Лауцявичюс, Любомирас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Любомирас Лауцявичюс
Liubomiras Laucevičius
Имя при рождении:

Любоми́рас Любомирович Лауця́вичюс

Место рождения:

Вильнюс,
Литовская ССР, СССР

Гражданство:

СССР СССР
Литва Литва

Профессия:

актёр

Карьера:

1978 — наст. время

Любоми́рас Лауця́вичюс (лит. Liubomiras Laucevičius; род. 15 июня 1950, Вильнюс) — советский и литовский актёр театра и кино.





Биография

Любомирас Лауцявичюс родился 15 июня 1950 г. в Вильнюсе, Литва. Актёром мечтал стать с детства. Любит читать классическую литературу, также в той или иной степени владеет шестью языками: литовским, русским, польским, английским, немецким и французским. С 1966 г. занимался в студии Паневежского драматического театра[lt] под руководством Юозаса Мильтиниса, в 19681975 гг. актёр труппы. В 19751980 гг. учился на Клайпедском факультете Литовской консерватории у Повиласа Гайдиса[lt], одновременно играя в Клайпедском драматическом театре; после получения диплома ещё 10 лет работал в Клайпеде. С 1990 г. — актёр Каунасского драматического театра. Сыграл в общей сложности около 70 театральных ролей, в том числе заглавную роль в пьесе Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак» (1983), Шейлока в «Венецианском купце» Шекспира (2003), Лужина в «Преступлении и наказании» по одноимённому роману Достоевского (2004).

Сыграл немало ярких характерных ролей в кино. Его амплуа как киноактёра составляли преимущественно люди мужественных профессий: офицеры, военные, моряки.

Как актёр кино стал широко известен после выхода на советский экран 4-серийного фильма Игоря Апасяна «Морской волк» по мотивам одноимённого романа Джека Лондона (Одесская киностудия, 1990). Инфернальный Волк Ларсен в исполнении Любомираса Лауцявичюса предстаёт перед зрителем не только физически сильным, волевым и жестоким лидером, но и бесконечно одиноким, страдающим человеком, и, в то же время, — «стихийным философом».

Блестяще сыграл начальника тайной стражи Афрания в сериале Владимира Бортко «Мастер и Маргарита».

Последней на настоящий момент[когда?] заметной ролью актёра является роль воеводы Мазовецкого, коменданта польской крепости Дубно, в фильме Владимира Бортко «Тарас Бульба» (2009).

Личная жизнь

Супруга Лили Лауцявичене, актриса Каунасского драматического театра. Вместе они уже тридцать лет, вырастили двух сыновей-близнецов. Томас получил профессию политолога, а Андрюс предпочитает заниматься аудио- и видеорежиссурой.

Роли

Фильмография

Призы и награды

Приз за лучшую мужскую роль второго плана на I КМКФ за роль в фильме «Отверженный» (2009);

Премия «Фортуна» за творческое партнёрство Л.Лауцявичюсу и Р.Казласу — спектакль «Палата»;

«Золотой крест сцены» за роль Шейлока в пьесе «Венецианский купец» У. Шекспира (2004).

Напишите отзыв о статье "Лауцявичюс, Любомирас"

Ссылки

  • [ruskino.ru/art/997 Любомирас Лауцявичюс]
  • [m-bobrovskaya.livejournal.com/65542.html Бобровская М. Интервью с актёром Любомирасом Лауцявичюсом. 2013 // m_bobrovskaya.livejournal.com]


Отрывок, характеризующий Лауцявичюс, Любомирас

«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.