Левицкий, Григорий Кириллович

Григорий Кириллович Левицкий
Имя при рождении:	Нiс (Левицький) Григорій Кирилович
Дата рождения:	1697(1697)
Место рождения:	село Маячка (ныне — в Новосанжарском районе, Полтавская область, Украина)
Дата смерти:	19 мая 1769(1769-05-19)
Место смерти:	село Маячка Российская империя (ныне — в Новосанжарском районе, Полтавская область, Украина)
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Учёба:	Киевская духовная академия
Стиль:	гравюра, портрет

Григорий Кириллович Левицкий (1697—1769) — украинский художник, гравер, портретист, священник, отец Дмитрия Левицкого.

Биография

Родился в селе Маячке Полтавской губернии (ныне Новосанжарского района Полтавской области) примерно в 1697 году, сын священника села Маячки Кирилла Степановича Носа. Носы — известный род запорожских казаков. Время и причина изменения Григорием Кирилловичем фамилии Нос на фамилию Левицкий неизвестны.

Рано покинув село, обучался в Польше и в Киевской духовной академии, где сделал несколько гравюр. В 1752 и 1757 годах оформил гравюрами издание «Апостола». Известны его заказные гравюры, где художник проявил себя как мастер портрета и декоративных архитектурно-пространственных построений. Работал справщиком типографии Киево-Печерской Лавры.

С 1738 года — священник.

Умер в селе Маячке 19 мая 1769 года.

Творчество

Первые сведения о Г. К. Левицком как гравёре на меди во Вроцлаве (Польша) появились в конце 1720-х годов. Он известен как автор станковых и книжных гравюр на меди, иллюстраций к богослужебным и светским изданиям, многочисленных эстампов.

Для станковых композиций Г. К. Левицкого характерно особое мастерство. Среди них — изображения святых, сцен на новозаветные сюжеты, а также воспроизведение романских и готических скульптурных памятников древнего Вроцлава — тимпана собора Марии на Пяскова острове, надгробных плит Шленских князей.

Он проявил себя и как талантливый портретист. Портрет Адама Квазиуса (1729) привлекает глубиной раскрытия характера изображённого. Плодотворно работал Г. Левицкий и на ниве книжной графики. Барочная экспрессия присущая его иллюстрациям: «Души в чистилище», «Распятие с предстоящими» (конец 1720-х годов). Творчество Левицкого вроцлавского периода заняло надлежащее место в истории польского искусства XVIII века.

После возвращения на родину художник поселяется в Киеве на Подоле и сотрудничает с двумя культурными центрами того времени — Киево-Могилянской академией и типографией Киево-Печерской лавры. В 1735 году он создает пышную барочную рамку для объявлений о торжественных театрализованных диспутах, обычно устраивавшихся в стенах академии. Эта рамка фактически является первым известным образцом плаката-афиши на восточнославянских землях.

Блестящим достижением всего украинского искусства XVIII века является цикл панегирических гравюр мастера, посвящённых лаврскому архимандриту Илариону Негребецкому, киевскому митрополиту Рафаилу Заборовскому и другим. Портреты известных персон сочетаются у Левицкого с символико-аллегорическими мотивами и имеют значительный гуманистический потенциал. Рафинированное гравёрное мастерство проявляется и в книжных гравюрах Г. К. Левицкого, которые иллюстрируют печатные издания типографии Киево-Печерской лавры — Евангелие (1737), «Апостол» (1737, 1738), и геральдическим композициям в произведении М. Козачинского «Философия Аристотелева» (1745).

Творчество Г. К. Левицкого оказало значительное влияние на многих гравёров второй половины XVIII века. Он стал первым учителем своего знаменитого сына — художника Дмитрия Григорьевича Левицкого.

См. также

• Левицкий, Дмитрий Григорьевич

Литература

• Дмитрий Григорьевич Левицкий 1735—1822: Каталог временной выставки — Государственный русский музей. — Л.: Искусство, Ленинградское отделение, 1987. — 142 с.

Ссылки

• [www.kplavra.kiev.ua/cgi-bin/view.cgi?part=dictionary&lg=ru&act=per&id=252&child=1&gid=1 Информация и иллюстрации Г. К. Левицкого на официальном сайте Национального Киево-Печерского историко-культурного заповедника]

Отрывок, характеризующий Левицкий, Григорий Кириллович

На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.