Лебединский, Николай Аркадьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лебединский Николай Аркадьевич
Род деятельности:

топограф

Дата рождения:

1911(1911)

Место рождения:

Красное Село, Санкт-Петербургская губерния, Российская империя

Гражданство:

СССР СССР

Дата смерти:

28 октября 1940(1940-10-28)

Место смерти:

Берингово море

Супруга:

Козак Юзефа Адамовна

Дети:

Сибарова (Лебединская) Маргарита Николаевна, Яковлева (Лебединская) Татьяна Николаевна

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Никола́й Арка́дьевич Лебеди́нский (1911, Красное Село — 1940) — советский топограф, участник арктических зимовок и экспедиций.





Биография

Николай Лебединский родился в 1911 году в Петербургской губернии в городе Красное Село (ныне муниципальное образование в составе Красносельского района Санкт-Петербурга). Отец Николая — Аркадий Лебединский — был железнодорожным служащим и часто по работе переезжал по Ленинградской области с места на место. Так Николай переехал со своей семьёй сначала в Ораниенбаум (ныне Ломоносов), а после — в Петергоф[1].

Несмотря на то, что в детстве умеющий неплохо рисовать и обладающий хорошим слухом и голосом Николай планировал поступать в консерваторию, выбор его пал на Ленинградский топографический техникум, куда Лебединский поступил в 1929 году. Техникум Николай Аркадьевич закончил в 1932 году, по специальности фотогеодезии. Работать топографом он начал ещё во время учёбы, успев до призыва в ряды Красной Армии побывать в Туле, на строительстве Беломорканала в Карелии и на Алтае[1].

В ходе прохождения воинской службы начинающий топограф занимался полевыми и лабораторными работами по своей специальности в составе топографо-геодезического отряда штаба Ленинградского военного округа. Демобилизовался в 1936 году, после чего какое-то время работал фотограмметристом от Главного управления Северного морского пути. В июне 1937 года Николай Аркадьевич Лебединский принял в качестве топографа участие в экспедиции к Новосибирским островам на пароходе ледокольного типа «Георгий Седов». У Новосибирских островов Лебединский проводил мензульную съемку масштаба 1:100 000 у южного побережья острова Котельный. Из-за плохих погодных и ледовых условий план по съёмке выполнить не удалось, о чём начальник экспедиции — В. И. Воробьёв написал в характеристике Лебединского[1]:

«… хотя порученное по плану задание т. Лебединским Н. А. не удалось выполнить, но невыполнение плана произошло по независящим от т. Лебединского объективным причинам ... со своей же стороны т. Лебединский Н. А. проявил достаточное упорство и настойчивость в преодолении трудностей и, несмотря на недостаточное количество рабочих в составе топографической партии, заснял за месячный срок пребывания на берегу 85 км побережья»

Конец 1937 года Николай Лебединский встретил в море Лаптевых во время зимовки на ледокольком пароходе «Садко». Зимовка продолжалась до мая 1938 года, пока экипаж парохода вместе с Лебединским не был вывезен на континент самолётом полярного лётчика, героя Советского Союза Анатолия Алексеева[1].

На континенте Николай Аркадьевич задержался ненадолго и уже в мае следующего года вошёл в состав гидрографической экспедиции Якова Смирницкого и Георгия Ратманова на ледокольном пароходе «Малыгин», под командованием Николая Васильевича Бердникова. Экспедиция прошла успешно, всего за одну навигацию «Малыгин» прошёл с запада на восток по Северному морскому пути, закончив своё плавание во Владивостоке[1].

В 1940 году Лебединский в составе той же экспедиции занимался топографическими работами в Чукотском и Восточно-Сибирском морях. 23 октября 1940 года, когда запланированные экспедицией работы были выполнены, «Малыгин» с 85 людьми на борту выплыл из Провидения во Владивосток. Спустя четыре дня, 27 октября, находящийся в Беринговом море «Малыгин» подал сигнал бедствия, принятый радиостанцией в Петропавловске-Камчатском. Пароход попал в сильный шторм и получил серьёзные повреждения, потеряв помимо всего прочего все необходимые для спасения средства. В кочегарку парохода попало большое количество воды, и ночью 28 октября он затонул у восточного побережья Камчатки. Погибли все, кто находился на борту, в том числе и сам Лебединский[1].

В связи с отсутствием выживших, подробности кораблекрушения не известны. Судя по поступившим с судна радиосообщениям, сильный штормовой ветер снёс с «Малыгина» заглушку угольной ямы. Неисправность была замечена и устранена слишком поздно, когда в кочегарку уже успело попасть слишком много воды, вызвавшей сильный крен. Ночью крен резко увеличился, и пароход затонул. Поиски «Малыгина» шли около месяца, но единственное, что смогли найти спасатели — небольшой плотик, на котором был закреплён портфель Якова Смирницкого с документами экспедиции[2].

В память о Николае Аркадьевиче в 1942 году в его честь был назван мыс на острове Котельный в бухте Смирницкого, где советский топограф когда-то работал[1][2][3].

См. также

Напишите отзыв о статье "Лебединский, Николай Аркадьевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 [archive.is/20121225181103/www.gpavet.narod.ru/lebedin.htm Имена на карте Арктики]
  2. 1 2 [web.archive.org/web/20041130173236/kapustin.boom.ru/journal/popov3.htm «Полярный круг» Москва, «Мысль» 1982 г. Сергей Попов, Острова полярных гидрографоф]
  3. Попов С. В. [dikson21.narod.ru/text/popov-all-80.txt Автографы на картах]. — Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1990. — 237 с. — ISBN 5855601536.

Литература

  • Попов С. В. [dikson21.narod.ru/text/popov-all-80.txt Автографы на картах]. — Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1990. — 237 с. — ISBN 5855601536.
  • Георгий Паруйрович Аветисов. Арктический мемориал. — Наука, 2006. — С. 617. — ISBN 5020250759.
  • Георгий Паруйрович Аветисов. Имена на карте Российской Арктики. — Наука, 2003. — С. 341. — ISBN 5020250031.

Отрывок, характеризующий Лебединский, Николай Аркадьевич

– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.