Лацио (футбольный клуб)

«Лацио»
Полное название	«Società Sportiva Lazio S.p.A.»
Прозвища	«Biancocelesti» («Бело-голубые») «Aquilotti» («Орлята»)" «Chickens» («Куры»)
Основан	9 января 1900 (124 года)
Стадион	«Олимпийский стадион»
Вместимость	70 634
Президент	Клаудио Лотито
Тренер	Симоне Индзаги
Капитан	Лукас Билья
Рейтинг	32-е место в рейтинге УЕФА
Сайт	[www.sslazio.it Официальный сайт]
Соревнование	Серия А
2015/16	8
Основная форма Гостевая форма <td> Резервная форма

К:Футбольные клубы, основанные в 1900 годуЛацио (футбольный клуб)Лацио (футбольный клуб)

«Ла́цио» (итал. Societa Sportiva Lazio) — итальянский футбольный клуб из Рима, который был основан в 1900 году. Выступает в Серии А — высшем итальянском футбольном дивизионе, где провёл большую часть своей истории в качестве одного из лидеров. Футболисты «Лацио» дважды были чемпионами Италии (1974 и 2000), шесть раз выигрывали Кубок Италии, трижды Суперкубок Италии, а также европейские трофеи Кубок обладателей кубков УЕФА и Суперкубок УЕФА по одному разу.

Первый крупный успех клуба датирован в 1958 году, тогда «Лацио» выиграл Кубок Италии. В 1974 году он выиграл свой первый титул чемпиона Италии. Самым успешным периодом в истории Лацио считаются последние пятнадцать лет, кульминацией которого стала победа в Кубке обладателей кубков и Суперкубке УЕФА в 1999 году, выигрыш Скудетто в 2000 году, несколько побед в кубках лиги и первое в истории клуба попадание в финал Кубка УЕФА в 1998 году.

Традиционной формой «Лацио» являются небесно-голубые футболки, белые шорты и белые гетры. Домашние матчи принимает на стадионе «Олимпико» в Риме, вмещающем 72 634 зрителя, на котором также выступает футбольный клуб «Рома», с которыми Лацио выясняет отношения начиная с 1929 года в Римском дерби (Derby della Capitale, Derby of the capital, Столичное дерби).

Также «Лацио» — это спортивный клуб, насчитывающий 48 дисциплин, что является самым большим спортивным объединением в Европе.

История

1900—1927. Первый футбольный клуб в Риме

Спортивное общество «Лацио» увидело свет 9 января 1900 года, на северном берегу реки Тибр, как Societa Podistica Lazio, благодаря энтузиазму молодых людей: офицеру Луиджи Биджарелли, Джакомо Биджарелли, Одоакре Алоизи, Артуро Балестриери, Алчесте Грифони, Джулио Лефевра, Галилео Масса, Альберто Месонеса и Энрико Венье. Цвета, которые они выбрали, были белый и небесно-голубой, как на греческом флаге, в честь страны — родины Олимпийских игр.

Сначала «Лацио» культивировал только бег, но уже через год, в 1901 был нанесён первый удар по футбольному мячу, благодаря иммигранту из Франции, Бруно Сегеттини. С этого момента, как только были найдены соперники, (первым был «Виртус», против которого 16 мая 1902 года небесно-голубые провели свой первый матч, выиграв 3:0) игры стали регулярными, и футбольная команда «Лацио» стала главной командой в городе.

В 1907, в ходе межрегионального чемпионата, «Лацио» обыграл три команды — «Лукку», «Пизу» и «Ливорно» — в один день, и таким образом завоевал трофей. Будучи сильнейшим клубом в городе и выигрывая Roman 3rd Division Championships в 1910, 1911 и 1912, «Лацио» выигрывает свою региональную группу, а затем и полуфинал Национального чемпионата, в битве с организованными командами Севера. В Национальном финале, сыгранном 1 июня 1913, «Лацио» проиграл 0-6 «Про Верчелли».

Ещё одну попытку «Лацио» предпринял в следующем году, вновь достигнув Национального финала (1914). На этот раз оппонентами были игроки «Казале», но результат оказался почти таким же: поражения 1-7 и 0-2 в двухраундовом поединке.

После Первой Мировой Войны «Лацио» утратил лидерство в Риме и юго-центральном районе страны; в 1920, 1921 и 1922 «Ливорно», «Пиза» и «Фортитудо» играли в Национальном финале (неизбежно проигрывая северным супер-клубам). В 1923 «Лацио» играл в Национальном финале номер три. «Бьянкочелести» играли против «Дженоа» и, хотя снова уступили (1-4 и 0-2), разница в классе заметно сократилась. В 1925 игрок «Лацио» Фульвио Бернардини стал первым игроком не с Севера, сыгравшим за сборную (22 марта 1925, Италия-Франция 7-0).

После прихода к власти в Италии фашистов римский делегат правительства Итало Фоски выступил с предложением создать в столице конкурентоспособный коллектив, способный разрушить гегемонию клубов с Севера, и предложил объединить многочисленные римские команды в одну. Так в 1927 году появилась на свет «Рома». «Лацио» избежал слияния благодаря усилиям вице-президента клуба генерала Джорджо Ваккаро, сумевшего заблокировать попытку объединения.

Назревало создание Национального чемпионата. Лига 1929 года была последней, разделённой на две группы. «Лацио» финишировал вровень с «Наполи» в группе Б, и ему предстояло провести стыковой матч за право выступать в первом розыгрыше Серии А. Матч закончился вничью, но переигровки не потребовалось, так как Итальянская Федерация решила принять оба клуба в Серию А, благодаря зачислению «Триестины» (девятой в Группе А) за её былые заслуги.

1930—1940. Близость Скудетто в годы Пиолы

Первые годы в Серии А для «Лацио» — это годы становления. Едва не вылетев в первом же сезоне, команда обосновалась в середине таблице, ни разу за тот период не опустившись ниже 8-го места (1930—1931).

Следующий президент, амбициозный президент Эудженио Гвальди, захотел вывести клуб на новый уровень, и летом 1934 подписал Сильвио Пиолу из «Про Верчелли». «Лацио» (благодаря также приобретению Левратто, Виани и Бласона), начал прибавлять (5-е в 1934—1935), и проиграл «Болонье» в 1936—1937, финишировав вторым. Только короткая скамейка запасных, не позволившая достойно заменить травмированных Виани, Бузани и Кошту, помешала завоевать «небесно-голубым» Скудетто.

После пары сезонов пребывания в середине турнирной таблицы (в ходе которых была одержана первая победа над «Ромой», на их стадионе «Тестаццио», голы на счету Дзаккони и Бузани), Гвальди передал бразды правления Ремо Дзеноби, который попал в трудное финансовое положение. Тем не менее, после бразильцев в команде наступило время аргентинцев. Фламини стал одним из наиболее любимых фанатами игроков за все времена. И завершил декаду «Лацио» четвёртым местом (1939/1940).

1941—1950. После 2-й Мировой, Лацио Папы Дзеноби

После сезона, когда «Лацио» избежал вылета только благодаря лучшей разнице мячей (1940—1941), команда смогла подняться уже на следующий год (5-е место); по ходу того сезона молодой Пуччинелли начал свою карьеру — он станет потом на долгие годы игроком, проведшим наибольшее количество игр за клуб. Вскоре наступили тяжёлые времена (1942—1943 — последний сезон до перерыва, связанного со Второй Мировой).

В сезоне 1945—1946 соревнования возобновились в Южно-центральной группе; «Лацио», обладая новым, уже без Пиолы, составом, не показывал хорошей игры. После объединения чемпионата команда затерялась в середине турнирной таблицы. В сезоне 1948-49 Ремо Дзеноби вновь возглавил клуб, после перерыва перед Второй Мировой войной. Это было начало новой, блестящей команды. Под руководством Спероне «Лацио» занял четвёртое место. Лидерами той команды были братья Сентименти, Фламини, Пуччинелли и Хофлинг. По окончании сезона Фуриасси, Сентименти IV и Ремодини были вызваны в национальную сборную для участия в Кубке Мира в Бразилии.

1951—1960. Дважды третьи в Лиге и победа в Кубке

С Дзеноби в роли президента, «Лацио» добился следующего: 4-е в 1950-51 (в конце этого года «Рома» стала первым римским клубом, вылетевшим в Серию Б), вновь 4-е в 1951-52.

В 1953, вскоре после отставки, Дзеноби скончался, и у «Лацио» начались тяжёлые времена: 10-е в 1952-53, 11-е в 1953-54 (сезон омрачён первым за 7 лет поражением в дерби), 12-е в 1954-55, несмотря на покупку двух классных, но возрастных игроков, Карло Паролы и Йона Хансена.

Тессароло стал новым президентом; он приобрёл нескольких игроков, среди которых Селмоссон, Муччинелли и Ловати. «Лацио» также нашёл нового тренера, англичанина Карвера, который, сменив Ферреро, привёл «Лацио» на 3-е место — лучший результат с 1937 года. Следующий год (1956-57) снова 3-е место, а также приобретение талантливого бразильского плеймейкера Тоцци.

В клубе произошли глобальные перемены: Тессароло уволился, и его сменил Силиато. Карвер покинул клуб, и «Лацио» покатился по наклонной (1957-58), избежав вылета только в последней игре. Селмоссона продали в «Рому» и команда осталась (1958-59) в подвале турнирной таблицы. Но «Лацио» компенсировал неудачи в чемпионате победой в Кубке Италии (1958), обыграв в финале «Фиорентину» 1-0. Просчёты руководства продолжились, и десятилетие закончилось (1959-60) для «Лацио» пребыванием в низине Серии А.

1961—1970. Тёмные годы, в Серию Б и обратно

Клуб пребывал в беспорядке; Силиато ушёл, Тессароло вернулся, бессильный против финансовых проблем. Итальянская Лига назначила аудитора, М-ра Джованнини. От этого решения команда очень пострадала, и даже возвращение Карвера не спасло «Лацио» от первого вылета в Серию B (1960-61).

Первый сезон клуба в Серии B (1961-62) был вершиной несчастий «Лацио»: в матче против «Наполи» судья не засчитал гол Сегедони. Мяч оказался в воротах, но из-за прорехи в сетке вылетел оттуда. Игра закончилась со счетом 0-0, и «Наполи» отправился в Серию А, обогнав «Лацио» всего лишь на очко. Повышение в классе произошло в следующем сезоне, благодаря аргентинскому наставнику Хуану Карлосу Лоренцо. Но трудные времена продолжились, пока в сезоне 1966-67 «Лацио» вновь не вылетел, проиграв в последнем туре «Ювентусу».

Вторая половина 60-х началась с назначения Умберто Ленцини президентом. Он станет Великим Президентом, приведя «Лацио» к первому Скудетто. Несмотря на усилия Ленцини, «Лацио» оставался в сезонах 1967-68 и 1968-69 в Серии B, когда, благодаря таланту Ферруччо Маццолы и возвращению на тренерский пост Лоренцо, «Лацио» завоевал путёвку в Серию А.

Никто тогда ещё не знал, но путь «Лацио» к Скудетто уже начался. Были подписаны три молодых перспективных игрока, Киналья — форвард, Нанни — полузащитник и Вильсон в роли последнего защитника. «Лацио» (1969-70) финишировал 8-м, получив право на участие в Кубке Ярмарок.

1971—1980. Первое Скудетто

Семидесятые начались с очередного провала: ссоры между Ленцини и Лоренцо привели к вылету (1970-71) из высшей лиги. Это было время перестройки — новый тренер Томмазо Маэстрелли пришёл из «Фоджи», и фундамент одного из самых больших сюрпризов семидесятых был заложен: выход в Серию А (1971-72) и ряд удачных приобретений (продажа Массы позволила купить Пуличи, Ре Чеккони, Гарлашелли и Фрусталупи) позволили создать настоящую «дрим-тим», которая упустила Скудетто лишь в последнем туре в Неаполе.

Но в следующем году Скудетто уже никуда не делось: в сезоне 1973-74 «небесно-голубые» завоевали свой первый титул, лидировав весь чемпионат. Золотой состав того сезона: Пуличи, Петрелли, Мартини, Вильсон, Одди, Нанни, Гарлашелли, Ре Чеккони, Киналья, Фрусталупи, Д’Амико.

Следующий год (1974-75) «Лацио» закончил 4-м, но несчастья были уже не за горами. Маэстрелли заболел, и его сменил Корсини. Команду залихорадило — Киналья сбежал в США, и Маэстрелли вынужден был вернуться, чтобы спасти команду от вылета (1975-76). Единственная хорошая новость — дебют двух молодых звёзд, Джордано и Манфредония.

1976-77, самый печальный сезон — Смерть Маэстрелли после продолжительной борьбы с раком, и нелепая гибель Ре Чеккони, убитого другом ювелира в ходе обычного розыгрыша. Тем не менее команда не развалилась, и под руководством сначала Виничио, а затем Ловати «Лацио» занимал места в середине таблицы (5-е в 1976-77, 11-е в 1977-78 и 8-е в 1978-79). В это время окончательно признали бомбардирский талант Джордано.

В конце десятилетия «Лацио» оказался в самом центре бушующего моря скандалов: история с договорными матчами отправила римлян в Серию B; игроки (Вильсон, Джордано, Манфредония и Каччьятори) были арестованы и дисквалифицированы. Несмотря на удачный исход борьбы за выживание, благодаря игре Д’Амико, поведшего за собой молодую команду, вердикт федерации был неотвратим: вылет в Серию B.

1981—1990. Скандалы и несчастья, приход Фашетти

«Лацио» начал это десятилетие в Серии B. Лидеры команды были дисквалифицированы, и тренер Иларио Кастаньер не смог вывести команду наверх в сезоне 1980-81 (Кьоди не забил решающий пенальти на 90-й минуте матча за два тура до финиша), на следующий год команда едва не вылетела в Серию С (1981-82), и наконец поднялась в Серию A в сезоне 1982-83, не в последнюю очередь благодаря триумфу Италии на Кубке Мира 1982 и последующей амнистии Джордано и Манфредонии.

Возвращение «Лацио» в Серии A было коротким и неудачным: только два сезона (1983-84 и 1984-85), и унизительный вылет в Серию B. Ни одной гостевой победы за два года.

После вылета Джорджио Киналья покинул пост президента, который он занял за два года до этого, оставив команду даже в худшем положении, чем было когда он пришёл. Но это был не конец. В сезоне 1985-86 разгорелся новый скандал, и «Лацио» (на этот раз из-за игрока Винаццани) вновь оказался втянут в неприятную историю. Команду отправили сначала в Серию С, но затем это наказание было заменено на 9-очковый штраф в начале следующего сезона.

Так называемая «команда −9» была создана, появились Фашетти (тренер) и Каллери (президент). Задача остаться в Серии B казалась сложной, но по ходу сезона она едва не превратилась в невыполнимую. Гол Фиорини в последнем матче против «Виченцы» позволил команде попасть в переходный турнир, где гол Поли в ворота Кампобассо позволил избежать чудовищного позора. На следующий год (1987-88) «Лацио», наконец, «проснулся» и завоевал столь долгожданное повышение в классе.

Для президента Каллери конец десятилетия означал скорее финансовую перестройку, чем создание хорошей команды: «Лацио», оставаясь в середине таблицы (1988-89 и 1989-90), иногда радовал маленькими успехами (победа в дерби в 1988-89, гол на счету Ди Канио, или разгром «Наполи» 3-0, с Марадоной в составе, в чемпионате 1989-90) и новыми именами, такими как Паоло Ди Канио и уругваец Рубен Соса. На должность тренера «орлов» был приглашен легендарный Дино Дзофф.

1990—2000. Президентство Серджио Краньотти

Дела пошли в гору. Новым президентом клуба стал богатейший Серджио Краньотти, владелец концерна «Cirio». Краньотти решил не тратить времени попусту и сразу заявил о своих амбициях, подписав Фавалли, Фузера, Синьори, Краверо и знаменитого Пола Гаскойна. В сезоне 1992/93 «Лацио» занял пятое место, в следующем году — третье, а Пеппе Синьори дважды подряд становится лучшим бомбардиром Серии А. В межсезонье команду пополняют такие классные футболисты, как Бокшич, Казираги и Маркеджани.

В 1994 г. команду возглавляет Зденек Земан, с которым «лациале» сходу берут серебро, а на следующий год — бронзу. Синьори вновь становится лучшим снайпером, но, абсолютно неожиданно для болельщиков «лациале», руководство клуба продает его в «Парму». Болельщики несколько дней осаждали клубный офис и протестовали против ухода своего любимчика. Краньотти пообещал, что на деньги, вырученные от продажи Синьори, «Лацио» усилится и выиграет Скудетто, на что болельщики ответили: «Без Синьори нам Скудетто не нужен».

Вслед за этой неожиданностью — ещё одна. Руководство «Лацио» увольняет тренера, который дважды подряд привел команду к медалям Серии А. Вакантное место занимает швед Свен-Ёран Эрикссон. Новый тренер доукомплектовывает команду молодым Кристианом Вьери, чилийцем Марсело Саласом, малоизвестным чехом Павелом Недведом, аргентинцем Матиасом Альмейдой и итальянцем Роберто Манчини.

В 1998 г. «лациале» в обновленном составе доходят до финала Кубка УЕФА, однако уступают там миланскому «Интеру». Без трофеев, правда, римляне не остались — Эрикссон утешил болельщиков Кубком Италии, что позволило «бьянкочелести» принять участие в розыгрыше Кубка Кубков в следующем сезоне.

«Лацио» уверенно доходит до финала Кубка Кубков и попадает на испанскую «Мальорку». Игра складывалась непросто: благодаря голу Вьери на седьмой минуте «Лацио» вышел вперед, однако уже через несколько минут испанцы отыгрались. Было очевидно, что по игре доминирует «Мальорка», однако прекрасная оборона «лациале» играла без сбоев. Судьбу матча решил штрафной удар — Павел Недвед на 81-й минуте посылает мяч в сетку и приносит своему клубу долгожданный еврокубок.

2000—2004. Второе Скудетто и банкротство «Cirio»

В 2000 году, в год столетия клуба, перед командой была поставлена задача наконец-то выиграть чемпионат Италии. Начался юбилейный сезон с победы над «Манчестер Юнайтед» в Суперкубке Европы, а затем начался острейший и интереснейший сезон в Серии А. С самого старта в чемпионскую гонку включились аж пять команд — «Ювентус», «Милан», «Лацио», «Интер» и «Парма». Турнирную таблицу возглавляли то одни, то другие, и на счету было каждое очко. За восемь туров до окончания сезона «Ювентус» оторвался на 10 очков от своего ближайшего преследователя «Лацио», и казалось, что «бьянконери» недосягаемы. Тем не менее, римляне выцарапывали победы в каждом матче и к последнему туру сократили отставание от лидера до двух очков, но этого было мало — в последнем туре «Ювентусу» предстояло сыграть с середнячком Серии А «Перуджей», и мало кто сомневался, что Скудетто достанется «Старой Синьоре». «Лацио» же предстоял домашний поединок против «Реджины».

Матч в Риме закончился на час раньше, чем матч с участием «Ювентуса». Римляне разгромили соперника со счетом 3:0 и как никогда в жизни болели за «Перуджу», для которой этот матч, на самом-то деле, не значил абсолютно ничего. Первый тайм прошёл за полным преимуществом «Ювентуса», однако открыть счет никому не удавалось. В случае ничьей была бы назначена переигровка, и «лациале» молились на ничью, как вдруг на 50-й минуте центральный защитник «Перуджи» Алессандро Калори поразил ворота Эдвина ван дер Сара. Времени, казалось бы, оставалось достаточно, и «Ювентус» всеми силами устремился в атаку. «Бьянконери» осадили штрафную площадку соперника, но вскрыть оборону так и не сумели. Во второй раз в истории Скудетто досталось римскому «Лацио». В довершение юбилея «Лацио» выиграл ещё и Кубок Италии, сделав золотой дубль.

Ту команду болельщики «Лацио» до сих пор вспоминают с большой ностальгией. Два великолепных голкипера Анджело Перуцци и Лука Маркеджани, доморощенный бриллиант Алессандро Неста, пара аргентинских форвардов Эрнан Креспо и Клаудио Лопес, непобедимая полузащита Манчини — Недвед — Верон — Поборский — Симеоне. Тогда, на волне успеха, болельщики «Лацио» стали мечтать о том, что клуб войдет в элиту мирового футбола, выиграет ещё несколько Скудетто и, быть может, Лигу чемпионов.

Но история распорядилась иначе. В 2002 г. концерн «Cirio», который «кормил» команду на протяжении десятка лет, был объявлен банкротом, и пост президента клуба занял Уго Лонго. В «Лацио» объявляется распродажа, и в течение трех лет команду покидают практически все лидеры: сначала Павел Недвед и Марсело Салас уходят в «Ювентус», Фабрицио Раванелли перебирается в «Дерби Каунти», а Хуан Себастьян Верон — в «Манчестер Юнайтед», затем Алессандро Неста — уезжает в «Милан», Эрнан Креспо и Деян Станкович — в «Интер», Карел Поборский — в «Спарту», Лука Маркеджани — в «Кьево», а Диего Симеоне — в мадридский «Атлетико». На фоне финансового бедствия продолжается тренерская чехарда — сначала вместо Дино Дзоффа, сменившего в середине сезона сезона 2000/01 Эрикссона, появляется Альберто Дзаккерони, которого затем меняет Роберто Манчини.

2004-н. в. Приход Клаудио Лотито

От банкротства и исчезновения команду спас Клаудио Лотито, ставший президентом «Лацио» в 2004 году.

В целях покрытия многомиллионных долгов, доставшихся в наследство от предыдущего руководства, римляне были вынуждены перейти в режим жесткой экономии. Последними из больших звезд «Лацио» покинули Стефано Фьоре и Бернардо Корради, перешедшие в «Валенсию», Яп Стам, отправившийся в «Милан», Гаиска Мендьета, вернувшийся в «Мидлсбро», и Синиша Михайлович, присоединившийся к Деяну Станковичу в «Интере». Им на смену пришли Горан Пандев, Томмазо Рокки и Себастьяно Сивилья, после длительного вояжа на Туманный Альбион вернулся в родной клуб Паоло Ди Канио, а из молодёжной команды в первую был переведен талантливый Лоренцо Де Сильвестри.

Первый сезон после краха «Cirio» «Лацио» начал под руководством Доменико Казо, но после провального старта (17 очков в 16 матчах и вылет из Кубка УЕФА) управление командой было поручено бывшему игроку «бьянкочелести» и экс-тренеру «Сиены» Джузеппе Пападопуло, который сумел вывести «Лацио» из зоны вылета на 10 место.

По истечении срока 6-месячного контракта руководство римлян решило не продлевать соглашение с Пападопуло, и в команду был приглашен Делио Росси. На трансферном рынке «Лацио» сосредоточился на поиске не самых известных, но добротных игроков. Так в команде оказались Валон Бехрами, Марко Баллотта и Игли Таре, в аренду у «Удинезе» был взят Стефано Маури. В первом же сезоне под руководством Росси «Лацио» занял 6 место и получил право на участие в Кубке УЕФА, однако в Италии разразился скандал Кальчополи, в котором помимо «Лацио» оказались замешаны «Ювентус», «Милан», «Фиорентина», «Реджина» и ряд других клубов. С римлян сняли 30 очков, а также отобрали право участвовать в розыгрыше Кубка УЕФА 2006/07.

В межсезонье команду пополнили Кристиан Ледесма, Эмилсон Крибари и ряд других футболистов, также были выкуплены права на Стефано Маури. Из основных игроков покинули «Лацио» Массимо Оддо и Сезар Родригес, а Паоло Ди Канио ушёл доигрывать в римский «Атлетико». Из-за штрафных санкций итальянской Лиги следующий сезон в Серии А «Лацио» начал со штрафом в 9 очков, но несмотря на этот дефицит «лациале» заняли третье место и пробились в Лигу чемпионов 2007/08.

Перед сезоном 2007/08 руководство клуба сделало упор на усиление защитной линии, а также несколько омолодило состав — в команде появились уругвайский голкипер Фернандо Муслера, румынский защитник Штефан Раду, и серб Александар Коларов. Однако сезон сложился для римлян плохо — команда заняла последнее место в групповом этапе Лиги чемпионов, весь год находилась в нижней части турнирной таблицы, а болельщики регулярно устраивали протесты. По окончании сезона команду покинули Валон Бехрами и Марко Баллотта. Завершил карьеру игрока и занял должность спортивного директора клуба албанец Игли Таре. Несмотря на то, что летом в команде появились молодое дарование Мауро Сарате, швейцарский защитник Штефан Лихтштайнер и опытный хавбек Кристиан Брокки, из гранда клуб снова начал превращаться в итальянского середняка, что, тем не менее, не помешало команде выиграть Кубок Италии в сезоне 2008/09. Однако за неудовлетворительные результаты в чемпионате (10 место) Делио Росси был отправлен в отставку.

Летом 2009 года команду пополнил бразильский полузащитник Матузалем, покинул Рим Лоренцо Де Сильвестри. На смену Росси был приглашен другой итальянский специалист Давиде Баллардини, и в первом же официальном матче сезона 2009/10 за Суперкубок Италии «Лацио» под руководством нового тренера уверенно обыграл «Интер». Тем не менее, начавшиеся внутри команды скандалы привели к бегству в «Интер» Горана Пандева (на смену македонцу был приглашен Серджо Флоккари), а последующие результаты, а именно 13 очков в 15 стартовых матчах чемпионата и вылет из Лиги Европы, вызвали негодование болельщиков. Таким образом, уже в феврале 2010 года после очередной серии поражений Баллардини был уволен.

Находившуюся на 18 месте турнирной таблицы команду принял Эдоардо Рея. Зимой защитная линия была усилена парой центральных защитников Джузеппе Бьявой и Андре Диасом, и по итогам сезона опытному алленаторе удалось вывести «Лацио» из зоны вылета, заняв приемлемое, с учётом крайне неудачного старта, 12 место.

В летнее трансферное окно благодаря удачному переходу Коларова в «Манчестер Сити» состав был усилен полузащитниками Альваро Гонсалесом и Эрнанесом, который стал вторым из самых дорогих приобретений Клаудио Лотито после Мауро Сарате (20,2 и 13,5 млн евро). Сезон начался для «бьянкочелести» успешно — команда установила новый внутренний рекорд, набрав наибольшее количество очков в стартовых матчах за всю историю клуба. По окончании чемпионата «Лацио» расположился на комфортном 5 месте, а Рея продлил контракт с римлянами ещё на год.

Сделанная руководством клуба ставка на поиск и «раскрутку» молодых футболистов продолжила приносить свои плоды — крайне выгодные переходы Штефана Лихтштайнера в «Ювентус» и Фернандо Муслеры в «Галатасарай» позволили «Лацио» подписать сразу ряд новых игроков: Лорика Цану, Джибриля Сиссе, и Сенада Лулича, на смену Муслере был взят Федерико Маркетти, а Лихтштайнера был призван заменить Абдулай Конко. Но главным успехом Игли Таре стал переход из «Баварии» на правах свободного агента опытного немецкого форварда Мирослава Клозе. После неожиданно неприятного начала сезона 2011/12, когда «Лацио» в первых двух встречах набрал всего одно очко, Рея подал в отставку, но она была отклонена. В зимнее трансферное окно Джибриль Сиссе, проигравший конкуренцию Мирославу Клозе, покинул команду, на правах аренды из «Удинезе» в стан «бьянкочелести» перешёл Антонио Кандрева. Несмотря на то, что в итоге «лациале» оказались на одну строчку выше, чем в предыдущем сезоне, уступив «зебрам» лишь 2 очка в борьбе за право участвовать в Лиге Чемпионов, Рея принял решение покинуть «Лацио».

2 июня 2012 года главным тренером команды стал боснийский специалист Владимир Петкович. Изначально вызывавший скепсис как у специалистов, так и у болельщиков, босниец сумел быстро наладить командную игру и при этом давать нужный результат. Несмотря на не самое внушительное усиление состава (в команду пришли защитник Микаэль Сиани и хавбек Эдерсон, а из молодёжного сектора был привлечен Оджени Онази), под руководством Петковича «бьянкочелести» добрались до 1/4 финала Лиги Европы, уступив по сумме двух матчей турецкому «Фенербахче» и, хотя заняли только 7 место в Серии A, в целом сезон можно было считать удачным. По-настоящему серьёзным успехом стала победа над заклятым врагом — «Ромой» — в напряженнейшем матче за Кубок Италии 2012/2013 (1:0). Также этот сезон стал последним в небесно-голубой футболке для многолетнего капитана римлян Томмазо Рокки — после восьми с половиной сезонов в «Лацио» нападающий перебрался в «Интер».

Следующий сезон болельщики встречали с оптимизмом — наконец-то полностью были выкуплены права на Антонио Кандреву, из «Андерлехта» прибыл полузащитник Лукас Билья, линия атаки усилилась талантливым воспитанником «Сантоса» Фелипе Андерсоном, а на роль второго голкипера был взят вратарь сборной Албании Этрит Бериша, к тому же прояснилась ситуация с Мауро Сарате — по решению суда не сумевший найти себя в Риме нападающий разорвал контракт с «Лацио». Однако повторить прошлогодний успех Петковичу не удалось. Несмотря на то, что команде удалось выйти в плей-офф Лиги Европы, во внутреннем первенстве «лациале» играли крайне неубедительно, и после первой половины чемпионата «Лацио» располагался в середине турнирной таблицы. В начале января 2014 года Петкович был отправлен в отставку, а масла в огонь конфликта руководства клуба и тренера подлил тот факт, что ещё в декабре, за несколько недель до своего увольнения, босниец заключил контракт со сборной Швейцарии, согласно которому он должен был принять «нати» летом, после Чемпионата мира.

Спасать «Лацио» вновь был призван Эдоардо Рея. Итальянец, как и в 2010 году, сумел остановить регресс команды, и римляне даже включились в борьбу за право участвовать в еврокубках, однако серьёзно выправить ситуацию Рее на этот раз не удалось. Зимой ради «Интера» «бьянкочелести» покинул ставший лидером команды Эрнанес, а переставший получать достаточно игрового времени Серджо Флоккари перешёл в «Сассуоло». По итогам сезона «Лацио» вылетел из Лиги Европы, в 1/16 финала не сумев пройти болгарский «Лудогорец», в четвертьфинале Кубка Италии был проигрыш «Наполи», а в Серии A команда заняла лишь 9 место. По окончании сезона тренер и клуб решили не продлевать полугодовой контракт.

В июне 2014 года «Лацио» возглавил итальянский специалист Стефано Пиоли, до этого работавший в «Болонье». Перед новым тренером была поставлена задача вернуть «Лацио» в еврокубки, и лето 2014 года стало, пожалуй, самым мощным в плане приобретений за весь срок президентства Клаудио Лотито. В команде появились лидер «Пармы» Марко Пароло и открытие Чемпионата мира Стефан де Врей, у «Удинезе» был арендован вингер Душан Баста, а из «Сан-Лоренцо» был привезен клубный чемпион Южной Америки Сантьяго Джентилетти, также на правах свободных агентов команду пополнили капитан «Нанта» Филип Джорджевич и экс-защитник сборной Нидерландов Эдсон Брафхейд. Кроме всего прочего, как и год назад, руководству удалось сохранить всех своих лидеров, а покинули команду лишь ветераны Диас и Бьява.

Начав сезон не самым лучшим образом, к середине чемпионата команда набрала очень хороший ход. По-новому раскрылись прошлогодние приобретения Лукас Билья и Фелипе Андерсон, после годичного вояжа в «Кротоне» все чаще стал выходить на поле воспитанник «бьянкочелести» Данило Катальди. В период с февраля по апрель «Лацио» одержал 8 побед подряд, взобравшись на вторую строчку турнирной таблицы. Лишь череда травм лидеров, сверхсложный календарь в концовке сезона и проигрыш в дерби за один тур до финиша не позволили римлянам занять второе место. Однако в последнем туре, обыграв в драматичном гостевом матче «Наполи» (2:4), «бьянкочелести» сохранили за собой третью позицию в Серии А, пробившись в розыгрыш Лиги чемпионов 2015/2016. Также под руководством Пиоли команда дошла до финала Кубка Италии, где в упорной борьбе в дополнительное время уступила «Ювентусу» (1:2).

Рекорды

По состоянию на 19 мая 2016 года.

Рекордсмены по количеству игр.

	Игрок	Период	Матчи
1	Джузеппе Фавалли	1992—2004	401
2	Джузеппе Уилсон	1969—1977, 1978—1980	394
3	Паоло Негро	1993—2005	376
4	Альдо Пуччинелли	1940—1943, 1945—1955	342
5	Лука Маркеджани	1993—2003	339
6	Винченцо Д'Амико	1971—1980, 1981—1986	338
7	Кристиан Ледесма	2006—2015	318
8	Стефано Маури	2006—н.в.	303
9	Томмазо Рокки	2004—2013	293
10	Идилио Чеи	1958—1968	287

Рекордсмены по количеству голов.

	Игрок	Период	Голы
1	Сильвио Пиола	1934—1943	149
2	Джузеппе Синьори	1992—1998	127
3	Джорджо Киналья	1969—1976	122
4	Бруно Джордано	1975—1985	108
5	Томмазо Рокки	2004—2013	105
6	Альдо Пуччинелли	1940—1943, 1945—1955	78
7-9	Ренцо Гарласкелли	1972—1982	64
7-9	Горан Пандев	2004—2009	64
7-9	Мирослав Клозе	2011—2016	64
10	Пьерлуиджи Казираги	1993—1998	56

Текущий состав

Маркетти Баста де Врей Худт Раду Пароло Билья Моррисон Иммобиле Ф.Андерсон Джорджевич

Ориентировочный состав на сезон 2015/16.

Первая команда

№ Позиция Имя Год рождения 1 Вр Томас Стракоша 1995 22 Вр Федерико Маркетти 1983 55 Вр Иван Варгич 1987 2 Защ Уэсли Худт 1994 3 Защ Стефан де Врей 1992 4 Защ Патрисио Габаррон 1993 5 Защ Баштуш 1991 6 Защ Жордан Лукаку 1994 8 Защ Душан Баста 1984 13 Защ Уоллес 1994 26 Защ Штефан Раду 1986 44 Защ Франьо Прче 1996

№ Позиция Имя Год рождения 10 ПЗ Фелипе Андерсон 1993 11 ПЗ Равел Моррисон 1993 14 ПЗ Бальде Кейта 1995 16 ПЗ Марко Пароло 1985 19 ПЗ Сенад Лулич 1986 20 ПЗ Лукас Билья 1986 21 ПЗ Сергей Милинкович-Савич 1995 23 ПЗ Мориц Ляйтнер 1992 32 ПЗ Данило Катальди 1994 70 ПЗ Кристофер Оикономидис 1995 7 ПЗ Рикардо Кишна 1995 9 Нап Филип Джорджевич 1987 18 Нап Альберто Луис 1992 17 Нап Чиро Иммобиле 1990

Примавера

№ Позиция Имя Год рождения Вр Лука Боррелли 1998 Вр Рауса 1999 Защ Маттео Антонуччи 1997 Защ Алессандро Беллистри 1998 Защ Леонардо Винази 1998 Защ Лука Джермони 1997 Защ Кристиано Довидио 1997 Нап Филиппо Карделли 1998 Нап Франческо Квалья 1997 Защ Котани 1998 Защ Симоне Маттиа 1996 Защ Педраццини 1998 Пол Эдон Бекири 1998 Пол Алессио Бернарди 1998 Пол Михал Борецки 1997 Пол Клай Веркай 1996

№ Позиция Имя Год рождения Пол Кардоселли 1998 Пол Франческо Манони 1997 Пол Алессандро Мурджа 1997 Пол Мика Марио Рокавец 1997 Пол Деян Сарач 1998 Пол Микаэл Фолоруншо 1998 Нап Даниэл Бецциккери 1998 Нап Лука Импалломени 1998 Нап Инсеньо Нап Чинти Нап Аймоне Кали 1997 Нап Эдоардо Колларино 1997 Нап Леонардо Нолано 1998 Нап Симоне Паломби 1996 Нап Алессандро Росси 1997 Нап Амарильдо Сула 1998

Трансферы 2015/2016

Пришли

Позиция	Игрок	Прежний клуб	Цена
Защ	Душан Баста	Удинезе	5 000 000 €
Защ	Маурисио	Спортинг	2 650 000 €
Защ	Уэсли Худт	АЗ Алкмар	Свободный агент
Защ	Патрисио Габаррон	Барселона Б	Свободный агент
ПЗ	Сергей Милинкович-Савич	Генк (футбольный клуб)	10 000 000 €
ПЗ	Равел Моррисон	Вест Хэм Юнайтед	Свободный агент
ПЗ	Альваро Гонсалес	Торино	Из аренды
ПЗ	Джозеф Минала	Бари	Из аренды
Нап	Рикардо Кишна	Аякс	4 000 000 €
Нап	Эмилиано Альфаро	Ливерпуль (Монтевидео)	Из аренды
Нап	Антонио Роцци	Виртус Энтелла	Из аренды

Ушли

Позиция	Игрок	Новый клуб	Цена
Защ	Луис Педро Каванда	Трабзонспор	1 750 000 €
Защ	Йосип Элез	Орхус	В аренду
Защ	Микаэль Сиани	Спортинг	Свободный агент
Защ	Диего Новаретти	Леон	Свободный агент
Защ	Бруну Перейринья	Атлетико Паранаэнсе	Свободный агент
ПЗ	Джозеф Минала	Латина	В аренду
ПЗ	Эдерсон	Фламенго	Свободный агент
ПЗ	Кристиан Ледесма		Свободный агент
Нап	Джузеппе Скулли		Свободный агент
Защ	Лорик Цана	Нант
НП	Мирослав Клозе		Завершил карьеру

Количество сезонов по дивизионам

Дивизион	Количество сезонов	Дебют	Последний сезон
A	83	1912/13	2014/15
B	12	1926/27	1987/88

Титулы

Национальные титулы

• Чемпионат Италии (Серия A)
• Чемпион (2): 1973/74, 1999/00
• Вице-чемпион (3): 1936/37, 1994/95, 1998/99
• Бронзовый призёр (7): 1955/56, 1956/57, 1972/73, 1995/96, 2000/01, 2006/07, 2014/15
• Кубок Италии по футболу
• Обладатель Кубка (6): 1957/58, 1997/98, 1999/2000, 2003/04, 2008/09, 2012/2013
• Финалист Кубка (2): 1960/1961, 2014/2015
• Суперкубок Италии по футболу
• Обладатель Суперкубка (3): 1998, 2000, 2009
• Финалист (3): 2004, 2013, 2015
• Серия Б:
• Победители (1): 1968/69

Европейские титулы

• Кубок обладателей кубков УЕФА
• Обладатель (1): 1998/1999
• Суперкубок УЕФА
• Обладатель (1): 1999
• Кубок УЕФА
• Финалист (1): 1997/1998
• Альпийский кубок
• Обладатель (1): 1971

Молодёжная команда

• Молодёжный чемпионат Италии по футболу
• Чемпион (5): 1975/76, 1986/87, 1994/95, 2000/01, 2012/13
• Молодёжный кубок Италии по футболу
• Обладатель (2): 1978/79, 2013/14

Известные игроки, выступавшие за «Лацио»

Италия Деметрио Альбертини Дино Баджо Луиджи Ди Бьяджо Джорджо Киналья Энрико Кьеза Сильвио Пиола Фабрицио Раванелли Джузеппе Синьори Джузеппе Фавалли Марко Баллотта Флавио Рома Карло Кудичини Лука Маркеджани Алессандро Неста Роберто Ди Маттео Паоло Ди Канио Пьерлуиджи Казираги Роберто Манчини Массимо Оддо Джузеппе Панкаро Анджело Перуцци Марко Ди Вайо Кристиан Вьери Симоне Индзаги Федерико Маркетти Марко Пароло Антонио Кандрева

Англия Пол Гаскойн Аргентина Матиас Альмейда Эваристо Баррера Хуан Себастьян Верон Эрнан Креспо Клаудио Лопес Роберто Нестор Сенсини Диего Симеоне Хуан Пабло Сорин Хосе Чамот Лионель Скалони Кристиан Ледесма Лукас Билья Мауро Сарате Хуан Пабло Каррисо Германия Томас Долль Карл-Хайнц Ридле Томас Хитцльспергер Мирослав Клозе Дания Микаэль Лаудруп

Испания Гаиска Мендьета Иван де ла Пенья Нидерланды Яп Стам Арон Винтер Стефан де Врей Португалия Фернанду Коуту Сержиу Консейсау Элдер Поштига Сербия Дарко Ковачевич Александар Коларов Синиша Михайлович Деян Станкович Владимир Югович Душан Баста Филип Джорджевич Турция Шюкрю Гюлесин Уругвай Рубен Соса Максимилиано Фаотто Фернандо Муслера

Франция Джибриль Сиссе Луи Саа Хорватия Ален Бокшич Чехия Павел Недвед Карел Поборский Чили Марсело Салас Швеция Кеннет Андерссон

Футболисты «Лацио» — чемпионы мира

• Мирослав Клозе (Бразилия 2014)
• Массимо Оддо (Германия 2006)
• Анджело Перуцци (Германия 2006)
• Сильвио Пиола (Франция 1938)
• Анфилоджино Гуаризи (Италия 1934)

Болельщики

Исторически ультрас «Лацио» считаются приверженцами ультраправых взглядов; на этой почве их соратниками являются ультрас «Интернационале», «Челси» и мадридского «Реала». Вражда, помимо ультрас «Ромы», с фанатами «Аталанты», «Ливорно», «Наполи».

Интер

Дружба с интеристами зародилась в 80-х годах. Считается, что этот союз двух группировок ультрас самый сплоченный в Италии. Начало такому союзу было положено во время одного из римских дерби, когда во время стычек ультрас «Лацио» и «Ромы», интеристы встали на сторону лациали.

Реал Мадрид

Ультрас «Лацио» и «Реала» связывает идейная цепь — ультра правые взгляды. Породнение болельщиков произошло в 2001 году, когда команды встречались в Лиге Чемпионов.

Верона

Похожие, правые взгляды стали основой так же и для дружбы лациали и веронцев.

Триестина

Дружба с фанатами «Триестины» зародилась в 80-х годах, когда обе команды играли в Серии В. На одном из матчей «Лацио» — «Триестина» в Триесте, ультрас местной команды вывесили плакат: «Вперед, римские орлы. Вместе с вами мы станем великими».

Челси

В начале 90-х годов итальянцы, живущие в Лондоне и поддерживающие «Лацио», наладили контакты с фанатами «Челси». С тех пор взаимоотношения болельщиков двух команд становились все крепче.

Эспаньол

«Лацио» и «Эспаньол» встречались между собой только 1 раз, однако начало дружбе положила вражда ультрас «Лацио с фанатами «Барселоны.

Кьети

Похожие идейные взгляды двух группировок ультрас стали основой для дружбы.

Порту

Дружба между фанатами зародилась во время первого полуфинального матча кубка УЕФА в Порто, где фанаты местной команды выразили солидарность с арестованными в Риме ультрас «Лацио».

Рома

Главным и непримиримым соперником «Лацио» является «Рома», с которым они делят Олимпийский стадион. Их матчи именуются Римским дерби или Derby della Capitale. Матчи между ними являются одним из самых горячих и эмоциональных футбольных противостояний в мире.

Наполи

Ультрас «Лацио» считают фанатов «Наполи» лже-фанатами из-за отсутствия идейных взглядов, а также из-за их уже правда закончившейся дружбы с романистами.

Милан

Вражда между фанатами двух команд существовала всегда, однако в 90-х годах превратилась в ненависть по двум причинам: из-за политических взглядов, Фанаты «Милана» враждуют с интеристами.

Аталанта

Фанаты «Аталанты» придерживаются крайне левых политических взглядов, в отличие от лациали. Это и стало причиной вражды. В Бергамо ультрас «Лацио» местные фанаты всегда встречают с камнями и прутьями в руках.

Фиорентина

Ненависть к «фиалкам» у лациали началась после злополучного матча во Флоренции в 1999 году, когда в одном из последних матчах чемпионата Батистута сравнял счет на добавленных минутах встречи, что не позволило «Лацио» выиграть скудетто на год раньше.

Ювентус

Причиной ненависти к туринскому клубу является, по мнению лациали, манипулирование результатами встреч «Ювентуса» с другими командами, подкуп судей, нечестная игра на рынке и т. д.

Олимпик

В начале 90-х во время товарищеской игры с «Олимпиком», лациали подарили фанатам французской команды плакат с надписью «УЛЬТРАС». В 2000 году, команды встретилсь ещё раз, но французы демонстративно разорвали этот плакат и на протяжении всего матча закидывали «лациали различными предметами. С тех пор и пошла вражда.

Арсенал

Вражда между болельщиками «Лацио» и «Арсенала» носит чисто спортивный характер. Но, тем не менее, свой отпечаток оставило выяснение взаимоотношений между Михайловичем и Виейра.

Атлетико Мадрид

Единственная причина вражды, это дружба ультрас «Лацио» и мадридского «Реала».

Пескара

30 октября 1977 года во время игры «Пескара» — «Лацио» ультрас «Лацио» решили забрать флаги болельщиков «Пескары», так как цвета этого клуба так же бело-голубые. С тех пор фанаты «Пескары» возненавидели лациали.

Перуджа, Тернана, Болонья, Торино, Лечче, Дженоа, Сампдория

Вражда зародилась в 70-х годах по причине различных политических взглядов и многочисленных стычек между фанатами двух команд.

Экономика

В 1998 году, в период президентства Серджио Краньотти, «Лацио» стало акционерным обществом: «Лацио» было первым итальянским клубом с таким статусом. В настоящее время акции «Лацио» распределены между Клаудио Лотито, который владеет 66,692 %, и другими акционерами, владеющими оставшимися 33,308 %. Наряду с «Ювентусом» и «Ромой» «Лацио» является одним из всего лишь трёх итальянских клубов, представленных на Итальянской фондовой бирже. В отличие от двух других итальянских клубов на бирже есть только один крупный акционер «Лацио». Согласно рейтингу «Deloitte Football Money League» в сезоне 2012/13 «Лацио» был 28-м клубом в мире по уровню заработков (106,2 млн. €).

«Лацио» был одним из немногих клубов, независимых от финансовой поддержки акционера, общий доход в последние сезоны составил: 2005/06 — € 16790826; 2006/07 — € 99693224 (благодаря непредвиденным доходам от создания «S.S. Lazio Marketing & Communication spa»); 2007/08 — € 6263202; 2008/09 — € 1336576; 2009/10 — € 300989; 2010/11 — € 670862; 2011/12 — € 580492.

Ссылки

• [www.sslazio.it/ Официальный сайт]  (итал.)
• [facebook.com/SSLazioOfficialPage Официальная страница «Лацио»] в социальной сети Facebook
• «Лацио» в «Твиттере»
• [www.youtube.com/Officialsslazio Видеоканал «Лацио»] на YouTube
• [instagram.com/official_sslazio «Лацио»] на сайте Instagram
• [www.interlog.it/enciclopedia/stats.php Энциклопедия «Лацио»]  (итал.)
• [www.sslazio.ru Российский фан-клуб]

</div>

Отрывок, характеризующий Лацио (футбольный клуб)

– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.