Лафлёр, Ги

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ги Лафлёр
Позиция

правый нападающий

Рост

183 см

Вес

84 кг

Хват

правый

Прозвище

цветок (англ. Flower)
белокурый дьявол
(фр. le Démon Blond)
(англ. the Blonde Devil)

Гражданство

Канада Канада

Родился

20 сентября 1951(1951-09-20) (72 года)
Тюрсо, Квебек, Канада

Драфт НХЛ

в 1971 году выбран в 1 раунде под общим 1 номером клубом «Монреаль Канадиенс»

В зале славы с 1988 года
Игровая карьера

Ги Дамье́н Лафлёр[1] (фр. Guy Damien Lafleur; 20 сентября 1951, Тюрсо, Канада) — бывший канадский хоккеист, правый крайний нападающий.





Биография

Имя Лафлёра стоит в одном ряду с легендами «Монреаль Канадиенс» Морисом Ришаром, Жаном Беливо, Иваном Курнуайе. Лафлёра многие называют окончанием славной эпохи «Монреаль Канадиенс».

В детстве Ги Лафлёр, как и многие канадские мальчишки французского происхождения, мечтал играть в «Монреаль Канадиенс» и поднимать над головой Кубок Стэнли. Играя за молодёжную команду, Ги Лафлёр привел её к победе в чемпионате, он считал, что на драфте его обязательно выберет «Монреаль». Но не менее талантливый игрок, тоже франкоканадец, Марсель Дионн, также мечтал надеть свитер «Монреаль Канадиенс». У генерального менеджера Сэма Поллока был выбор, именно тот, от которого зависела судьба команды. Многие специалисты советовали Поллоку взять Дионна, но Поллок выбрал Лафлёра и не ошибся. Ги Лафлёр пришёл в команду, когда Жан Беливо уже заканчивал карьеру, а в помощь Курнуайе требовался высококлассный игрок. Лафлёр установил рекорд НХЛ, забив подряд в 6 сезонах более 50 шайб; впоследствии это достижение превзошли только Майк Босси (9 раз подряд) и Уэйн Гретцки (8 раз подряд). За свою великолепную игру Ги Лафлёр получил прозвище «цветок»[2], его игра приводила зрителей в восторг.

Советским болельщикам имя Ги Лафлёра также было знакомо, хотя за время выступления в составе «Монреаль Канадиенс» Ги постоянно принимал участие в плей-офф и потому не попадал на чемпионаты мира, а на Олимпийские игры профессионалы тогда не допускались. Но дело было в том, что в советской прессе, строго соблюдающей цензуру, про «Монреаль Канадиенс» было разрешено писать больше, чем про любой другой клуб НХЛ. Тут было много причин: и джентльменское отношение игроков к советским хоккеистам во время суперсерии 72 года и в матчах с советскими командами. Впервые советские болельщики увидели его 31 декабря 1975 года, в матче между «Монреаль Канадиенс» и ЦСКА, во время серии матчей между советскими клубами и командами НХЛ.

Играя за «Монреаль Канадиенс», Ги Лафлёр тренировался под руководством Скотти Боумэна. За время совместной работы они выиграли 5 Кубков Стэнли.

В 1984 году, в возрасте 33 лет, Ги Лафлёр сенсационно заявил, что заканчивает карьеру. Лафлёр не был из плеяды игроков, сильно страдающих травматизмом. Новость об окончании карьеры повергла в шок Монреаль. Многие связывали это с тем, что «Монреаль Канадиенс» исчерпал в своём составе талантливых игроков; отчасти это было правдой. После «Канадиенс» 4 года подряд Кубок Стэнли выигрывали хоккеисты «Нью-Йорк Айлендерс», и уже вовсю наступала эра «Эдмонтон Ойлерз» и Уэйна Гретцки. Ги Лафлёр был принят в Зал Хоккейной Славы в Торонто. После завершения карьеры игрока Лафлёру предлагались различные посты в «Монреаль Канадиенс», но сам Ги не очень хотел занимать предлагаемые должности. В 1988 году Ги Лафлёр сделал то, что до него сначала сделал Горди Хоу, а после него Марио Лемье — он вернулся в хоккей. Все трое были членами Зала Хоккейной славы. Если Горди Хоу вернулся на лёд, потому что был хоккеистом и профессионалом до мозга костей, а Марио Лемье вернулся, почувствовав, что травма спины позади, то Ги Лафлёр вернулся, соскучившись по игре. Многие специалисты сомневались, что Лафлёр сможет показывать полноценный хоккей после трёхлетнего перерыва. Ги Лафлёр стал игроком «Нью-Йорк Рейнджерс». «Парни с Бродвея» не имели в ту пору сильного состава, исключение составлял Брайан Лич. Карьера в «Рейнджерс» явно не получилась, Лафлёр получил травму в середине сезона и выбыл из игры. По окончании сезона Ги переехал в Квебек. «Рейнджерс» за переход Лафлёра получили выбор в пятом раунде драфта 1990 года[3]. В составе «Квебек Нордикс» Ги провёл два сезона, но травма заставила его окончательно покинуть хоккей.

Достижения

  • Финалист Кубка Канады 1981.
  • 6 сезонов подряд выбирался в состав символической 1-й команды всех звёзд НХЛ (не путать с матчем всех звёзд НХЛ), как правый крайний нападающий: 1974-75, 1975-76, 1976-77, 1977-78, 1978-79, 1979-80.

Награды

Спортивные

Государственные

Статистика

Регулярный сезон Плей-офф
Сезон Команда Лига И Г П О Штр И Г П О Штр
1966/67 Квебек Юниор Эйсес КЮХЛ 8 1 1 2 0
1967/68 Квебек Юниор Эйсес КЮХЛ 43 30 19 49 0
1968/69 Квебек Юниор Эйсес КЮХЛ 49 50 60 110 83
1969/70 Квебек Ремпартс ГЮХЛК 56 103 67 170 105
1970/71 Квебек Ремпартс ГЮХЛК 62 130 79 209 135 14 22 21 43 49
1971/72 Монреаль Канадиенс НХЛ 73 29 35 64 48 6 1 4 5 2
1972/73* Монреаль Канадиенс НХЛ 70 28 27 55 51 17 3 5 8 9
1973/74 Монреаль Канадиенс НХЛ 73 21 35 56 29 6 0 1 1 4
1974/75 Монреаль Канадиенс НХЛ 70 53 66 119 37 11 12 7 19 15
1975/76* Монреаль Канадиенс НХЛ 80 56 69 125 36 13 7 10 17 2
1976/77* Монреаль Канадиенс НХЛ 80 56 80 136 20 14 9 17 26 6
1977/78* Монреаль Канадиенс НХЛ 78 60 72 132 26 15 10 11 21 16
1978/79* Монреаль Канадиенс НХЛ 80 52 77 129 28 16 10 13 23 0
1979/80 Монреаль Канадиенс НХЛ 74 50 75 125 12 3 3 1 4 0
1980/81 Монреаль Канадиенс НХЛ 51 27 43 70 29 3 0 1 1 2
1981/82 Монреаль Канадиенс НХЛ 66 27 57 84 24 5 2 1 3 4
1982/83 Монреаль Канадиенс НХЛ 68 27 49 76 12 3 0 2 2 2
1983/84 Монреаль Канадиенс НХЛ 80 30 40 70 19 12 0 3 3 5
1984/85 Монреаль Канадиенс НХЛ 19 2 3 5 10
1988/89 Нью-Йорк Рейнджерс НХЛ 67 18 27 45 12 4 1 0 1 0
1989/90 Квебек Нордикс НХЛ 39 12 22 34 4
1990/91 Квебек Нордикс НХЛ 59 12 16 28 2
Всего НХЛ 1127 560 793 1353 399 128 58 76 134 67

* — звёздочкой отмечены сезоны завоевания Кубка Стэнли

См. также

Напишите отзыв о статье "Лафлёр, Ги"

Примечания

  1. Укоренившийся вариант фамилии хоккеиста в спортивной прессе — «Лефлер» — связан с ошибочным чтением французской фамилии по правилам английского языка.
  2. Прозвище обыгрывало фамилию хоккеиста: «La fleur» по-французски — цветок. Франкоязычные болельщики предпочитали называть Ги Лафлёра «белокурый дьявол» (фр. le Démon Blond).
  3. [www.nhl.com/ice/player.htm?id=8448624&view=notes Guy Lafleur - Notes] (англ.). NHL.com. Проверено 31 июля 2015.

Ссылки

  • [www.nhl.com/ice/ru/player.htm?id=8448624 Лафлёр, Ги] — профиль на сайте НХЛ
  • [www.hockeydb.com/ihdb/stats/pdisplay.php?pid=2902 Лафлёр, Ги] — статистика на [www.hockeydb.com/ The Internet Hockey Database]  (англ.)
  • [www.eliteprospects.com/player.php?player=21604&lang=en Лафлёр, Ги] — статистика на [Eliteprospects.com Eliteprospects.com]  (англ.)
  • [www.legendsofhockey.net/LegendsOfHockey/jsp/LegendsMember.jsp?type=Player&mem=P198802&list=ByName#photo Биография хоккеиста] на сайте [www.legendsofhockey.net «Легенды хоккея»]  (англ.)

Литература

  • Лафлёр Ги-Дамьен (Ги) // Хоккей. Большая энциклопедия: В 2 т. — М.: Терра-Спорт, Олимпия Пресс, 2006.
  • Звёзды мирового хоккея, издательство ФиС, 1989.
  • Еженедельник «Хоккей», выпуск № 3, 1991 г, статья «Ги — легенда Монреаля»
Предшественник:
Жильбер Перро
Первый номер драфта НХЛ
1971
Преемник:
Билли Харрис

Отрывок, характеризующий Лафлёр, Ги

– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.