Левин, Борис Савельевич

Борис Савельевич Левин
Дата рождения	14 апреля 1922(1922-04-14)
Место рождения	Рославль
Дата смерти	8 декабря 2006(2006-12-08) (84 года)
Место смерти	Москва
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	ВВС СССР
Годы службы	1940—1985
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Борис Савельевич Левин (14.04.1922 — 08.12.2006) — участник Великой Отечественной войны, командир звена 7-го гвардейского штурмового авиационного полка 230-й штурмовой авиационной дивизии 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта, Герой Советского Союза, гвардии лейтенант.

Биография

Родился в городе Рославль ныне Смоленской области в семье служащего. Еврей. Член ВКП(б)/КПСС с 1944 года. Окончил 10 классов и аэроклуб в Москве.

В Красной Армии с 1940 года. В 1942 году окончил Балашовскую военно-авиационную школу пилотов.

Участник Великой Отечественной войны с июля 1942 года. Боевое крещение принял в боях на Северном Кавказе. Затем участвовал в освобождении Таманского полуострова, Крыма.

14 марта 1943 года лейтенант Борис Левин, действуя в составе группы самолётов-штурмовиков Ил-2, наносил удары по гитлеровской переправе через Кубань. Цель была прикрыта четырьмя зенитными батареями. Их огонь не давал возможности вести прицельное бомбометание. Тогда Борис Левин свой первый удар решил нанести по зенитным точкам. Огнём из пушек и пулемётов он разогнал прислугу орудий и дал команду повернуть самолёты на переправу. Но на штурмовиков внезапно набросилось восемь «мессершмиттов». Наши лётчики построили машины в круг так, чтобы каждый своим огнём мог защищать хвост соседнего самолёта, и стали пикировать на цель. Все попытки гитлеровских стервятников нарушить боевой порядок советских машин успеха не имели. Точно сброшенные бомбы разрушили переправу.

8 сентября 1943 года войска Северо-Кавказского фронта начали решительное наступление на Таманском полуострове — важном плацдарме противника в низовьях Кубани, угрожавшем южному флангу наших армий. В эти дни лётчики-гвардейцы совершали по несколько вылетов в сутки и своими действиями оказывали значительную помощь наземным войскам. К 9 сентября захватчики были отброшены на южную оконечность косы Чушка, откуда они пытались организовать переправу через Керченский пролив в Крым. Звено гвардии лейтенанта Левина получило задание сорвать переправу и уничтожить живую силу и технику противника. Набрав перед целью большую высоту, Левин со снижением повёл штурмовиков в атаку. Машины шли на большой скорости, и зенитные снаряды врага рвались позади самолётов. Так и не дав гитлеровцам пристреляться, лётчики совершили три захода над целью и на бреющем полёте ушли домой. Данные фотоконтроля показали, что противник потерял несколько десятков солдат и офицеров и большое количество боевой техники.

Через несколько дней Борис Левин повёл своё звено для штурмовки автоколонны врага на дороге Темрюк — Ахтанизовская. В заданном районе гитлеровцев не оказалось. Тогда Борис Левин принял смелое решение: без прикрытия истребителей идти в тыл противника, к железной дороге, по которой двигались эшелоны с отступающими фашистскими войсками. На станции Старотитаровская лётчики обнаружили два эшелона, но пробиться к ним было нелегко. Зенитные батареи создали плотную стену огня. Гвардии лейтенант Левин быстро оценил обстановку и отдал приказ двум самолётам атаковать позиции зенитчиков, а сам с ведомым прорвался к эшелонам. Три раза пронеслись они над самыми крышами вагонов, поливая их пушечным и пулемётным огнём, поражая бомбами и реактивными снарядами. Через несколько минут вся станция была охвачена огнём.

После изгнания гитлеровцев с Кубани гвардии лейтенант Борис Левин громил захватчиков в Крыму. 16 января 1944 года его звено поддерживало высадку десанта на Керченский полуостров. Несмотря на нелетную погоду, низкую облачность и метель он точно вывел свои самолёты к цели и в течение 20 минут с бреющего полёта уничтожал огневые точки и батареи противника. Благодаря успешным действиям лётчиков десантники отбросили врага от берега и закрепились на плацдарме.

9 мая 1944 года он водил звено «ильюшиных» в район Севастополя для уничтожения транспортов, на которых гитлеровцы стремились выбраться из Крыма. Несмотря на ураганный огонь нескольких десятков зенитных батарей, лётчики зашли со стороны моря и обрушили бомбовый груз на причалы. Прямым попаданием бомб была потоплена крупная самоходная баржа с вражескими солдатами, а вся группа без потерь вернулась на свой аэродром. В этот же день захватчики были изгнаны из Севастополя, и гвардейский авиационный полк, в котором служил Борис Левин, вскоре перелетел на 2-й Белорусский фронт.

Командир звена 7-го гвардейского штурмового авиационного полка (230-я штурмовая авиационная дивизия, 4-я воздушная армия, 2-й Белорусский фронт) кандидат в члены ВКП(б) гвардии лейтенант Борис Левин к июлю 1944 года совершил 106 боевых вылетов и лично уничтожил 4 гитлеровских самолёта, 15 танков, 7 железнодорожных эшелонов, 27 орудий, 50 автомашин и сотни вражеских солдат и офицеров.

После освобождения Крыма Борис Левин участвовал в Белорусской, Восточно-Прусской и Восточно-Померанской операциях. Войну закончил у города Торунь капитаном, в должности командира эскадрильи.

Всего за годы войны отважный лётчик-штурмовик выполнил 170 успешных боевых вылетов.

После войны продолжал службу в ВВС СССР. В 1949 году окончил Военно-воздушную академию, ныне имени Ю. А. Гагарина. Затем получил назначение на должность заместителя командира штурмового авиационного полка в город Елгаву.

В 1957 году окончил курсы при Военно-воздушной инженерной академии имени Н. Е. Жуковского. Работал старшим преподавателем тактики ВВС в этой же академии. Защитил диссертацию на тему: «Об использовании радиолокаторов бокового обзора для ведения воздушной разведки», присвоена учёная степень кандидат военных наук. С 1985 года Б. С. Левин — в отставке.

Жил в городе-герое Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве (участок 2).

Награды

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 октября 1944 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм, гвардии лейтенанту Борису Савельевичу Левину присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 5260).

Награждён орденом Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны 1-й степени, орденом Отечественной войны 2-й степени, тремя орденами Красной Звезды, медалями.

Память

Именем Героя Советского Союза Бориса Савельевича Левина названа Рославльская средняя общеобразовательная школа № 7 (решение Смоленской областной Думы в августе 2000 года), на здании школы Российским военно-историческим обществом установлена мемориальная доска.

Источники

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=4148 Левин, Борис Савельевич]. Сайт «Герои Страны».

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.

Отрывок, характеризующий Левин, Борис Савельевич

И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.