Левантинцы
Леванти́нцы (фр. Levantine; итал. Levantino; тур. Levanten), также леванти́йцы, латиняне, латины или франки — термин, применявшийся к римско-католическому населению средневековых государств Ближнего Востока. К ним относились государства крестоносцев, Латинская империя, владения Венеции, поздняя Византийская империя, позднее — Османская империя. В наши дни термин иногда используется для обозначения их потомков, проживающих в Турции и на Ближнем Востоке[1].
История и происхождение
Левантинцы имеют южноевропейские, в основном итальянские и реже французские корни и происходят от купцов и колонистов, осевших на восточных берегах Средиземного моря в разные века, начиная с периода Крестовых походов. В XIX веке к ним прибавились диссиденты, ремесленники, инженеры и специалисты в области кораблестроения. Предки левантинцев переселялись по большей части из Генуи, Венеции, в меньшей степени — из Пизы, итальянских колоний Крыма и Приазовья и из других средиземноморских христианских территорий. В XVI веке турецкий султан предоставил итальянским купцам торговые привилегии, и в дальнейшем они составили особый социальный класс, которому была подконтрольна вся торговля между итальянскими городами и Востоком.[2] К концу XIX века к этой группе стал применяться термин «левантинцы».
К левантинцам также относят общину сефардских евреев из Ливорно, говоривших на диалекте итальянского, прибывших в Турцию в XVIII веке и находившихся под протекцией французского консульства. В Константинополе для них была построена синагога Кал-де-лос-Франкос, получившая в народе название «итальянской».[3]
Крупные поселения левантинцев находились в Константинополе (в квартале Галата), Смирне, Салониках, Александрии, на Кипре и островах в Эгейском море. В XIX веке в Константинополе проживало 7 тысяч, в Смирне — 6 тысяч левантинцев. В Алжире на момент его аннексии Францией в 1833 году проживало 1,1 тысяч людей итальянского происхождения.[4] Левантинская община Османской империи долгое время сохраняла идентичность, католическое вероисповедание и разговорный итальянский язык, практически не мешаясь с местным населением. К началу XIX века французский язык получил в общине широкое распространение.
Объединение Италии, греко-турецкие войны и распад Османской империи привели к значительной эмиграции левантинцев, в основном на историческую родину — в Италию. К 1935 году в Турции оставалось около 15 тысяч левантинцев, однако и это число резко уменьшилось после Стамбульского погрома 1955 года.[5] В Ливане на 2007 год проживало 4,3 тысяч человек итальянского происхождения, значительная часть которых утратила культурную обособленность и перешло на арабский язык.[6]
В период британского мандата в Палестине понятие «левантинец» (англ. Levantine) приняло также негативную окраску и использовалось британцами в отношении людей, ставивших материальные выгоды выше морали и общечеловеческих ценностей.[7] Эта характеристика проглядывается в образе левантинца Джоэла Кайро, персонажа романа Дэшиэла Хэммета «Мальтийский сокол» (1930).
В широком смысле термин «левантинцы» подразумевает жителей исторической области Левант.[8]
Известные левантинцы
- Вильгельм Тирский (1130—1193) — франкоязычный историк из Иерусалимского королевства.
См. также
Напишите отзыв о статье "Левантинцы"
Примечания
- ↑ [www.disp.let.uniroma1.it/kuma/intercultura/kuma11pannuti.html Pannuti]
- ↑ [www.levantineheritage.com/histor3.htm History of the community 3]
- ↑ [www.tecalibri.info/A/AUDENINO-P_migrazioni.htm TecaLibri: Patrizia Audenino: Migrazioni italiane]
- ↑ Robert Franz Foerster. «The Italian Emigration of Our Times». Ayer Publishing, 1969, с. 219
- ↑ [www.levantineheritage.com/testi35.htm Levantine testimony 35]
- ↑ [www.joshuaproject.net/peopctry.php?rop3=104096&rog3=LE Joshua Project — Italian of Lebanon Ethnic People Profile]
- ↑ Laurence Grafftey-Smith. Bright Levant. J. Murray, 1970, с. 34
- ↑ Большой словарь иностранных слов . Издательство ИДДК , 2007
Отрывок, характеризующий Левантинцы
На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.
На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
