Лачплесис
«Ла́чплесис» (латыш. Lāčplēsis, в переводе — разрывающий медведя) — латышский героический эпос, воссозданный Андреем Пумпуром на основе народных преданий и опубликованный, после 15-летней работы, в 1888 году. Образ главного героя эпоса, Лачплесиса, олицетворяет величие народа, его героизм. Символизирует отвагу человека, очищающего землю от захватчиков.
В Латвии 11 ноября отмечается государственный праздник День Лачплесиса — день памяти героев, павших за освобождение Латвии. В 1919 году в этот день Латвия отразила нападение войск Бермондта-Авалова, наступавшего на Ригу.
По мотивам первоначального текста Пумпура был создан ряд других произведений: от драмы Яна Райниса «Огонь и ночь» (1905) до рок-оперы «Лачплесис» (1988, либретто Мары Залите, музыка Зигмара Лиепиньша).
В Латвии ряд товаров народного потребления носит имя Лачплесиса — например, пиво «Лачплесис»[1].
В Юрмале, близ железнодорожной станции Майори, установлен памятник Лачплесису с поднятым мечом, рубящим дракона.
В кинематографе
- «Лачплесис» (Латвия, 1930) — немой фильм режиссёра Александра Рустейкиса. Кинокартина была задумана как посвящение десятилетнему юбилею независимости Латвийской Республики. Премьера состоялась 3 марта 1930 года[2]. В фильме проводится параллель между героем латвийского национального эпоса Лачплесисом, противостоящим тевтонским завоевателям в XIII веке, и современным героем Янисом Ванагсом (латыш. Vanags; «ястреб»), борцом против российского господства в ХХ веке[2].
В филателии
См. также
Напишите отзыв о статье "Лачплесис"
Примечания
Ссылки
- [www.korpuss.lv/klasika/Senie/Pumpurs/lacsat.htm Текст эпоса] (латыш.)
- [www.youtube.com/watch?v=exnSwLxT9Xs Фильм "Лачплесис"] (латыш., с русскими субтитрами)
| ||||||||||||||||||
|
Это заготовка статьи по мифологии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Лачплесис
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
