Левашов, Василий Васильевич

Василий Васильевич Левашов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет В.В.Левашова работы Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж Санкт-Петербург)</td></tr>
Председатель Комитета министров
1847 — 1848
Монарх:	Николай I
Предшественник:	Илларион Васильевич Васильчиков
Преемник:	Александр Иванович Чернышев
Председатель Государственного совета
1847 — 1848
Предшественник:	Илларион Васильевич Васильчиков
Преемник:	Александр Иванович Чернышев
Рождение:	10 (21) октября 1783(1783-10-21)
Смерть:	23 сентября (5 октября) 1848(1848-10-05) (64 года)
Военная служба
Годы службы:	1801—1832
Принадлежность:	Российская империя
Род войск:	Кавалерия
Звание:	генерал от кавалерии, генерал-адъютант
Награды:	ордена: Св. Андрея Первозванного с алмазами, Св. Владимира 1-й ст., Св. Александра Невского, Св. Анны 1-й ст. с алмазами, Св. Владимира 3-й ст., Св. Георгия 4-го кл.; Св. Владимира 4-й ст. с бантом, Св. Анны 3-й ст., прусские — Pour le Mérite и Красного орла 2-й ст., баварский Военный орден Максимилиана Иосифа 3-й ст., ганноверский Гвельфов, нидерландский Льва; золотые шпага и сабля «за храбрость» с алмазами; знак отличия «за XXX лет беспорочной службы».

Граф (с 1833) Васи́лий Васи́льевич Левашо́в (1783—1848) — русский военный (генерал от кавалерии, генерал-адъютант) и государственный деятель из рода Левашовых. Один из наиболее доверенных сотрудников Николая I. В последний год жизни — председатель Государственного совета и Кабинета министров.

Биография

Внебрачный сын действительного тайного советника и обер-егермейстера В. И. Левашова от связи с ученицей балетной школы Акулиной Семёновой. До 1798 г. их дети считались внебрачными и носили фамилию Карташёвых. Правительствующий сенат 5 августа 1798 года распорядился признать за ними дворянское достоинство и право на фамилию Левашовых.

В феврале 1799 года был записан в гражданскую службу губернским регистратором, однако уже с 13 марта 1801 года находился на действительной военной службе в звании майора в лейб-гвардии Кирасирском Её Величества полку.

15 декабря 1802 года был переведён в Кавалергардский полк чином штаб-ротмистра. В 1805 году участвовал с этим полком в Войне третьей коалиции, в том числе в битве под Аустерлицем. 29 марта 1806 года произведен в ротмистры. В 1806—1807 годах участвовал в сражениях Войны четвёртой коалиции, в том числе в сражениях при Пултуске, Янкове, Ландсберге и Прейсиш-Эйлау, затем переведён под начало Матвея Платова, атамана войска Донского. В составе его войск сражался при Гутштадте и Пассенгейме, 5 ноября 1808 года получил чин полковника.

На момент начала в 1812 году Отечественной войны возглавлял один из полков 1-й кирасирской дивизии в составе 5-го корпуса 1-й Западной армии. Принимал участие в битвах под Витебском, Смоленском, а также при Бородине, под Тарутином, Малоярославцем, Красным. Получил 21 ноября 1812 года орден Святого Георгия 4-го класса

в воздаяние ревностной службы и отличия, оказанного в сражении против французских войск 1812 года августа 26 при селе Бородине, где, после смерти командира Кавалергардского полка, полковника Левенвольда, собрав оный полк под картечными выстрелами, с примерным мужеством наступал на неприятеля и опрокинул оного.

26 декабря 1812 года произведен в генерал-майоры. Сражался под Люценом, Бауценом и Дрезденом во время заграничных походов русской армии, получив два ранения в Битве народов под Лейпцигом: сабельное в руку и пулевое в грудь. В 1814 году сражался при Бриенн-ле-Шато, Труа, Арси-сюр-Обе, Фер-Шампенуазе, участвовал во взятии Парижа. 15 июля 1813 года назначен шефом Новгородского кирасирского полка.

С 25 апреля 1815 года по 23 мая 1822 года занимал должность командира лейб-гвардии Гусарского полка, расквартированного в Царском Селе, где заведовал обучением верховой езде лицеистов первого выпуска. 18 февраля 1817 года был произведён в генерал-адъютанты, с 17 июля 1818 года по 26 сентября 1823 года командовал 2-й бригадой гвардейской лёгкой кавалерийской дивизии. С 1821 года участвовал в военных судах. Будущий декабрист А. П. Беляев вспоминал, что в те годы Левашов любил пустить пыль в глаза своим молодечеством:

Мне, как дикарю, особенно нравился генерал Левашов, командир Лейб-гусарского полка, который был очень красив, имел щёгольские черные усы и всегда воинственно гремел по каменной лестнице своею саблею, что заставило меня составить о его геройстве самое высокое понятие, хотя и не знаю, верно ли.

14 декабря 1825 года, в день восстания декабристов, находился в составе окружения Николая I и расположении гвардейского корпуса. 1 января 1826 года произведен в генерал-лейтенанты за участие в успешном подавлении восстания, впоследствии входил в состав следственной комиссии по делу восставших; ему приписывается активное участие в принятии решения о казни зачинщиков восстания. С 1 июля 1826 года по 5 января 1831 года возглавлял силы 1-й кирасирской дивизии. 1 июля 1827 года получил должность начальника берейторской школы. 15 февраля 1832 года назначен Киевским военным губернатором и одновременно генерал-губернатором Подольским и Волынским. 1 июня 1833 года был возведён в графское достоинство. 6 декабря 1833 года произведен в генералы от кавалерии. 3 декабря 1835 года назначен черниговским, полтавским и харьковским генерал-губернатором, в каковой должности состоял до 29 октября 1836 года.

1 января 1838 года назначен членом Государственного совета, а 27 января 1839 года возглавил Департамент экономии. Впоследствии служил в качестве председателя Государственного совета, комитета государственного конезаводства (с 12 мая 1841 года), в последние годы жизни входил в состав комитетов министров и «18 августа». С 27 января 1842 года входил в состав комиссии, курировавшей строительство железной дороги из Петербурга в Москву. В январе 1847 года достиг максимума политического влияния, возглавив Государственный совет. Примерно тогда же, за год до кончины, приобрёл под Петербургом усадьбу Осиновая Роща. Похоронен в Духовской церкви Александро-Невской лавры в Петербурге.

В 1833 году возведён в графское Российской империи достоинство с правом передачи титула по наследству. У обоих его сыновей родились только дочери, в связи с чем Правительствующий сенат в 1895 году постановил передать титул «граф Левашов» младшему сыну графини Марии Владимировны Левашовой от брака с князем Л. Д. Вяземским — князю Владимиру Вяземскому (1889-1960). Его внучка Анна Левашова-Вяземская (род. 1947) более известна под французским именем Анна Вяземски.

Послужной список

• 8 февраля 1799 года — вступил в службу губернским регистратором.
• 10 октября 1800 года — коллежским асессором.
• 13 марта 1801 года — майором в Лейб-Кирасирский полк.
• 15 декабря 1802 года — переведён штабс-ротмистром в Кавалергардский полк.
• 29 марта 1806 года — ротмистром.
• 5 ноября 1808 года — полковником, в том же полку.
• 26 декабря 1812 года — генерал-майором.
• 10 сентября 1813 года — назначен шефом Новгородского кирасирского полка.
• 25 апреля 1815 года — в л.-гв Гусарский полк полковым командиром.
• 18 февраля 1817 года — генерал-адъютантом.
• 17 июля 1818 года — командиром 2-й бригады гвардейской кавалерийской дивизии.
• 23 мая 1822 года — уволен от командования полком.
• 21 октября 1822 года — уволен от командования бригадой.
• 24 мая 1824 года — назначен командиром 2-й бригады лёгкой кавалерийской дивизии и л.-гв. Гусарского полка.
• 1 января 1826 года — генерал-лейтенантом.
• 1 июля 1826 года — начальником 1-й кирасирской дивизии.
• 1 июля 1827 года — главным начальником Гвардейской берейторской школы.
• 8 февраля 1831 года — временным военным губернатором Подольской и Волынской губерний, с управлением гражданской частью.
• 22 января 1832 года — назначен Киевским военным губернатором и генерал-губернатором Подольским и Волынским.
• 4 февраля 1832 года — назначен управлять гражданской частью в Киевской губернии.
• 1 июля 1833 года — за отлично усердную, ревностную и полезную службу возведён, с нисходящим от него потомством, в графское Российской империи достоинство.
• 6 декабря 1833 года — произведён в генералы от кавалерии, с оставлением в прежних должностях и звании.
• 9 июня 1835 года — от означенных должностей уволен, с оставлением в звании генерал-адъютанта.
• 9 декабря 1835 года — повелено быть Черниговским, Полтавским и Харьковским генерал-губернатором.
• 29 октября 1836 года — уволен от этой должности.
• 1 января 1838 года — повелено быть членом Государственного совета и присутствовать по Департаменту экономии.
• 27 января 1839 года — председателем Департамента экономии.
• 28 января 1839 года — членом Комиссии для построения Исаакиевского собора.
• 7 июля 1839 года — членом Комитета финансов.
• 12 мая 1841 года — повелено председательствовать в Комитете о коннозаводстве Российском (впоследствии Комитет государственного коннозаводства).
• 27 января 1842 года — повелено быть членом Комиссии о построении С.-Петербурго-Московской железной дороги.
• 28 октября 1846 года — председателем особого Комитета, учреждённого для рассмотрения устройства соляной части в России.
• 31 декабря 1847 года — повелено председательствовать в Государственном совете на 1848 год, с оставлением и в звании председателя Департамента экономии.
• 26 сентября 1848 года — высочайшим приказом исключён из списков умершим (умер 23 сентября).

Семья

Был женат дважды на богатых наследницах, благодаря чему стяжал значительное состояние, и имел четырёх детей:

1. жена с 1821 года Екатерина Петровна Мятлева (26.11.1800—21.03.1822), внучка генерал-фельдмаршала И. П. Салтыкова и дочь П. В. Мятлева (1756—1833), умерла после двух месяцев болезни после родов.
   • Александра Васильевна (1821/22—1880), муж — коллежский асессор Александр Александрович Балашов (1812/13—1854).
2. жена с 1824 года Евдокия (Авдотья) Васильевна Пашкова (02.10.1796—23.05.1868), дочь В. А. Пашкова от брака с графиней Е. А. Толстой; кавалерственная дама ордена св. Екатерины 2 ст. (22 августа 1826), статс-дама (1848), в 1833 году открыла в Киеве училище для бедных девиц.
   • Екатерина Васильевна (1826—1853), с 1846 года замужем за генерал-лейтенантом светлейшим князем Борисом Голицыным (1819—1878), сыном Д. В. Голицына.
   • Николай Васильевич (1827—1888), генерал от инфантерии, начальник штаба Отдельного корпуса жандармов и управляющий 3-м отделением Собственной Е. И. В. канцелярии.
   • Владимир Васильевич (1834—1898), генерал от артиллерии, кутаисский губернатор, одесский градоначальник. Был женат на графине Ольге Викторовне Паниной (1836—1904), дочери министра юстиции В. Н. Панина.

• Levashova by Hau.jpg

  Евдокия Васильевна
  2-я жена
• Golitsyna E.V. by Hau.jpg

  Екатерина Васильевна
  дочь
• Boris Dmitrievich Golitsyn.jpg

  Борис Голицын,
  зять
• N Levashov.jpg

  Николай Васильевич,
  сын
• Vladimir Levaschov 1.jpg

  Владимир Васильевич,
  сын

Ссылки

• [www.museum.ru/1812/Persons/slovar/sl_l10.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 449-450.

Отрывок, характеризующий Левашов, Василий Васильевич

– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.