Левенгаупт, Карл Эмиль

Карл Эмиль Левенгаупт (швед. Charles Emil Lewenhaupt; 28 марта 1691, Стокгольм — 4 августа 1743, Стокгольм) — шведский генерал и политический деятель, граф.

Биография

Родился 28 марта 1691 года в Стокгольме. Его отцом был генерал-лейтенант Карл Густав Левенгаупт (1662—1703), матерью — Амалия Вильгельмина фон Кёнигсмарк, которая приходилась родной сестрой любовнице польского короля Августа II Сильного Авроре фон Кёнигсмарк.

Левенгаупт получил образование за границей и в 16 лет поступил на голландскую службу. В 1709 году он произведён в капитаны и стал обер-адъютантом генерала Спарре, который командовал левым флангом союзников в сражение при Мальплаке (1709). В 1710 году он оставил голландскую армию, чтобы поступить на шведскую службу. В том же году его произвели в подполковники и доверили командование Верденским драгунским полком, вместе с которым он участвовал в сражении при Гадебуше (1712).

В 1713 году при Тённингене Левенгаупт попал в плен, однако был освобождён и вскоре принял участие в обороне Штральзунда. В 1716 году он стал лейтенантом королевских драбантов и вплоть до смерти Карла XII находился при нём.

В 1720 году женился на дочери члена риксрода Соломона Крунъельма графине Беате Крунъельм.

Уже после окончания Северной войны Левенгаупт был произведён в генерал-майоры, а в 1729 году стал полковником Южносконского кавалерийского полка.

С установлением в Швеции «эры свобод» Левенгаупт принял активное участие в политической жизни, выступая как поборник усиления влияния знати. Однако он не принадлежал к сторонникам так называемой голштинской партии, а скорее стоял на стороне президента Канцелярии Арвида Горна. Личная храбрость и родственные связи создали Левенгаупту большое влияние в армии.

На риксдаге 1734 года он при поддержке Горна был избран лантмаршалом, но вскоре присоединился к группировке, выступавшей против него. На риксдаге 1738 года его фамилия также фигурировала в списках возможных кандидатов на должность лантмаршала, но его обошёл Карл Густав Тессин. Левенгаупт был одним из лидеров партии «шляп» и наиболее активным критиком предыдущего правительства.

На риксдаге, который собрался в декабре 1740 года, Левенгаупт вновь почти единогласно был избран лантмаршалом. Он принял деятельное участие в преследовании своих политических противников и пропаганде в пользу войны против России, решение о которой было принято под его председательством большой секретной депутацией 21 июля 1741 года.

Он также был председателем комиссии, вырабатывавшей условия, по которым предполагалось заключить мир с Россией. Требования к России были непомерными, а именно перенос русско-шведской границы к Белому морю. Тогда же Левенгаупт был назначен главнокомандующим армией и флотом с правом разработки всех военных операций. Кроме того, он получил право вести переговоры с противником и отвечать на его предложения мира с той лишь оговоркой, что он должен ставить о них в известность короля.

22 июня 1741 года Левенгаупт прибыл в Финляндию и 3 сентября принял командование. К этому времени шведская армия уже потерпела поражение под Вильманстрандом (23 августа), на флоте свирепствовали болезни, ощущалась нехватка провианта и фуража. По причине этого Левенгаупт лишь в ноябре смог вступить на русскую территорию.

В это время в Петербурге произошёл дворцовый переворот, в результате которого к власти пришла дочь Петра I Елизавета, которая до начала войны вела переговоры о возможной помощи шведов в занятии ею престола. Левенгаупт, полагая, что она добровольно вознаградит Швецию за оказанную ей услугу, отвёл свои войска на зимние квартиры около Фридрихсгама. Между русскими и шведами установилось перемирие, в ходе которого некоторые офицеры самовольно вступили в переговоры с Елизаветой. Тем временем в армии не прекращались болезни, боевой дух упал окончательно.

В июне 1742 года Россия разорвала перемирие, и русская армия начала наступление. Левенгаупт, не ввязываясь в сражения, отвёл свою армию к Гельсингфорсу, откуда был вызван в Стокгольм для доклада о ходе войны.

По приезде в столицу он был арестован (август 1742 года). Сначала для суда над ним был устроен военный трибунал, однако вскоре его члены вошли в состав назначенной риксдагом комиссии. 20 июня 1743 года он был приговорён к смертной казни.

В ночь перед казнью Левенгаупт при помощи друзей и сына смог совершить побег. За его поимку было назначено высокое вознаграждение, и кто-то из посвящённых в детали побега предал его. 2 августа его схватили на яхте, направлявшейся в Данциг, и 4 августа 1743 года он был казнён на холме возле Стокгольма, который впоследствии получил название Генеральского холма (Generalsbacken).

Левенгаупт был похоронен в Сконе в церкви Эведе.

Источники

• Nordisk familjebok. B. 12. Stockholm, 1916.
• Svenskt biografiskt handlexikon. Stockholm, 1906.
• [memoirs.ru/texts/PodVozzvanieRS1876.htm Подметное воззвание Левенгаупта. 1708 г. / Сообщ. Н. Н. Мурзакевич // Русская старина, 1876. — Т. 16. — № 5. — С. 172—173.]

Отрывок, характеризующий Левенгаупт, Карл Эмиль

– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.