Лаш, Агата

Агата Лаш

Агата Лаш (нем. Agathe Lasch; 4 июля 1879 года, Берлин — 18 августа 1942, Рига) — немецкий лингвист, германист; первая женщина-профессор Гамбургского университета. Она заложила академические основы исторического изучения средненижненемецкого языка. Будучи еврейкой по национальности, Агата Лаш была отправлена в Ригу (Остланд) и убита во время Холокоста.

Биография

Начальный этап жизни

Агата Лаш родилась в 1879 году в Берлине в семье еврейского торговца. Как и три её сестры, она закончила учебное заведение по подготовке учителей (в 1898 году) и после этого вплоть до 1906 года занималась преподавательской деятельностью в различных школах для девочек, в том числе и в профессионально-технических и коммерческих училищах. В 1906 году она получила диплом об окончании средней школы императрицы Августы в Шарлоттенбурге. Затем она начала изучать германистику и историю немецкой литературы в Галле и Хайдельберге, в результате чего написала диссертацию и защитила докторскую степень в 1909 году у германиста-медиевиста Вильгельма Брауне. Однако, будучи женщиной, она не была допущена к чтению курса германистики в 1908 году в Берлине. Тем не менее, благодаря активной научной деятельности она получила приглашение в женский колледж Брин-Мор (Пенсильвания, США) в качестве доцента-преподавателя.

Научная деятельность

Именно там увидела свет её «Грамматика нижненемецкого языка» («Mittelniederdeutsche Grammatik») (1914), которая до сегодняшнего дня является основополагающим фундаментальным научным трудом в области исторической германистики и лучшим образцом жанра. В связи со вступлением Соединённых Штатов в Первую мировую войну Агата Лаш вынаждена была вернуться обратно в Германию в 1917 году. По возвращении на родину она стала преподавателем-ассистентом в немецкой семинарии в Гамбурге. После прохождения процедуры хабилитации (1919) Лаш стала первой женщиной-преподавателем в истории Гамбургского университета в 1923 году, а также первой женщиной-германистом в истории Германии, получившей звание профессора. В 1926 специально для Агаты Лаш в Гамбургском университете была создана кафедра средненижненемецкого языка, ассоциированным председателем которой она и стала. В Гамбурге она продолжила научные исследования в области истории немецкого языка, результаты которых были опубликованы в книге «Berlinisch. Eine berlinische Sprachgeschichte» («История языков Берлина») в 1928 году. Кроме того, Агата Лаш совместно с немецким германистом Конрадом Борхлингом составила проект двух словарей; в одном словаре был систематизирован речевой канон немецкого языка ганзейской эпохи, а другой был посвящён гамбургскому диалекту немецкого языка. Первое издание «Нижненемецкого карманного словаря» («Mittelniederdeutsches Handwörterbuch») она смогла опубликовать в 1928 году на свои средства, а первые подобные словари начали появляться в Гамбурге только в 1956 году, и их основой послужила совместная лексикографическая деятельность Лаш и Борхлинга.

Репрессии в нацистский период

После захвата власти НСДАП её немедленное увольнение из университета удалось предотвратить только благодаря незамедлительному вмешательству иностранных ученых. Тем не менее в 1934 году она вынуждена была уйти с кафедры средненижненемецкого языка. В 1937 года Агата Лаш переехала в Берлин к своим сёстрам, где пыталась продолжить научные исследования. Однако Агата Лаш всё же подверглась суровым репрессиям: на её научные публикации был наложен запрет, её научные труды подлежали конфискации из библиотек, а сама она потеряла доступ к библиотечным архивам и собраниям (как еврейку её просто туда не пускали). В 1939 году она получила приглашение в Тартуский университет (Эстония), а затем и в Университет Осло, однако все попытки Агаты Лаш покинуть страну незамедлительно пресекались нацистским правительством Германии.

Гибель

13 августа 1942 года она была арестована вместе со своими сестрами; 15 августа все трое были депортированы в Ригу. Известно, что Агата Лаш и две её сестры не достигли Рижского гетто. По прибытии в Ригу 18 августа 1942 они были убиты в окрестных лесах.

Память

В 1970 в Гамбурге в честь Агаты Лаш был назван путь (Agathe-Lasch-Weg).

В 1992 году также в Гамбурге была основана премия имени Агаты Лаш размером в 5000 долларов, которая вручается за выдающиеся достижения в области изучения средненижненемецкого языка.

С 1999 года в её честь был назван лекционный зал Гамбургского университета.

В Берлине, в Халлензее, в честь Агаты Лаш была названа площадь вблизи Курфюрстендамм в 2004 (Agathe-Lasch-Platz).

По инициативе Ассоциации историков Гамбурга в 2007 году был установлен памятный камень у дома № 9 по улице Густава Лео.

В 2009 году члены объединения «Сад женщин» установили памятный камень в честь Агаты Лаш на кладбище Гамбурга Ольсдорфер.

В 2010 году в микрорайоне Берлина Шмаргердорф также был установлен памятный камень у переднего фасада дома по адресу улица Каспара Теиса, 26, посвящённый Агате Лаш и её сёстрам Маргарет и Элизабет.

Работы

• Geschichte der Schriftsprache in Berlin bis zur Mitte des 16. Jahrhunderts («История письменного языка Берлина до середине XVI века»), диссертация, Берлинский университет, 1909
• Die Mittelniederdeutsche Grammatik («Грамматика средненижненемецкого языка»)(1914)
• Der Anteil des Plattdeutschen am niederelbischen Geistesleben im 17. Jahrhundert («Роль нижненемецкого языка в нижне-эльбской интеллектуальной жизни»), хабилитационная научная работа, Гамбургский университет, 1919
• Berlinisch. Eine berlinische Sprachgeschichte («История языков Берлина»), 1928.
• Mittelniederdeutsches Handwörterbuch («Карманный словарь средненижненемецкого языка»). Издание 1-7 (с 1928 до 1934)
• Beate Hennig, Jürgen Meier: Kleines Hamburgisches Wörterbuch, Wachholtz Verlag (Хенниг, Беате, Мейер, Юрген: Малый гамбургский словарь, издатель Wachholtz), Гамбург, 2006, ISBN 3-529-04650-7

Литература

• Conrad Borchling: Agathe Lasch zum Gedächtnis. Ansprache auf der Jahresversammlung des Vereins für niederdeutsche Sprachforschung zu Goslar am 28. September 1946. In: Niederdeutsche Mitteilungen. Herausgegeben von der Niederdeutschen Arbeitsgemeinschaft zu Lund, Jg. 2, 1946, S. 7-20.
• Christine M. Kaiser, Agathe Lasch (1879–1942): erste Germanistikprofessorin Deutschlands, Teetz et al.: Hentrich & Hentrich / Berlin: Stiftung Neue Synagoge, Centrum Judaicum, 2007, (Jüdische Miniaturen; Bd. 63), ISBN 3-938485-56-6.
• Christine M. Kaiser: ‚Ich habe Deutschland immer geliebt...‘ Agathe Lasch (1879-1942). In: Joist Grolle, Matthias Schmoock< (Hrsg.): Spätes Gedenken. Hamburg 2009, ISBN 978-3-8378-2000-3, S. 65-98

Отрывок, характеризующий Лаш, Агата

Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.