Лев Гурыч Синичкин, или Провинциальная дебютантка

Лев Гурыч Синичкин, или Провинциальная дебютантка
Le Père de la débutante
Жанр:	пьеса
Автор:	Д. Т. Ленский
Язык оригинала:	Русский
Дата написания:	1839
Дата первой публикации:	Санкт-Петербург, 1840

«Лев Гурыч Синичкин, или Провинциальная дебютантка» — комедия-водевиль в 5 действиях, авторизованный перевод Д. Т. Ленского французского водевиля М. Теолона и Ж. Баяра фр. Le Père de la débutante; один из самых известных и популярных русских водевилей.

Впервые опубликована в Санкт-Петербурге в 1840 году

Литературная основа (оригинал)

Основой для авторизованного перевода стал французский 5-актный водевиль Le Père de la debutante (Отец дебютантки) французских драматургов М. Теолона (Emmanuel Théaulon) и Ж. Баяра (Jean-François-Alfred Bayard). Сюжет по построению прост: старый актёр Гаспар (Gaspard) приводит на сцену свою дочь Анаис (Anais), талантливую юную девушку; но путь в актрисы усеян не только славой и аплодисментами — театральные закулисные интриги, борьба за главные роли, вмешательство крупных сановников за своих фаворитов и фавориток — вот та среда, которая окружает талантливых людей и с которой постоянно приходится бороться. Премьера французского водевиля прошла 28 октября 1837 в парижском театре Варьете (фр. Théâtre des Variétés); в том же году пьеса вышла отдельным изданием в Париже.

В 1838 году водевиль был поставлен на сцене Французского театра в Берлине

В русском переводе водевиль был поставлен в Петербургской императорской труппе уже на следующий год — в 1838 г., но постановка успеха не имела и вскоре была убрана из репертуара.

Большинство французских водевилей начала XIX века, появляясь в парижских театрах, сразу привлекали внимание деятелей русского театра, тогда лишь нарождавшегося и ещё не имевшего своего наработанного драматургического багажа. Переводчики, большинство из которых владели французским языком не хуже, чем русским, обычно в русском переводе давали некоторую русификацию французским водевилям: наделяли персонажей русскими именами, поселяли их в русских землях, вставляли фрагментами сценки специфически русского быта, но в целом оставляя сюжетную фабулу французского оригинала. В таком виде пьесы входили в репертуары русских театров начала XIX века — в первую очередь, императорских (репертуар Петербургской императорской труппы, репертуар московского Большого театра, репертуар московского Малого театра).

Русский авторский текст

Переводя французский текст и сохраняя его сюжетную линию, Дмитрий Тимофеевич Ленский всё более погружался в атмосферу русского театра и его закулисной жизни, которую он хорошо знал и как актёр московской императорской труппы, и как автор множества водевилей (около 100) — оригинальных авторских и переводов-переделок. В результате многие сценки он изменил, придав им знакомые ему черты, наделил персонажей характерами известных русских современных театральных деятелей, вставил достаточно понятные намеки на конкретные русские пьесы и постановки и связанные с ними театральные истории и даже скандалы. А поскольку сам Ленский был человеком весьма остроумным, пьеса в его авторской переделке оказалась веселой пародией на артистическую среду русского театра начала XIX века.

Юная героиня водевиля Лиза Синичкина дебютирует в драме, по теме и именам действующих лиц — Кора и Алонзо, — напоминающей известную трагедию А. Коцебу «Испанцы в Перу, или Смерть Роллы», ставившуюся ещё буквально совсем недавно, каких-то лет 18 назад (в 1821 году) московской императорской труппой. А драматург Борзиков первоначально звался Лошадка — явный намек на Ф. А. Кони, автора множества водевилей, шедших на сценах императорских театров, и в какой-то степени конкурента самого Ленского.

В результате новое произведение Д. Т. Ленского стало не просто переводом водевиля известных французских драматургов, а приобрело самостоятельное звучание, став отдельным оригинальным драматургическим произведением.

Действие русского водевиля разворачивается в провинциальном театре, но на самом деле все его положения указывают на закулисье императорских театров. У многих действующих лиц существовали вполне определенные прототипы, однако их характеры даны в специфически утрированном виде. Они легко угадывались зрителями-современниками, но со временем стали стерты для следующих поколений, что на самом деле и неважно — артистические натуры, пусть даже в утрированном виде, повторяются в своих типажах и все равно не утратили тех же пороков и характеристик.

Но хотя все авторские намеки легко читались современными зрителями, водевиль Ленского является не сатирой, а веселым парафразом русской театральной атмосферы начала XIX века.

Действующие лица

• Лев Гурыч Синичкин
• Лизочка Синичкина
• Раиса Сурмилова, местная прима
• Князь Серж Ветринский
• Фёдор Семёнович Борзиков, драматург
• Граф Зефиров
• Пётр Петрович Пустославцев, содержатель театра
• Степан, кучер Ветринского
• Суфлёр
• Актриса, играет роль королевы и старухи
• Козачинский, командир гусар
• Налимов, сотрудник театра
• Чахоткин, актёр
• Тимченко, гусар
• Трагик
• Митька, старший плотник в театре
• Шкал, слуга из театральной школы
• Семён, слуга Борзикова
• Камердинер графа Зефирова
• Актриса Варя
• Танцовщица Надя
• Актриса Маша
• Танцовщица Катя

Премьеры

Впервые водевиль был поставлен в Москве 3 ноября 1839 года в бенефис танцовщицы А. И. Ворониной-Ивановой в помещении Большого театра, с музыкой Н. И. Полякова. Помимо текста водевиля, Ленский сочинил слова для куплетов персонажей — музыку к ним написал А. Н. Верстовский.

Исполнители: Лев Гурыч — В. И. Живокини, Лиза — Н. В. Репина, Ветринский — сам автор Д. Т. Ленский, Пустославцев — М. С. Щепкин (чуть позже, в 1841 году эту же роль исполнял П. М. Садовский-старший), Зефиров — П. Г. Степанов.

В 1840 году водевиль прошел в Петербурге в Александринском театре; Лев Гурыч — А. Е. Мартынов, Лиза — Н. В. Самойлова, Борзиков — В. В. Самойлов.

Исполнение двух выдающихся русских актёров роли Синичкина было совершенно различным. Живокини, мастер комизма и неожиданных импровизаций, вел роль комедийную, без сложных социальных ассоциаций. Мартынов же стремился показать образ в социальном аспекте — «маленького человека», забитого обществом.

В. Г. Белинский писал о петербургской постановке:

Ленский оказал театральной публике истинную услугу своим забавным «Львом Гурычем Синичкиным». Вся пьеса сложена очень умно и замысловато, в главном действующем лице даже довольно ловко очерчен характер. После этого удивительно ли, что Мартынов в роли Синичкина превосходен?

— Белинский В. Г. Полн. собр. соч. Т. 4. — М., 1954. — С. 191

Избранные постановки

• Водевиль прочно вошел в русский театральный репертуар. Он долго не сходил со сцены императорских театров, затем ставился на сцене Театра Корша, в театре-кабаре «Летучая мышь», во многих драматических театрах различных городов. Среди последующих исполнителей роли Синичкина: А. А. Рассказов, О. П. Правдин, В. Я. Хенкин, Б. В. Щукин, А. Б. Джигарханян и многие другие.
• 1924 — Театр им. Евг. Вахтангова (Москва); режиссёр Р. Н. Симонов (первая большая режиссёрская работа), художник Б. Р. Эрдман; куплеты к водевилю написал Н. Р. Эрдман, композитор Н. Сизов; в главных ролях: Синичкин — Борис Щукин, Лиза Синичкина — Вера Головина, Сурмилова — А. А. Орочко, Зефиров — К.Миронов, Князь Ветринский — О. Н. Басов, Чахоткин — Н. П. Яновский. В 1955 году, через тридцать лет, спектакль был записан для радио как аудиоспектакль; пояснительный текст читал Владимир Шлезингер. Исполнители: Лев Гурыч Синичкин, провинциальный актер — Рубен Симонов, Лиза — Людмила Целиковская, Ветринский, князь — Владимир Осенев, Пустославцев, содержатель театра — Николай Плотников, Сурмилова — Анна Орочко, Налимов — Борис Шухмин, Фёдор Семёнович Борзиков, писатель — Виктор Кольцов, Граф Зефиров — Иосиф Толчанов, Чахоткин, актер местного театра — Евгений Фёдоров, Трагик — Максим Греков, Митька, старший плотник в театре — Анатолий Борисов, Суфлёр — Иван Каширин, Шкал, слуга из театральной школы — Григорий Мерлинский, Семён, слуга Борзикова — Вадим Русланов, Камердинер графа Зефирова — Михаил Зилов, Актриса Варя — Вера Головина, Танцовщица Надя — Елена Измайлова, Актриса Маша — Гарен Жуковская, Танцовщица Катя — Валентина Данчева, Прошка, рабочий сцены — Владимир Шлезингер.
• Ранее 1941 года (сотый показ спектакля состоялся 9 июля 1944 года) — Саратовский театр драмы. Постановка Григория Наумовича Несмелова. Лев Гурыч Синичкин — Григорий Наумович Несмелов, Зефиров — Андрей Германович Василевский, Сурмилова — Дора Фёдоровна Степурина, Борзиков — Георгий Александрович Слабиняк
• 1945 — Ленинградский театр комедии, режиссёр Н. Акимов; с адаптированным текстом А. Бонди, музыка В. Желобинского; премьера прошла 24 апреля 1945 года в Москве на гастролях. Синичкин — Б. М. Тенин, Лиза — К. Гурецкая, Сурмилова — Надежда Нурм, Налимов — Г. Рубин.
• 1948, июнь — Московский академический театр Сатиры, в редакции А.Бонди, режиссёр Э. Б. Краснянский, художник Я. Штоффер, в главных ролях: Синичкин — В. Хенкин, Лиза Синичкина — В. Васильева, Сурмилова — Н. Слонова, Князь Ветринский — Г. Менглет.
• 1962 — спектакль был поставлен для учебного курса Театра мимики и жеста, специально переделанный для репертуара глухонемых; режиссёр Л. В. Ставская.

Фильмография

• 1956 — На подмостках сцены (фильм)
• 1974 — Лев Гурыч Синичкин (фильм)

Интересные факты

• Водевиль внес свой вклад в крылатые слова, породив выражение «Из любви к искусству» — так говорил дамский волокита граф Зефиров, ухаживая за молоденькими актрисами. Выражение вышло за сценические рамки и прижилось в народной молве; обозначает: не ради корысти, а из эгоцентрической прихоти. .

Отрывок, характеризующий Лев Гурыч Синичкин, или Провинциальная дебютантка

В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.