Лев XII

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Лев XII (папа римский)»)
Перейти к: навигация, поиск
Его Святейшество папа римский
Лев XII
Leo PP. XII<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
252-й папа римский
28 сентября 1823 года — 10 февраля 1829 года
Избрание: 28 сентября 1823 года
Интронизация: 5 октября 1823 года
Церковь: Римско-католическая церковь
Предшественник: Пий VII
Преемник: Пий VIII
 
Имя при рождении: граф Аннибале Франческо Клементе Мельхиор Джироламо Никола делла Дженга
Оригинал имени
при рождении:
Annibale Francesco Clemente Melchior Girolamo Nicola della Genga
Рождение: 22 августа 1760(1760-08-22)
замок делла Дженга, Папская область
Смерть: 10 февраля 1829(1829-02-10) (68 лет)
Рим, Папская область
Принятие священного сана: 4 июня 1783 года
Епископская хиротония: 24 февраля 1794 года
Кардинал с: 8 марта 1816 года

Лев XII (лат. Leo PP. XII, итал. Leoni XII, в миру Аннибале, граф делла Дженга; 22 августа 1760 — 10 февраля 1829) — папа римский с 28 сентября 1823 года по 10 февраля 1829 года.





Ранние годы

Аннибале, граф делла Дженга родился 22 августа 1760 года в замке Дженга около Сполето, в семье Флавио делла Дженга и Марии-Луизы Периберти ди Фабриано [1]. Он получил образование в Папской церковной академии в Риме, где был рукоположен в священники в 1783 году. Стал каноником собора Святого Петра.

Папский нунций

В 1792 году папа Пий VI сделал его титулярным архиепископом Тира [1] и отправил в Люцерн в качестве нунция. В 1794 году Дженга был переведен в нунциатуру в Кёльне, но из-за войны ему пришлось устроить свою резиденцию в Аугсбурге.

За десять или более лет, проведенных в Германии, Дженга получил несколько почетных и трудных миссий, которые свели его со дворами Дрездена, Вены, Мюнхена и Вюртемберга, а также лично с Наполеоном I. После ликвидации Наполеоном Папского государства (1798) он жил в течение нескольких лет в аббатстве Монтичелли, занимая свой досуг музыкой и птичьей охотой.

Кардинал

В 1814 году Дженга был делегирован во Францию с поздравлениями восстановленному на троне Людовику XVIII. В 1816 году он получил кардинальскую шапку и был назначен епископом Синигалии. Этот пост он покинул в 1818 году по состоянию здоровья. В мае 1820 года папа Пий VII назначил Дженгу на важнейший пост викария Рима [2].

Избрание

Папа Пий VII умер в 1823 году после длительного понтификата. На конклаве 1823 года Дженга был кандидатом от францисканцев и, несмотря на активное противодействие Франции, был избран в качестве нового папы 28 сентября 1823 года, приняв имя Льва XII. Его избрание было облегчено тем, что считалось, будто он на пороге смерти, но здоровье Дженги неожиданно улучшилось. На выборах он даже якобы отметил своё слабое здоровье, заявив кардиналам, что собираются «избрать мертвеца»[2].

Внешняя политика

Секретарь Пия VII, Эрколе Консальви, который был соперником Дженги на конклаве, был немедленно уволен, а политика Пия отвергнута [3]. Внешняя политика Льва XII оказалась в руках сначала восьмидесятилетнего Джулио Мария делла Сомалья, а затем - Томмазо Бернетти, и сводилась к заключению нескольких выгодных для папства конкордатов. Лев XII вел скромный образ жизни, снижал налоги и был в состоянии найти деньги на некоторые государственные реформы, но в итоге оставил после себя опустошенную казну, и даже Юбилейный год 1825-й не поправил финансы церкви.

Внутренняя политика

Взойдя на трон Святого Петра, Лев XII выбрал явно реакционное направление политики как во внутренних делах папского государства, так и в отношениях с европейскими странами послереволюционной эпохи. "Он был полон решимости изменить состояние общества, вернув его к старым обычаям и законам, которые он считал замечательными, и он добивался этой цели со всей решимостью"[4]. Он осудил библейские общества и под иезуитским влиянием реорганизовал систему образования, поместив его полностью под контроль иезуитов в булле "Quod Divina Sapientia". Кроме того, папа добился возвращения латыни в документооборот судов, также перешедших под контроль церковной власти. Все благотворительные учреждения в Папской области были поставлены под непосредственный контроль папы. По мнению некоторых современных авторов, Лев XII также запретил вакцинацию [5].

В Риме евреи снова были загнаны в гетто, им было запрещено владеть имуществом. Это заставило многих евреев Рима эмигрировать в Триест, Ломбардию и Тоскану [6][7].

Папская полиция следила за моралью жителей Рима. По указанию Льва XII кардинал Риваролли объявил беспощадную войну любым проявлениям непослушания и революционным «реликтам». Усмирение различных тайных организаций приобрело чудовищные размеры. Не было недостатка в смертных приговорах, тюрьмы были заполнены противниками возвращения «старого порядка». Жестокость папы и его чиновников возмутила население всех городов папской области и даже всей Италии.

Смерть

5 февраля 1829 года после частной аудиенции с новым государственным секретарем Ватикана, Томмазо Бернетти, папа внезапно заболел. 8 февраля он попросил соборования и был помазан. 9 февраля он впал в бессознательное состояние и на следующее утро умер. Папа был похоронен в гробнице в базилике Святого Петра.

Лев XII был человеком благородного характера, склонным к порядку, но ему не хватало мудрости в оценке событий своего времени. Его правление было непопулярно в Риме и в Папской области и его действия значительно сократили шансы его преемников на решение новых проблем, вставших перед ними [8].

Энциклики

Во время своего понтификата c 28 сентября 1823 года по 10 февраля 1829 года Лев XII издал 5 энциклик:

Латинское название Русское название Краткое содержание Дата написания Текст энциклики
1. Ubi Primum Как только О планируемых церковных мероприятиях понтификата Льва XII и обязанностях епископов. 5 мая 1824 года * [www.papalencyclicals.net/Leo12/l12ubipr.htm «Ubi Primum»]  (англ.)
2. Quod Hoc Ineunte Кажется, что это годы раннего Провозглашение 1825 года Юбилейным годом. 24 мая 1824 года * [www.papalencyclicals.net/Leo12/l12quodh.htm «Quod Hoc Ineunte»]  (англ.)
3. Charitate Christi Любовь Христа О праздновании Юбилейного года во всей Церкви. 25 декабря 1825 года * [www.papalencyclicals.net/Leo12/l12chari.htm «Charitate Christi»]  (англ.)
4. Quo Graviora Тяжелее О тайных обществах. Осуждение масонства. 13 марта 1826 года * [www.papalencyclicals.net/Leo12/l12quogr.htm «Quo Graviora»]  (англ.)
5. Quanta Laetitia Сколько он чувствует радостное О Шотландии. 13 февраля 1827 года * [digilander.libero.it/magistero/l12quant.htm «Quanta Laetitia»]  (итал.)

См. также

Напишите отзыв о статье "Лев XII"

Примечания

  1. 1 2 [www.newadvent.org/cathen/09167a.htm Toke, Leslie. "Pope Leo XII." The Catholic Encyclopedia. Vol. 9. New York: Robert Appleton Company, 1910. 28 Aug. 2014]
  2. 1 2 [www2.fiu.edu/~mirandas/bios1816.htm#Genga Miranda, Salvador. "Della Genga, Annibale", The Cardinals of the Holy Roman Church]
  3. Francis A. Burkle-Young, Papal Elections in the Age of Transition, 1878–1922, 2000:22ff.
  4. Luigi Carlo Farini, Lo stato Romano, dell'anno 1815 a 1850, (Turin, 1850) vol. I, p. 17, quoted by Thomas Adolphus Trollope, The Story of the Life of Pius the Ninth vol. I (1877:39f)
  5. Godkin, G. S. (1880). Life of Victor Emmanuel II. Macmillan
  6. Farini, 'eo. loc.
  7. [www.pickle-publishing.com/papers/triple-crown-leo-xii.htm Valérie Pirie, ''The Triple Crown: An Account of the Papal Conclaves'']. Pickle-publishing.com. Проверено 23 июня 2013.
  8. [www.newadvent.org/cathen/09167a.htm Pope Leo XII]. Проверено 24 января 2014.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Лев XII

– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.