Выготский, Лев Семёнович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Лев Семёнович Выготский»)
Перейти к: навигация, поиск
Лев Семёнович Выготский
Дата рождения:

5 (17) ноября 1896[1]

Место рождения:

Орша, Могилёвская губерния, Российская империя

Научная сфера:

психология, дефектология, педология, литературоведение

Место работы:

Московский государственный институт экспериментальной психологии, Экспериментальный дефектологический институт

Альма-матер:

Московский государственный университет, Московский городской народный университет имени А.Л. Шанявского

Известные ученики:

А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, А. В. Запорожец, Л. И. Божович и др.

Известен как:

создатель культурно-исторической теории

Лев Семёнович Выго́тский (имя при рождении — Лев Си́мхович Вы́годский[2][3]; 5 (17) ноября 1896[1], Орша Могилёвской губернии — 11 июня 1934, Москва) — советский психолог. Основатель исследовательской традиции, которая стала известна начиная с критических работ 1930-х годов как «культурно-историческая теория» в психологии[4][5].

Автор литературоведческих публикаций, работ по педологии и когнитивному развитию ребёнка. По его имени назван коллектив исследователей, известный как так называемый «круг Выготского-Лурии» (также «круг Выготского»).





Биография

Лев Симхович Выгодский (в 1923 году изменил фамилию) родился 5 (17) ноября 1896 года в городе Орша вторым из восьмерых детей в семье выпускника Харьковского коммерческого института, купца Симхи (Семёна) Львовича Выгодского (1869—1931) и его жены, учительницы Цили (Цецилии) Моисеевны Выгодской (1874—1935)[6][7][8]. Уже через год семья перебралась в Гомель, где отец получил должность заместителя управляющего местного отделения Соединённого банка. Образованием детей занимался частный учитель Шолом Мордухович (Соломон Маркович) Ашпиз (1876—после 1940), известный использованием так называемого метода сократического диалога и участием в революционной деятельности в составе гомельской социал-демократической организации[9][10][11][12][13]. Значительное влияние на будущего психолога в детские годы оказал также его двоюродный брат, впоследствии известный литературный критик и переводчик Давид Исаакович Выгодский (18931943)[14][15]. После гибели отца в 1897 году Давид Выгодский с братом, сестрой и матерью Двосей Яковлевной жил в семье дяди — Семёна Львовича Выгодского и воспитывался вместе с его восьмерыми детьми[16]. Л. С. Выгодский впоследствии изменил одну букву в своей фамилии, чтобы отличаться от уже приобретшего известность Д. И. Выгодского.

Получив начальное образование дома, Л. С. Выготский сдал экзамены за 5 классов и поступил в 6-й класс казённой гимназии, закончил последние два класса в частной еврейской мужской гимназии А. Е. Ратнера[9][12][17]. Продолжал заниматься древнееврейским, древнегреческим, латинским и английским языками с частными учителями, самостоятельно изучил эсперанто. В 1913 году поступил на медицинский факультет Московского университета, но вскоре перевёлся на юридический. Будучи студентом, написал двухсотстраничное исследование «Трагедия о Гамлете, принце Датском У. Шекспира» (1916), которое по окончании университета представил в качестве дипломной работы (опубликовано в 1968 году приложением ко второму изданию «Психологии искусства»). В 1916 году опубликовал статьи на литературные темы в посвящённом вопросам еврейской жизни еженедельнике «Новый путь» (в котором он работал техническим секретарём): «М. Ю. Лермонтов (к 75-летию со дня смерти)» и «Литературные заметки (Петербург, роман Андрея Белого)»; опубликовался также в издававшейся Максимом Горьким «Летописи» и «Новом мире». До 1917 года включительно активно писал на темы еврейской истории и культуры, выражая неприятие антисемитизма в русской литературе[18][19] и негативное отношение к идеям социализма и коммунизма[20]. В 1917 году бросил занятия на юридическом факультете Московского университета[21] и закончил обучение на историко-философском факультете Университета им. Шанявского[22].

После октябрьской революции 1917 года на непродолжительное время переехал в Самару, с матерью и младшим братом предпринял поездку в Киев (1918)[23], но затем вернулся в Гомель, где в это время жили его родители. В 1919 году заболел лёгочным туберкулёзом. В 1919—1923 годах вместе с двоюродным братом Давидом Выгодским работал учителем литературы в советской трудовой школе и педагогическом техникуме, а также в профтехшколах печатников и металлистов, вечерних курсах Губполитпросвета, на курсах по подготовке работников дошкольных учреждений, на летних курсах по переподготовке учителей, курсах культработников деревни, курсах Соцвоса, в народной консерватории и на рабфаке. Одновременно в 1919—1921 годах заведовал сначала театральным подотделом Гомельского отдела народного образования, затем художественным отделом при Губнаробразе, опубликовал более восьмидесяти театральных рецензий в газетах «Полесская правда» и «Наш понедельник» (38 из которых были переизданы посмертно)[24][25][26][27]. В 1922 году заведовал издательским отделом издательства «Гомпечать», в 1923—1924 годах был литературным редактором издательского отдела Гомельского губернского управления партийной и советской печати. Издал сборник стихов И. Г. Эренбурга (1919) и один номер литературного журнала «Вереск» (с Д. И. Выгодским, 1922).[28] В 1923 году руководил экспериментальной работой студентов Московского педологического института в кабинете-лаборатории при Гомельском педагогическом техникуме. Результаты этой работы были им доложены в трёх выступлениях на Всероссийском съезде по психоневрологии в Петрограде 6 января 1924 года, став таким образом его первым выступлением на научных конференциях.

В 1924 году переехал в Москву, где прожил последнее десятилетие своей жизни (сюда же вскоре перебралась вся семья — отец Л. С. Выготского в последние годы жизни служил управляющим Арбатским отделением Промышленного банка). Летом 1925 года предпринял свою единственную поездку за границу — в качестве ответственного работника Наркомпроса посетил Международную конференцию по просвещению глухонемых детей (20—24 июня) в Лондоне[29][30]. Работал в ряде правительственных, образовательных, медицинских и исследовательских организаций в Москве, Ленинграде, Харькове и Ташкенте.

Выготский скончался 11 июня 1934 года в Москве от туберкулёза. Похоронен на Новодевичьем кладбище 13 июня 1934 года.

Хронология важнейших событий жизни

  • 1924, январь — участие в работе II Психоневрологического съезда в Петрограде, переезд из Гомеля в Москву, зачисление в аспирантуру и на должность в Институт психологии
  • 1924, лето — начало работы начальником подотдела в Наркомпросе в Москве
  • 1925 — первая и единственная заграничная поездка: командирован в Лондон на дефектологическую конференцию; по дороге в Англию проехал Германию, Францию, где встречался с местными психологами
  • 1925 — защита диссертации Психология искусства. 5 ноября 1925 г. Выготскому было по болезни без защиты присвоено звание старшего научного сотрудника, эквивалентное современной степени кандидата наук, договор на издание Психологии искусства был подписан 9 ноября 1925 г, но книга так и не была опубликована при жизни Выготского.
  • 1925—1930 — член Русского психоаналитического общества (РПСАО)
  • 21 ноября 1925 года по 22 мая 1926 г — туберкулёз, госпитализация в больнице санаторного типа «Захарьино», в больнице пишет заметки, впоследствии опубликованные под названием [vygotsky.narod.ru/vygotsky_crisis.htm Исторический смысл психологического кризиса]
  • 1927 — сотрудник Института психологии в Москве, готовит к печати и выпускает совместные публикации с такими сотрудниками, как Лурия, Геллерштейн, Бернштейн, Артемов, Добрынин
  • 1929, апрель — Выготский читает лекции в Ташкенте
  • 1929, сентябрь — IX Международный психологический конгресс в Йельском университете; Лурия представил два доклада, один из которых — в соавторстве с Выготским; сам Выготский в работе конгресса участия не принимал
  • 1930 — На VI Международной конференции по психотехнике в Барселоне (23-27 апреля 1930 г.) зачитан доклад Л. С. Выготского [community.livejournal.com/psyhistorik/15502.html «Об изучении высших психологических функций в психотехнических исследованиях»]
  • 1930, 9 октября — [www.socd.univ.kiev.ua/PUBLICAT/PSY/VYGOTSKY/index.htm доклад о психологических системах]: заявлено начало новой исследовательской программы
  • 1931 — поступил на учёбу на медицинский факультет в Украинскую психоневрологическую академию в Харькове, где учился заочно вместе с А.Р Лурией
  • 1931, октябрь — смерть отца
  • 1932, декабрь — доклад о сознании в Москве, формальное расхождение с группой Леонтьева в Харькове
  • 1933, февраль-май — Курт Левин останавливается в Москве проездом из США (через Японию), встречи с Выготским
  • 1934, 9 мая — Выготский переведен на постельный режим
  • 1934, 11 июня — смерть

Места работы после 1924 г.

Также читал курсы лекций в ряде учебных заведений и исследовательских организаций Москвы, Ленинграда, Харькова и Ташкента, например, в Средне-азиатском государственном университете (САГУ) (в апреле 1929 года).

Семья и родственники

  • Родители — Симха (Семён) Львович Выгодский (1869—1931) и Циля (Цецилия) Моисеевна Выгодская (1874—1935). Отец Л. С. Выготского был одним из организаторов «Общества распространения просвещения среди евреев», в рамках которого в Гомеле открылась общественная публичная библиотека[28][31].
    • Сёстры и брат:
Хая-Анна Семёновна Выгодская (Хавина, 1895—1936)[31].
Зинаида Семёновна Выгодская (1898—1981), лингвист, автор русско-английских и англо-русских словарей[31][32].
Эстер (Эся) Семёновна Выгодская (1899—1969)[31].
Клавдия Семёновна Выгодская (1904—1977), лингвист, автор русско-французских и французско-русских словарей[31][33].
Мария Семёновна Выгодская (1907—1990)[34].
Давид (предположительно 1905—1918 или 1919).
  • Жена (с 1924 года) — Роза Ноевна Смехова (1899—1979)[35].
    • Дочери:
Гита Львовна Выгодская (1925—2010) — психолог и дефектолог, кандидат психологических наук, научный сотрудник НИИ дефектологии, соавтор биографии «Л. С. Выготский. Штрихи к портрету» (1996)[36] (её дочь — Елена Евгеньевна Кравцова, доктор психологических наук).
Ася Львовна Выгодская (1930—1985), кандидат биологических наук, научный сотрудник НИИ онкологии[37].

Научный вклад

Становление Выготского как учёного совпало с периодом перестройки советской психологии на основе методологии марксизма, в которой он принял активное участие. В поисках методов объективного изучения сложных форм психической деятельности и поведения личности Выготский подверг критическому анализу ряд философских и большинство современных ему психологических концепций («Смысл психологического кризиса», рукопись, 1926), показывая бесплодность попыток объяснить поведение человека, сводя высшие формы поведения к низшим элементам.

Исследуя речевое мышление, Выготский по-новому решает проблему локализации высших психических функций как структурных единиц деятельности мозга. Изучая развитие и распад высших психических функций на материале детской психологии, дефектологии и психиатрии, Выготский приходит к выводу, что структура сознания — это динамическая смысловая система находящихся в единстве аффективных, волевых и интеллектуальных процессов.

Несмотря на то, что обозначение «культурно-историческая теория» лишь однажды встречается в текстах самого Выготского, это название впоследствии прижилось и среди ряда научных деятелей, позиционировавших себя последователями Выготского [38][39]. С начала 21 века во всем мире происходит исторический анализ упущенных возможностей в оригинальной теории Выготского, пересмотр традиционных оценок творческого наследия Выготского советского периода и разработка новых, — изначально задуманных автором, но впоследствии забытых или проигнорированных в советской психологии 20 века—путей его развития на современном этапе (см., напр.[40][41][42]). Это интеллектуальное движение в ряде недавних публикаций стало широко известно как "ревизионистская революция" в выготсковедении[43].

Культурно-историческая теория

В незаконченной рукописи работы, опубликованной в 1960 г. под названием «История развития высших психических функций» (не позднее 1930), дано развёрнутое изложение культурно-исторической теории развития психики: по Выготскому, необходимо различать низшие и высшие психические функции, и соответственно два плана поведения — натуральный, природный (результат биологической эволюции животного мира) и культурный, общественно-исторический (результат исторического развития общества), слитые в развитии психики.

Гипотеза, выдвинутая Выготским, предлагала новое решение проблемы соотношения низших (элементарных) и высших психических функций. Главное различие между ними состоит в уровне произвольности, то есть натуральные психические процессы не поддаются регуляции со стороны человека, а высшими психическими функциями люди могут сознательно управлять. Выготский пришёл к выводу о том, что сознательная регуляция связана с опосредованным характером высших психических функций. Между воздействующим стимулом и реакцией человека (как поведенческой, так и мыслительной) возникает дополнительная связь через опосредующее звено — стимул-средство, или знак.

Отличие знаков от орудий, также опосредующих высшие психические функции, культурное поведение, состоит в том, что орудия направлены «вовне», на преобразование действительности, а знаки «вовнутрь», сначала на преобразование других людей, затем — на управление собственным поведением. Слово — средство произвольного направления внимания, абстрагирования свойств и синтеза их в значение (формирования понятий), произвольного контроля собственных психических операций.[44]

Наиболее убедительная модель опосредованной активности, характеризующая проявление и реализацию высших психических функций, — «ситуация буриданова осла». Эта классическая ситуация неопределенности, или проблемная ситуация (выбор между двумя равными возможностями), интересует Выготского прежде всего с точки зрения средств, которые позволяют преобразовать (решить) возникшую ситуацию. Бросая жребий, человек «искусственно вводит в ситуацию, изменяя её, не связанные ничем с ней новые вспомогательные стимулы»[45]. Таким образом, брошенный жребий становится, по Выготскому, средством преобразования и разрешения ситуации.

Он отмечал, что операция с бросанием жребия обнаруживает новую и своеобразную структуру, так человек сам создает стимулы, определяющие его реакции, и употребляет эти стимулы в качестве средств для овладения процессами собственного поведения.

Разрабатывая метод исследования высших психических функций, Выготский руководствуется принципом «проявления великого в самом малом» и помимо бросания жребия анализирует такие явления как «завязывание узелка на память» и счет на пальцах.

В последние годы жизни Выготский основное внимание уделял изучению отношения мысли и слова в структуре сознания. Его работа «Мышление и речь» (1934), посвященная исследованию этой проблемы, является основополагающей для отечественной психолингвистики. В данной работе Выготский указывает на различный генезис развития мышления и речи в филогенезе, и что отношения между ними не являются постоянной величиной. В филогенезе обнаруживается доречевая фаза интеллекта, а также доинтеллектуальная фаза развития самой речи. Но в процессе онтогенетического развития в какой-то момент мышление и речь пересекаются, после чего мышление становится речевым, а речь интеллектуальной.

Внутренняя речь, по Выготскому развивается путём накопления длительных функциональных и структурных изменений. Она ответвляется от внешней речи ребёнка вместе с дифференцированием социальной и эгоцентрической функции речи и наконец, речевые функции усваиваемые ребёнком становятся основными функциями его мышления.

Возрастная и педагогическая психология

В работах Выготского подробно рассмотрена проблема соотношения роли созревания и обучения в развитии высших психических функций ребёнка. Так, он сформулировал важнейший принцип, согласно которому сохранность и своевременное созревание структур мозга есть необходимое, но недостаточное условие развития высших психических функций. Главным же источником для этого развития является изменяющаяся социальная среда, для описания которой Выготским введён термин социальная ситуация развития, определяемая как «своеобразное, специфическое для данно­го возраста, исключительное, единственное и неповторимое отношение между ребенком и окружающей его действительностью, прежде всего социаль­ной». Именно это отношение определяет ход развития психики ребёнка на определённом возрастном этапе.

Л.С. Выготский отмечал, что культура создает особые формы поведения и видоизменяет деятельность психической функции. В этой связи, понятие культурного развития ребёнка объясняется им как процесс, соответствующий психическому развитию, совершавшемуся в процессе исторического развития человечества. В развитии ребёнка повторяются оба типа психического развития: биологический и исторический. Иными словами, эти два типа развития находятся в диалектическом единстве.

Существенным вкладом в педагогическую психологию является введённое Выготским понятие зона ближайшего развития. Зона ближайшего развития — «область не созревших, но созревающих процессов», объемлющие задачи, с которыми ребёнок на данном уровне развития не может справиться сам, но которые способен решить с помощью взрослого; это уровень, достигаемый ребёнком пока лишь в ходе совместной деятельности с взрослым.

Влияние Выготского

Культурно-историческая теория Выготского породила крупнейшую в советской психологии школу, из которой вышли А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, А. В. Запорожец, Л. И. Божович, П. Я. Гальперин, Д. Б. Эльконин, П. И. Зинченко, Л. В. Занков и др.

В 1970-е годы теории Выготского стали вызывать интерес в американской психологии. В последующее десятилетие все основные труды Выготского были переведены и легли, наряду с Пиаже, в основу современной образовательной психологии США. С именем советского психолога в Северной Америке связывают возникновение социального конструктивизма.

Ревизионистское движение в выготсковедении

Современное положение дел в критическом международном выготсковедении 21 века характеризуется как преодоление "культа Выготского" и "ревизионистская революция в выготсковедении"[43][46]. Критика различных интерпретаций Выготского началась ещё в 1970-е годы как в Советском Союзе, так и за рубежом: в 1980е-1990е г. [47][48][49][50][51][52][53][54], а особенно - в 21 столетии[55][56][57][58][59][60][61][62][63]. Число критических публикаций неуклонно возрастало все это время вплоть до наших дней и лишь в недавнее время, в 2000-е годы, окончательно оформилось в ходе «ревизионистской революции» в выготсковедении[64]. Ревизии подвергаются как качество переводов Выготского[65] и многочисленных участников круга Выготского[66], так и аутентичность его текстов, опубликованных в Советском Союзе на русском языке[67]. Вся эта критическая литература вносит большой вклад в переоценку также и исторической роли и теоретического наследия Выготского в контексте современной науки. Ревизионистское движение включает в себя ученых из Бразилии, Великобритании, Германии, Греции, Израиля, Канады, Кореи, Нидерландов, России и Южной Африки, и стремительно растет. Целая серия ревизионистских публикаций состоялась недавно в журналах Вопросы психологии и PsyAnima, Dubna Psychological Journal.

Полное собрание сочинений Выготского

Существенным компонентом ревизионистского движения в выготсковедении является работа над добровольным, некоммерческим научно-издательским проектом «PsyAnima Полное собрание сочинений Выготского» («PsyAnima Complete Vygotsky» project)[68], в ходе которой целый ряд текстов Выготского впервые становится свободно доступен широкому кругу читателей, причем в виде, очищенном от цензуры, редакторских вмешательств, искажений и фальсификаций в посмертных советских изданиях более позднего времени[69][70][71]. Эта издательски-редакторская работа подкрепляется потоком критических исследований и научных публикаций по вопросам текстологии, истории, теории и методологии психологической теории Выготского и участников круга Выготского[66].

Память

  • [psyhistorik.livejournal.com/75410.html Издательство "Наше Все"]
  • Факсимильные издания, вышедшие и бесплатно доступные в рамках некоммерческого издательского проекта [psyanimajournal.livejournal.com/3526.html PsyAnima Полное собрание сочинений Выготского]
  • Институт психологии имени Л. С. Выготского РГГУ
  • Гомельский государственный педагогический колледж имени Л. С. Выготского
  • В честь Л. С. Выготского названа улица в микрорайоне Новинки в Минске и переулок в центре Москвы (2015).
  • Памятник Выготскому в корпусе гуманитарных факультетов МПГУК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2899 дней]
  • [ioe.hse.ru/imaud Именная аудитория в Институте образования НИУ ВШЭ]
  • [ioe.hse.ru/announcements/181860889.html Конкурс студенческих эссе "Выготский и современность" к 120-летию со дня рождения Л.С.Выготского]

Напишите отзыв о статье "Выготский, Лев Семёнович"

Примечания

  1. 1 2 [мпгу.рф/ob-mpgu/muzey-istorii-mpgu/vyigotskiy-l-s-120-let-psihologu-mirovogo-urovnya/ Трудовой список (трудовая книжка) профессора Второго МГУ – МГПИ им. А.С. Бубнова (МПГУ) Льва Семёновича Выготского. 1931 г.]
  2. [psyjournals.ru/kip/2007/n3/Meshcheryakov.shtml Б. Г. Мещеряков. «Л. С. Выготский и его имя»]
  3. [books.google.com/books?id=q5rQY13asasC&pg=PA114&lpg=PA114&dq=roza+vygodsky&source=bl&ots=8PQ8P-iVYl&sig=XIXi0NHGyM-x8-iV4pVqFNNQWRY&hl=en&sa=X&ei=jpClUJquB-Ls0gGqsICABw&ved=0CEwQ6AEwBQ#v=onepage&q=roza%20vygodsky&f=false Portraits of Pioneers in Developmental Psychology (стр. 114)]
  4. Размыслов П.  О «культурно-исторической теории» психологии Выготского и Лурия // Книга и пролетарская революция. 1934. № 4. С. 78—86.
  5. Зинченко В. П., Мещеряков Б. Г., Рубцов В. В., Марголис А. А.  [psyjournals.ru/kip/2005/n1/introduction_full.shtml К авторам и читателям журнала] // Культурно-историческая психология, 2005, № 1.
  6. [toldot.ru/urava/cemetery/graves_20701.html Надгробный памятник Выгодских на Востряковском еврейском кладбище]: родители — Семён Львович Выгодский (ум. 6 июня 1931) и Цецилия Моисеевна Выгодская (ум. 26 мая 1935); сёстры — Зинаида Семёновна Выгодская (1898—1981), Эся Семёновна Выгодская (1899—1969), Анна Семёновна Выгодская-Хавина (1895—1936), Клавдия Семёновна Выгодская (1904—1977).
  7. [www.belisrael.info/content/index.php?option=com_content&view=article&id=421:istorevrgom&catid=47:homel&Itemid=68 История еврейской общины Гомеля]
  8. [psyjournals.ru/kip/2007/n3/Meshcheryakov_full.shtml Б. Г. Мещеряков «Л. С. Выготский и его имя»]: В удостоверении об окончании гимназии (1913) и в Экзаменационной книжке студента юридического факультета Императорского Московского университета записан как Лев Симхович Выгодский. Впервые фамилия Выготский (через «т») встречается в Удостоверении преподавателя психологии и зав. психологического кабинета Гомельского педагогического техникума, выданном 8 ноября 1923 года, однако все публикации 1923 года были ещё подписаны исходной фамилией Выгодский (через «д»).
  9. 1 2 [books.google.com/books?id=bBVI_QvVOsMC&pg=PA7&lpg=PA7&dq=gomel+vygodsky&source=bl&ots=9KfMMtUZRb&sig=OJ1ybEqjaYlQzitNuH0V7Rqhuhc&hl=en&sa=X&ei=1v-jUJGfGui_0QHvuYHoBA&ved=0CEkQ6AEwBA#v=onepage&q=gomel%20vygodsky&f=false James V. Wertsch «Vygotsky and the Social Formation of Mind» (стр. 4)]
  10. Ашпиз Соломон Мордухович // Деятели революционного движения в России : в 5 т. / под ред. Ф. Я. Кона и др. — М. : Всесоюзное общество политических каторжан и ссыльнопоселенцев, 1927—1934.</span>
  11. [www.sosh19.iptv.by/index.php/musej/46-1- Вторая сталинская школа]: Соломон Маркович Ашпиз с 1936 года работал преподавателем Второй сталинской школы (впоследствии гомельская общеобразовательная средняя школа № 19).
  12. 1 2 [books.google.com/books?id=GUTyDVORhHkC&pg=PA32&lpg=PA32&dq=semion+vygodsky&source=bl&ots=twgF-KKcrG&sig=WpgfWjJL4LMZSZLM8fnBVLIClZQ&hl=en&sa=X&ei=OwOkULv2L4qa0QG4n4HYCg&ved=0CEkQ6AEwBg#v=onepage&q=semion%20vygodsky&f=false Luis C. Moll «Vygotsky and Education» (стр. 32)]
  13. [berkovich-zametki.com/AStarina/Nomer16/Aspiz1.htm Мирра Аспиз «Мой отец Евсей Маркович Аспиз»]
  14. [judaica.spb.ru/artcl/a12/vygotsky_r.shtml Д. Я. Выгодский]
  15. [www.voppsy.ru/issues/1993/934/934037.htm А. М. Эткинд «Ещё о Выготском»]
  16. [www.vitanova.ru/static/catalog/books/booksp166.html О Давиде Выготском — переводчике «Голема»]
  17. [itls.usu.edu/~mimi/courses/6260/theorists/vygotsky/vygotime.html Time Line of Lev Vygotsky’s Life]
  18. [psyhistorik.livejournal.com/82991.html psyhistorik: Неизвестный Выготский (1916—1917): Евреи и еврейский вопрос в произведениях Ф. М. Достоевского]: Эссе «Евреи и еврейский вопрос в произведениях Ф. М. Достоевского» было написано Выготским ещё в гимназические годы в Гомеле, опубликовано целиком лишь в 2000 году.
  19. Kotik-Friedgut, Bella; Friedgut, Theodore H. A man of his country and his time: Jewish influences on Lev Semionovich Vygotsky’s world view. [psycnet.apa.org/index.cfm?fa=buy.optionToBuy&id=2008-04777-002 History of Psychology, Vol 11(1), Feb 2008, 15—39.]
  20. Завершнева Е. Еврейский вопрос в неопубликованных рукописях Л. С. Выготского // Вопр. психол. 2012. № 2. С. 79—99.
  21. Отпускной билет студента № 5210 был выдан Московским университетом 14 декабря 1917 г. См. Выгодская Г. Л., Лифанова Т. М. Лев Семенович Выготский. Жизнь. Деятельность. Штрихи к портрету. М., 1996. — с. 43
  22. Согласно другим источникам, Выготский окончил юридический факультет и бросил занятия в Университете им. Шанявского, или же окончил оба университета (см. [www.mggu-sh.ru/sites/default/files/lifanova_t.m._zhizn_i_tvorchestvo_l.pdf Т. М. Лифанова «Жизнь и творчество Л. С. Выготского»]).
  23. [psyjournals.ru/pj/2009/n1/22851_full.shtml И. Е. Рейф «К истории одного автографа Л.Выготского»]
  24. [www.psyanima.ru/journal/2012/1/2012n1a5/2012n1a5.1.pdf Ранние работы Л. С. Выготского: литературоведческие заметки и театральные рецензии в газете «Наш понедельник» (Гомель), 1923 г.] // Психологический журнал Международного университета природы, общества и человека «Дубна», [www.psyanima.ru/journal/2012/1/index.php 1, 2012], с. 156—225
  25. [www.psyanima.ru/journal/2011/4/2011n4a7/2011n4a7.pdf Ранние работы Л. С. Выготского: литературоведческие заметки и театральные рецензии в газете «Наш понедельник» (Гомель), 1922 г.] // Психологический журнал Международного университета природы, общества и человека «Дубна», [www.psyanima.ru/journal/2011/4/index.php 4, 2011], с. 198—223
  26. Ранние работы Л. С. Выготского: литературоведческие заметки и театральные рецензии в газете «Полесская правда» (Гомель), 1923 г. // Психологический журнал Международного университета природы, общества и человека «Дубна», 3, 2012
  27. В этих же газетах сотрудничал и двоюродный брат Выготского — Давид Исаакович Выгодский.
  28. 1 2 [www.ggcbs.gomel.by/page.php?101&query=3&id=34 А. С. Кузьмич «Гомельские страницы жизни и деятельности Л. С. Выготского (1897—1924)»]
  29. van der Veer, R. & Zavershneva, E. (2011). [www.springerlink.com/content/375141xv6284506g/ To Moscow with Love: Partial Reconstruction of Vygotsky’s Trip to London]. Integrative Psychological and Behavioral Science, 45(4), 458—474 ([www.springerlink.com/content/375141xv6284506g/fulltext.html html], [www.springerlink.com/content/375141xv6284506g/fulltext.pdf pdf])
  30. ван дер Веер, Р. & Завершнева, Е. (2012). [www.researchgate.net/publication/230786721_P__..____(-_1925_._) «To Moscow with love»: Реконструкция поездки Л. С. Выготского в Лондон] // Вопр. психол. 2012. № 3. С. 89—105
  31. 1 2 3 4 5 [toldot.ru/urava/cemetery/graves_20703.html Выгодская Эся Семёновна, Москва, Востряковское еврейское кладбище]
  32. З. С. Выгодская. Русско-английский словарь (1949); В. Д. Аракин, З. С. Выгодская и Н. Н. Ильина. Англо-русский словарь: около 36,000 слов (несколько переизданий между 1963 и 1990 годами); О. С. Ахманова, З. С. Выгодская, Т. П. Горбунова, Н. Ф. Ротштейн, А. И. Смирницкий, А. М. Траубе. Большой русско-английский словарь: более 160 000 слов и словосочетаний (ряд переизданий между 1965 и 2007 годами).
  33. К. С. Выгодская, О. Л. Долгополова. Краткий французско-русский и русско-французский словарь: 23 000 слов (ряд переизданий между 1955 и 1989 годами).
  34. Кипнис С. Е. Новодевичий мемориал. Некрополь Новодевичьего кладбища, 1995, с. 106.
  35. [www.psyanima.su/journal/2012/1/2012n1a3/2012n1a3.3.2.pdf Эльхонон Гольдберг «Спасибо за эти замечательные материалы — очень интересно»]: Дарственная надпись Р. Н. Выгодской на книге «Психология искусства» — апрель 1969 года.
  36. [www.voppsy.ru/necro/necroGLVyg.htm Гита Львовна Выгодская (некролог)]
  37. [www.mggu-sh.ru/sites/default/files/lifanova_t.m._zhizn_i_tvorchestvo_l.pdf Жизнь и творчество Л. С. Выготского]
  38. [www.psyanima.ru/journal/2012/1/2012n1a1/2012n1a1.1.pdf Keiler, P. (2012). «Cultural-Historical Theory» and «Cultural-Historical School»: From Myth (Back) to Reality] // PsyAnima, Dubna Psychological Journal, [www.psyanima.su/journal/2012/1/index.php 5 (1), 1—33]
  39. [www.psyanima.su/journal/2012/1/2012n1a1/2012n1a1.2.pdf Кайлер, П. «Культурно-историческая теория» и «культурно-историческая школа»: От мифа (обратно) к реальности] // Психологический журнал Международного университета природы, общества и человека «Дубна», [www.psyanima.ru/journal/2012/1/index.php там же, с. 34—46]
  40. Завершнева Е.Ю. Две линии развития категории "смысл" в работах Л. С. Выготского // Вопросы психологии. - 2015. - № 3. - С. 116-132 [www.facebook.com/download/1660068097600910/1.%20%D0%97%D0%B0%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%88%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%B0_%D0%94%D0%B2%D0%B5%20%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D0%B8%D0%B8%20%D1%80%D0%B0%D0%B7%D0%B2%D0%B8%D1%82%D0%B8%D1%8F%20%D0%BA%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%B8%D0%B8%20_%D1%81%D0%BC%D1%8B%D1%81%D0%BB_%20%D0%B2%20%D1%80%D0%B0%D0%B1%D0%BE%D1%82%D0%B0%D1%85%20%D0%9B.%D0%A1.%20%D0%92%D1%8B%D0%B3%D0%BE%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE.pdf full text in fb]
  41. Завершнева Е.Ю. Представления о смысловом поле в теории динамических смысловых систем Л.С. Выготского // Вопросы психологии. - 2015. - № 4. - С. 119-135 [www.facebook.com/download/1034576476586638/2.%20%D0%97%D0%B0%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%88%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%B0_%D0%9F%D1%80%D0%B5%D0%B4%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5%20%D0%BE%20%D1%81%D0%BC%D1%8B%D1%81%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D0%BC%20%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D0%B5.%20%D0%92%D0%9F_2015_4.pdf full text in fb]
  42. Завершнева Е.Ю. Проблема свободы как отличительной характеристики человека в работах Л.С. Выготского // Вопросы психологии. - 2015. - № 5. - С. 89-106 [www.facebook.com/download/1668907469992168/3.%20%D0%97%D0%B0%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%88%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%B0_%D0%9F%D1%80%D0%BE%D0%B1%D0%BB%D0%B5%D0%BC%D0%B0%20%D1%81%D0%B2%D0%BE%D0%B1%D0%BE%D0%B4%D1%8B%20%D0%B2%20%D1%80%D0%B0%D0%B1%D0%BE%D1%82%D0%B0%D1%85%20%D0%9B.%D0%A1.%20%D0%92%D1%8B%D0%B3%D0%BE%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE.pdf full text in fb]
  43. 1 2 Yasnitsky, A. & van der Veer, R. (Eds.) (2015). [www.academia.edu/27328322/Yasnitsky_A._and_Van_der_Veer_R._Eds._2016_._Revisionist_revolution_in_Vygotsky_studies._London_Routledge Revisionist Revolution in Vygotsky Studies]. London and New York: Routledge
  44. «Мышление и речь» (гл. 5, III; XVII)
  45. Выготский Л. С. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 3. — М.: Педагогика, 1983. — С. 68.
  46. Yasnitsky, A., van der Veer, R., Aguilar, E. & García, L.N. (Eds.) (2016). [www.minoydavila.com/vygotski-revisitado-una-historia-critica-de-su-contexto-y-legado.html Vygotski revisitado: una historia crítica de su contexto y legado]. Buenos Aires: Miño y Dávila Editores
  47. Cf. Valsiner, J. (1988). Developmental psychology in the Soviet Union. Brighton, Sussex: Harvester Press, p. 117: Present-day psychologists’ interest in Vygotsky’s thinking is indeed paradoxical. On the one hand, his writings seem increasingly popular among developmental psychologists in Europe and North America. On the other hand, however, careful analyses and thorough understanding of the background of Vygotsky’s ideas is rare... Vygotsky seems to be increasingly well known in international psychology, while remaining little understood. The roots of his thinking in international philosophical and psychological discourse remain largely hidden. His ideas have rarely been developed further, along either theoretical or empirical lines.
  48. Simon, J (1987). "Vygotsky and the Vygotskians". American Journal of Education. 95 (4): 609–613
  49. Van der Veer, R., and J. Valsiner. 1991. Understanding Vygotsky: A quest for synthesis. Oxford: Blackwell, p. 1
  50. Cazden, C. B. 1996. Selective traditions: Readings of Vygotsky in writing pedagogy. In Child discourse and social learning: An interdisciplinary perspective, edited by D. Hicks, 165-186. New York: Cambridge University Press
  51. Palincsar, A. S. (1998). "Keeping the metaphor of scaffolding fresh - a response to C. Addison Stone's "The metaphor of scaffolding: Its utility for the field of learning disabilities". Journal of Learning Disabilities. 31 (370-373)
  52. Mercer, N.; Fisher, E. (1992). "How do teachers hellp children to learn? An anlysis of teacher's interventions in compter-based activities". Learning and instruction. 2 (339-355)
  53. Valsiner, J., & Van der Veer, R. (1993). The encoding of distance: The concept of the zone of proximal development and its interpretations. In R. R. Cocking & K. A. Renninger (Eds.), The development and meaning of psychological distance (pp. 35-62). Hillsdale, N.J.: Lawrence Erlbaum Associates.
  54. Valsiner, J., & van der Veer, R. (2014). Encountering the border: Vygotsky’s zona blizaishego razvitya and its implications for theory of development. In A. Yasnitsky, R. van der Veer , & M. Ferrari (Eds.), The Cambridge Handbook of Cultural-Historical Psychology. (pp. 148-174). Cambridge University Press.
  55. Valsiner, J., and R. Van der Veer (2000). The social mind: Construction of the idea. Cambridge: Cambridge University Press
  56. Gillen, J. (2000). Versions of Vygotsky. British Journal of Educational Studies 48 (2):183—98
  57. Gredler, M. E. (2007). "Of cabbages and kings: Concepts and inferences curiously attributed to Lev Vygotsky (Commentary on McVee, Dunsmore, and Gavelek, 2005)". Review of Educational Research. 77 (2): 233–238
  58. van der Veer, R. 2008. Multiple readings of Vygotsky. In The transformation of learning: Advances in cultural-historical activity theory, edited by B. van Oers, W. Wardekker, E. Elbers and R. van der Veer, 20-37. Cambridge: Cambridge University Press
  59. Gredler, M. E., and C. S. Schields. 2004. Does no one read Vygotsky's words? Commentary on Glassman. Educational Researcher 33 (2):21-25
  60. Gredler, M.E. (2012). "Understanding Vygotsky for the classroom: Is it too late?". Educational Psychology Review. 24 (1): 113–131
  61. Rowlands, S. [link.springer.com/article/10.1023%2FA%3A1008748901374?LI=true Turning Vygotsky on His Head: Vygotsky's "Scientifically Based Method" and the Socioculturalist's "Social Other"]. Science & Education, vol. 9, Issue 6, p.537-575
  62. Miller, R. (2011). Vygotsky in perspective. New York: Cambridge University Press.
  63. Smagorinsky, P. 2011. [www.springerlink.com/content/m746w616382651uh/ Vygotsky and Literacy Research: A Methodological Framework]. Rotterdam & Boston: Sense.
  64. Yasnitsky, A. (2012). [individual.utoronto.ca/yasnitsky/texts/Yasnitsky%20(2012).%20Revisionist_revolution.pdf Revisionist Revolution in Vygotskian Science: Toward Cultural-Historical Gestalt Psychology]. Guest Editor’s Introduction. Journal of Russian and East European Psychology, vol. 50, no. 4, July-August 2012, pp. 3-15.
  65. van der Veer, R. & Yasnitsky, A. (2011). [www.springerlink.com/content/278j5025767m2263/ Vygotsky in English: What Still Needs to Be Done]. Integrative Psychological and Behavioral Science [www.springerlink.com/content/278j5025767m2263/fulltext.html html], [www.springerlink.com/content/278j5025767m2263/fulltext.pdf pdf]
  66. 1 2 Yasnitsky, Anton (2011). «[individual.utoronto.ca/yasnitsky/texts/Yasnitsky%20(2011).%20Vygotsky%20Circle.pdf Vygotsky Circle as a Personal Network of Scholars: Restoring Connections Between People and Ideas]». Integrative Psychological and Behavioral Science 45 (4): 422–457. DOI:10.1007/s12124-011-9168-5. Проверено 20 December 2011.
  67. См., напр., Ясницкий, А. [individual.utoronto.ca/yasnitsky/texts/Yasnitsky%20(2012)_Orudie'n'znak.pdf «Орудие и знак в развитии ребенка»: Самая известная работа Л. С. Выготского, которую он никогда не писал] // Методология и история психологии, 7(2).
  68. [psyanimajournal.livejournal.com/ psyanimajournal]: [psyanimajournal.livejournal.com/3526.html PsyAnima Полное собрание сочинений Выготского / PsyAnima Complete Vygotsky]
  69. Обсуждение и типологию редакторских вмешательств в текст см. в van der Veer, R. & Yasnitsky, A. (2011). [www.springerlink.com/content/278j5025767m2263/ Vygotsky in English: What Still Needs to Be Done]. Integrative Psychological and Behavioral Science [www.springerlink.com/content/278j5025767m2263/fulltext.html html], [www.springerlink.com/content/278j5025767m2263/fulltext.pdf pdf]
  70. Yasnitsky, A. (2010). [psycnet.apa.org/psycinfo/2010-15567-001 «Archival revolution» in Vygotskian studies? Uncovering Vygotsky’s archives] [individual.utoronto.ca/yasnitsky/texts/Yasnitsky%20(2010).%20Arch_Rev.pdf]. Journal of Russian & East European Psychology, Vol 48(1), Jan-Feb 2010, 3-13
  71. Yasnitsky, A. (2012). [individual.utoronto.ca/yasnitsky/texts/Yasnitsky%20(2012).%20Revisionist_revolution.pdf Revisionist Revolution in Vygotskian Science: Toward Cultural-Historical Gestalt Psychology]. Guest Editor’s Introduction. Journal of Russian and East European Psychology, 50(4), 3-15. DOI: 10.2753/RPO1061-0405500400
  72. </ol>

Библиография Л.С. Выготского

  • Психология искусства (1925-26)
    • Выготский Л. С. [teatr-lib.ru/Library/Vygotsky/Psychology_art/ Психология искусства] ([www.klex.ru/t3 idem, doc]) ([media-shoot.ru/books/Vigotskiy_-_Psihologiya_iskusstva_1986.pdf idem, pdf]) / Общ. ред. В. В. Иванова, коммент. Л. С. Выготского и В. В. Иванова, вступит. ст. А. Н. Леонтьева. 3-е изд. М.: Искусство, 1986. 573 с.
  • [yanko.lib.ru/books/psycho/vugotskiy-psc_razv_chel-1-soznanie_kak_problema_psc_i_povedeniya.pdf Сознание как проблема психологии поведения] (1924/5)
  • [yanko.lib.ru/books/psycho/vugotskiy-psc_razv_chel-2-istoricheskiy_smysl_psihologicheskogo_krizisa.pdf Исторический смысл психологического кризиса] (1927)
  • [yanko.lib.ru/books/psycho/vugotskiy-psc_razv_chel-3-problema_kul'turnogo_razvitiya_rebenka.pdf Проблема культурного развития ребенка] (1928)
  • [yanko.lib.ru/books/psycho/vugotskiy-psc_razv_chel-8-konkretnaya_psihologiya_cheloveka.pdf Конкретная психология человека] (1929)
  • [yanko.lib.ru/books/psycho/vugotskiy-psc_razv_chel-9-orudie_i_znak_v_razvitii_rebenka.pdf Орудие и знак в развитии ребенка] (1930) (в соавторстве с А. Р. Лурия)
  • [scepsis.ru/library/id_1274.html Этюды по истории поведения: Обезьяна. Примитив. Ребенок] (1930) (в соавторстве с А. Р. Лурия)
  • [yanko.lib.ru/books/psycho/vugotskiy-psc_razv_chel-4-istoriya_razvitiya_vysshyh_psih_funkciy.pdf История развития высших психических функций] (1931)
  • [psyanimajournal.livejournal.com/612.html Педология подростка]: в трех томах, 1929, 1930 и 1931; изд-во БЗО 2 МГУ (т. 1 и 2) и ЦИПККНО (т. 3)
  • [yanko.lib.ru/books/psycho/vugotskiy-psc_razv_chel-6-lekcii_po_psihologii.pdf Лекции по психологии] (1. Восприятие; 2. Память; 3. Мышление; 4. Эмоции; 5. Воображение; 6. Проблема воли) (1932)
  • [yanko.lib.ru/books/psycho/vugotskiy-psc_razv_chel-5-problema_razvitiya_i_raspada_vysshih_psih_funkciy.pdf Проблема развития и распада высших психических функций] (1934)
  • [yanko.lib.ru/books/psycho/vugotskiy-psc_razv_chel-7-myshlenie_i_rech.pdf Мышление и речь] ([filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000763/index.shtml idem]) (1934)
    • [www.voppsy.ru/journals_all/issues/1996/965/965137.htm Библиографический указатель трудов Л. С. Выготского] включает 275 названий

Литература

  • Лучков, В. В. и Певзнер. М. С. [www.psy.msu.ru/science/luchkov/books/i_250-297.pdf Значение теории Л.С Выготского для психологии и дефектологии] ([leo-chuprov.narod.ru/psychologicalarchive.html idem]). Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. — 1981, № 4. — С. 60-70
  • Эткинд А. М. [www.voppsy.ru/issues/1993/934/934037.htm Ещё о Л. С. Выготском: Забытые тексты и ненайденные контексты] // Вопросы психологии. — 1993. — № 4. — С. 37—55.
  • Ясницкий, А. [www.psyanima.ru/journal/2012/1/2012n1a2/2012n1a2.1.pdf К истории культурно-исторической гештальтпсихологии: Выготский, Лурия, Коффка, Левин и др.]// PsyAnima, Dubna Psychological JournalПсихологический журнал Международного университета природы, общества и человека "Дубна". — [www.psyanima.ru/journal/2012/1/index.php 2012. — N 1]. — С. 60-97 — www.psyanima.ru/
  • Гараи Л., Кечки М. [www.staff.u-szeged.hu/~garai/Vygotor.htm Ещё один кризис в психологии! Возможная причина шумного успеха идей Л. C. Выготского] // Вопросы философии. — 1997. — № 4. — С. 86—96.
  • Гараи Л. [www.staff.u-szeged.hu/~garai/Lektorsky.htm О значении и мозге: Совместим ли Выготский с Выготским?] // Субъект, познание, деятельность: К семидесятилетию В. А. Лекторского. — М.: Канон+, 2002. — C. 590—612.
  • Тульвисте П. Э.-Й. Обсуждение трудов Л. С. Выготского в США // Вопросы философии. — 1986. — № 6.
  • Лубовский Д. В. [psyjournals.ru/kip/2009/n4/26994.shtml Понятие ведущей деятельности в работах Л. С. Выготского и его последователей]
  • Эль-Хаммуми Мохаммед. [psyjournals.ru/kip/2009/n3/24595.shtml Научная психология Выготского: непознанная территория]
  • Мещеряков Б. Г. [psyjournals.ru/kip/2007/n3/Meshcheryakov.shtml Л. С. Выготский и его имя]
  • Мещеряков Б. Г. [psyjournals.ru/kip/2008/n3/Mescheryakov.shtml Взгляды Л. С. Выготского на науку о детском развитии]
  • Ясницкий, А. [www.psyanima.ru/journal/2011/4/2011n4a1/2011n4a1.pdf «Когда б вы знали, из какого сора…»: К определению состава и хронологии создания основных работ Выготского]. Психологический журнал Международного университета природы, общества и человека «Дубна», [www.psyanima.ru/journal/2011/4/index.php 2011, 4]

Переводы

  • [www.marxists.org/archive/vygotsky/ www.marxists.org]  (англ.)
  • Некоторые переводы на немецкий: [th-hoffmann.eu/archiv.html th-hoffmann.eu]
  • Denken und Sprechen: psychologische Untersuchungen / Lev Semënovic Vygotskij. Hrsg. und aus dem Russ. übers. vom Joachim Lompscher und Georg Rückriem. Mit einem Nachw. von Alexandre Métraux (нем.)

Отрывок, характеризующий Выготский, Лев Семёнович

В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.