболотный, Владимир Игнатьевич — за архитектурный проект здания ВС УССР в Киеве (1939)
- Чечулин, Дмитрий Николаевич — за архитектурные проекты станций «Киевская» и «Комсомольская площадь» Московского метрополитена имени Л. М. Кагановича (1935—1938)
- Щусев, Алексей Викторович, академик архитектуры, — за архитектурный проект здания Института Маркса-Энгельса-Ленина в Тбилиси (1938)
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Душкин, Алексей Николаевич и Лихтенберг, Яков Григорьевич — за архитектурный проект станции «Дворец Советов» Московского метрополитена имени Л. М. Кагановича (1937)
- Иофан, Борис Михайлович, академик архитектуры, — за архитектурный проект здания советского павильона на Парижской выставке 1937 года
- Дадашев, Садых Алекперович и Усейнов, Микаэль Алескерович — за архитектурный проект павильона АзССР на ВСХВ в Москве (1939)
- Курдиани, Арчил Григорьевич — за архитектурный проект павильона ГССР на ВСХВ в Москве (1939)
- Мордвинов, Аркадий Григорьевич, и Гольц, Георгий Павлович, академики архитектуры, — за архитектурные проекты жилых домов на Большой Калужской улице в Москве (1940)
д. Театрально-драматическое искусство
- Первая степень — 100 000 рублей
- Тарасова, Алла Константиновна, артистка МХАТ имени М. Горького, — за выдающиеся достижения в области театрально-драматического искусства
- Хорава, Акакий Алексеевич, артист ГрГАДТ имени Ш. Руставели, — за выдающиеся достижения в области театрально-драматического искусства
- Хмелёв, Николай Павлович, артист МХАТ имени М. Горького, — за выдающиеся достижения в области театрально-драматического искусства
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Бабанова, Мария Ивановна, артистка МТР, — за большие достижения в области театрально-драматического искусства
- Бучма, Амвросий Максимилианович, артист КУАДТ имени И. Я. Франко, — за большие достижения в области театрально-драматического искусства
- Вагаршян, Вагарш Богданович, артист АрмАДТ имени Г. М. Сундукяна, — за большие достижения в области театрально-драматического искусства
- Глебов (Сорокин) Глеб Павлович, артист БелАДТ имени Я. Купалы, — за большие достижения в области театрально-драматического искусства
- Скоробогатов, Константин Васильевич, артист ЛАТД имени А. С. Пушкина, — за большие достижения в области театрально-драматического искусства
е. Оперное искусство
- Первая степень — 100 000 рублей
- Барсова, Валерия Владимировна, артистка ГАБТ, — за выдающиеся достижения в области театрально-вокального искусства
- Михайлов, Максим Дормидонтович, артист ГАБТ, — за выдающиеся достижения в области театрально-вокального искусства
- Рейзен, Марк Осипович, артист ГАБТ, — за выдающиеся достижения в области театрально-вокального искусства
- Козловский, Иван Семёнович, артист ГАБТ, — за выдающиеся достижения в области театрально-вокального искусства
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Александровская, Лариса Помпеевна, артистка БелБАТОБ, — за большие достижения в области театрально-вокального искусства
- Гайдай, Зоя Михайловна, артистка КУАТОБ имени Т. Г. Шевченко, — за большие достижения в области театрально-вокального искусства
- Лемешев, Сергей Яковлевич, артист ГАБТ, — за большие достижения в области театрально-вокального и киноискусства
- Пазовский, Арий Моисеевич — за постановку оперы «Иван Сусанин» М. И. Глинки на сцене ЛАТОБ имени С. М. Кирова (1939)
- Самосуд, Самуил Абрамович — за постановку оперы «Иван Сусанин» М. И. Глинки на сцене ГАБТ (1939)
- Шпиллер, Наталья Дмитриевна, артистка ГАБТ, — за большие достижения в области театрально-вокального искусства
ж. Балетное искусство
- Первая степень — 100 000 рублей
- Лепешинская, Ольга Васильевна, артистка балета ГАБТ — за выдающиеся достижения в области балетного искусства
- Уланова, Галина Сергеевна, артистка балета ЛАТОБ имени С. М. Кирова, — за выдающиеся достижения в области балетного искусства
- Чабукиани, Вахтанг Михайлович, артист балета ЛАТОБ имени С. М. Кирова, — за выдающиеся достижения в области балетного искусства
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Дудинская, Наталия Михайловна, артистка балета ЛАТОБ имени С. М. Кирова, — за большие достижения в области балетного искусства
- Мессерер, Асаф Михайлович, артист балета ГАБТ, — за большие достижения в области балетного искусства
- Семёнова, Марина Тимофеевна, артистка балета ГАБТ, — за большие достижения в области балетного искусства
- Файер, Юрий Фёдорович, дирижёр ГАБТ, — за высокое мастерство дирижирования балетами
- Ханум, Тамара (Петросян Тамара Артёмовна) — за высокое мастерство исполнения узбекских народных танцев
з. Кинематография
- Первая степень — 100 000 рублей
- Александров (Мормоненко) Григорий Васильевич, режиссёр, Дунаевский Исаак Осипович (Иосифович), композитор, Орлова, Любовь Петровна, исполнительница ролей Марион Диксон и Стрелки, Ильинский, Игорь Владимирович, исполнитель роли Ивана Ивановича Бывалова, — за кинокартины «Цирк» (1936) и «Волга, Волга» (1938), снятые на киностудии «Мосфильм»
- Васильев Сергей Дмитриевич, Васильев, Георгий Николаевич, режиссёры; Бабочкин, Борис Андреевич, исполнитель заглавной роли, — за кинокартину «Чапаев» (1934), снятую на киностудии «Ленфильм»
- Довженко, Александр Петрович, режиссёр, Самойлов, Евгений Валерианович, исполнитель заглавной роли, Скуратов, Иван Фёдорович, исполнитель роли В. Н. Боженко, — за кинокартину «Щорс» (1939), снятую на Киевской киностудии
- Козинцев Григорий Михайлович (Моисеевич), Трауберг, Леонид Захарович, режиссёры; Чирков, Борис Петрович, исполнитель заглавной роли, — за кинокартины «Юность Максима» (1934), «Возвращение Максима» (1937), «Выборгская сторона» (1938), снятые на киностудии «Ленфильм»
- Ромм, Михаил Ильич, режиссёр, Каплер Алексей (Лазарь) Яковлевич, сценарист, Щукин, Борис Васильевич (посмертно), исполнитель заглавной роли, Охлопков, Николай Павлович, исполнитель роли большевика Василия, — за кинокартины: «Ленин в Октябре» (1937) и «Ленин в 1918 году» (1938), снятые на киностудии «Мосфильм»
- Петров Владимир Михайлович, режиссёр, Симонов, Николай Константинович, исполнитель заглавной роли, Жаров, Михаил Иванович, исполнитель роли князя А. Д. Меншикова, — за двухсерийную кинокартину «Пётр I» (1937, 1938), снятую на киностудии «Ленфильм»
- Пудовкин, Всеволод Илларионович, режиссёр, Доллер, Михаил Иванович, сорежиссёр, Ханов, Александр Александрович, исполнитель роли Кузьмы Минина, Ливанов, Борис Николаевич, исполнитель роли князя Д. М. Пожарского, Черкасов (Сергеев) Николай Петрович, исполнитель роли А. В. Суворова, — за кинокартины «Минин и Пожарский» (1939) и «Суворов» (1940), снятые на киностудии «Мосфильм»
- Пырьев, Иван Александрович, режиссёр, Ладынина, Марина Алексеевна, исполнительница роли Марьяны Бажан, Крючков, Николай Афанасьевич, исполнитель роли Клима Ярко, — за кинокартину «Трактористы» (1939), снятую на Киевской киностудии
- Чиаурели, Михаил Эдишерович, режиссёр, Цагарели, Георгий Константинович, сценарист, Геловани, Михаил Георгиевич, исполнитель роли И. В. Сталина, Багашвили, Спартак Леванович, исполнитель ролей Арсена и Георгия, — за кинокартины «Арсен» (1937) и «Великое зарево» (1938), снятые на Тбилисской киностудии
- Эйзенштейн, Сергей Михайлович, режиссёр, Павленко, Пётр Андреевич, сценарист, Черкасов, Николай Константинович, исполнитель заглавной роли, Абрикосов, Андрей Львович, исполнитель роли Гаврилы Олексича, — за кинокартину «Александр Невский» (1938), снятую на киностудии «Мосфильм»
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Бек-Назаров (Бекназарян) Амо (Амбарцум) Иванович, режиссёр, Нерсесян, Рачия Нерсесович, исполнитель роли Акопяна, Аветисян, Авет (Восканян Авет Маркосович), исполнитель роли Спарапета — за кинокартину «Зангезур» (1938), снятую на Ереванской киностудии
- Беляев, Василий Николаевич, режиссёр; Ешурин, Владимир Семёнович, Коган, Соломон Яковлевич, Симонов, Георгий Александрович, Фомин, Сергей Николаевич, Печул, Филипп Иванович, операторы хроники, Соколовский, Алексей Николаевич, ассистент оператора хроники, — за кинокартину «Линия Маннергейма» (1940), снятую на Ленинградской студии кинохроники
- Герасимов, Сергей Аполлинариевич режиссёр, Макарова, Тамара Фёдоровна, исполнительница роли Аграфены Шумилиной, — за кинокартину «Учитель» (1939), снятую на киностудии «Ленфильм»
- Дзиган, Ефим Львович, режиссёр, Покрасс, Дмитрий Яковлевич, композитор, — за кинокартины: «Мы из Кронштадта» (1936) и «Если завтра война…» (1938) производства киностудии «Мосфильм»
- Донской, Марк Семёнович, режиссёр, Массалитинова, Варвара Осиповна, исполнительница роли бабушки Акулины Ивановны, — за кинокартины: «Детство Горького» (1938) и «В людях» (1938), снятые на киностудии «Союздетфильм»
- Згуриди, Александр Михайлович, режиссёр; Пискунов, Михаил Григорьевич (посмертно), Троянский, Глеб Александрович, операторы; Лебедев Владимир Николаевич, Мантейфиль Пётр Александрович, научные консультанты, — за кинокартины «В глубинах моря» (1939) и «Сила жизни» (1940), снятые на киностудии «Центрнаучфильм»
- Иванов-Барков, Евгений Алексеевич, режиссёр, Алисова, Нина Ульяновна, исполнительница заглавной роли, Карлиев, Алты, исполнитель роли наездника Нури, — за кинокартину «Дурсун» (1940), снятую на Ашхабадской киностудии
- Ивановский, Александр Викторович, режиссёр, Фёдорова, Зоя Алексеевна, исполнительница роли Клавдии Васильевны Белкиной, Гарин (Герасимов) Эраст Павлович, исполнитель роли Фёдора Терентьевича Тараканова, — за кинокартину «Музыкальная история» (1940), снятую на киностудии «Ленфильм»
- Копалин, Илья Петрович, Посельский, Иосиф Михайлович, режиссёры; Богомолов, Николай Васильевич, Ковальчук, Александр Петрович, Кричевский, Абрам Григорьевич, Ковальчук, Всеволод Львович, Штатланд, Виктор Александрович, Шафран, Аркадий Менделевич, Койфман, Марк Борисович, Козаков, Абрам Наумович, операторы, — за кинокартину «На Дунае» (1940)
- Луков, Леонид Давыдович, режиссёр, Нилин, Павел Филиппович, сценарист, — за 1-ю серию кинокартины «Большая жизнь» (1939), снятую на Киевской киностудии
- Райзман, Юлий Яковлевич, режиссёр, Пельтцер, Иван Романович, исполнитель роли рабочего Захаркина, Дорохин, Николай Иванович, исполнитель роли Петра Захаркина, — за кинокартину «Последняя ночь» (1936), снятую на киностудии «Мосфильм»
- Хейфиц, Иосиф Ефимович, Зархи, Александр Григорьевич, режиссёры, — за кинокартину «Депутат Балтики» (1936), снятую на киностудии «Ленфильм»
- Шенгелая, Николай Михайлович, режиссёр, Вачнадзе, (Нато) Наталия Георгиевна, исполнительница роли колхозницы Нани, — за кинокартины «Элисо» (1936) и «Золотистая долина» (1937), снятые на Тбилисской киностудии
- Эрмлер, Фридрих Маркович (Бреслав Владимир Михайлович), режиссёр, Зражевский, Александр Иванович, исполнитель роли Владимира Петровича Дубока, Боголюбов, Николай Иванович, исполнитель роли Петра Михайловича Шахова, — за двухсерийную кинокартину «Великий гражданин» (1937, 1939), снятую на киностудии «Ленфильм»
- Юткевич, Сергей Иосифович, режиссёр, Любашевский, Леонид Соломонович, исполнитель заглавной роли, — за кинокартину «Яков Свердлов» (1940), снятую на киностудии «Союздетфильм»
и. Художественная проза
- Первая степень — 100 000 рублей
- Толстой, Алексей Николаевич, д. ч. АН СССР, — за роман «Пётр I»
- Сергеев-Ценский (Сергеев) Сергей Николаевич — за роман «Севастопольская страда» (1939—1940)
- Шолохов, Михаил Александрович, д. ч. АН СССР, — за роман «Тихий Дон» (1940)
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Вирта (Карельский) Николай Евгеньевич — за роман «Одиночество» (1935)
- Киачели, Лео (Шенгелая Леон Михайлович) — за роман «Гвади Бигва» (1938)
- Новиков-Прибой (Новиков) Алексей Силыч — за 2-ю часть романа «Цусима» (1932—1935)
к. Поэзия
- Первая степень — 100 000 рублей
- Асеев, Николай Николаевич — за поэму «Маяковский начинается» (1940)
- Купала, Янка (Луцевич Иван Доминикович) — за сборник стихов «От сердца» (1940)
- Тычина, Павел Григорьевич — за сборник стихов «Чувство семьи единой» (1938)
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Джабаев, Джамбул — за общественные произведения
- Лебедев-Кумач (Лебедев) Василий Иванович — за стихотворные тексты общеизвестных песен
- Леонидзе, Георгий Николаевич — за поэму «Детство вождя» («Сталин», часть 1. «Детство и отрочество») (1939)
- Михалков, Сергей Владимирович — за стихи для детей
- Твардовский, Александр Трифонович — за поэму «Страна Муравия» (1936)
л. Драматургия
- Первая степень — 100 000 рублей
- Тренёв, Константин Андреевич — за пьесу «Любовь Яровая», поставленную в новой редакции 1937 года
- Корнейчук, Александр Евдокимович — за пьесы «Платон Кречет» (1936) и «Богдан Хмельницкий» (1939)
- Погодин (Стукалов) Николай Фёдорович — за пьесу «Человек с ружьём» (1937)
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Вургун, Самед (Векилов Самед Юсиф оглы) — за пьесу «Вагиф» (1939)
- Крапива (Атрахович) Кондрат Кондратьевич — за пьесу «Кто смеётся последним» (1939)
- Соловьёв Владимир Александрович — за пьесу «Фельдмаршал Кутузов» (1940)
м. Литературная критика
- Первая степень — 100 000 рублей
- Грабарь, Игорь Эммануилович, профессор, — за книгу «Репин» (1937)
| ||||||
Напишите отзыв о статье "Лауреаты Сталинской премии в области литературы и искусства (1941)"
Отрывок, характеризующий Лауреаты Сталинской премии в области литературы и искусства (1941)
Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.
Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.
Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
