Легальный марксизм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Лега́льный маркси́зм — течение общественной мысли, возникшее в конце XIX века в России, предпосылкой зарождения и источником которого являлись:

  • в узком смысле — произведения Карла Маркса,
  • в широком смысле — и других авторов, развивавших идеи марксизма (напр, Ф.Энгельса), чьи труды могли попадать в поле зрения исследователей.

В определении МСЭ (1е изд.): "литературно-общественное течение среди радикальной буржуазной интеллигенции (…[список имён]…), выступившей в 90-х гг. против народничества под знаком марксизма[1].

В определении БСЭ: «идейно-политическое течение части передовой российской буржуазии, пытавшейся использовать для обоснования развития капитализма в России отдельные положения экономического учения Маркса»[2].

В названии статьи в Большой советской энциклопедии, в отличие от Малой советской энциклопедии, термин «Легальный марксизм» взят в кавычки. Переопределён и социальный состав представителей: «буржуазная интеллигенция» → «буржуазия». Статьи словарей и справочников, изданных в РФ после 1991 года, повторяют советские энциклопедические определения исторических рамок легального марксизма и перечень его представителей[3][4].





Исторические границы применения термина

Существенным для определения исторических границ, в которых правомерно формальное отнесение того или иного произведения к легальному марксизму, является определение «легальный». Оно предполагает, что речь идёт о произведениях, изданных без нарушения порядка, установленного царской цензурой, и бывших в законном (легальном) употреблении на территории Российской империи.

Точка отсчёта

Из формального определения термина, к числу первых произведений легального марксизма принадлежат сочинения Николая Ивановича Зибера. Более того, Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона однозначно ставит его на первое место в этом ряду. «Маркс, — пишет автор (инициалы В. Я.), —
…нашёл себе в Зибере лучшего истолкователя и популяризатора в русской литературе. Это выразилось в особенности в горячей защите главного сочинения К.Маркса „Капитал“ от его русских критиков, Герье, Чичерина и Ю.Жуковского, а также и в позднейшем, главном сочинении Зибера: „Рикардо и К.Маркс в их общественно-экономических исследованиях“ (СПб. 1885)»… Благодаря, главным образом, трудам Зибера, трудовая теория ценности Рикардо-Маркса и марксова схема экономического развития получили и в русской экономической науке твёрдую и прочную постановку.[5]

Упоминая заслуги Н. Зибера, советские энциклопедии тем не менее датируют возникновение легального марксизма 1890-ми годами (см. выше). Альтернативную точку зрения на этот вопрос высказал, в частности, Н.Ангарский, который в одном из первых специальных исследований советского времени (1925 год) выделил в истории легального марксизма первый, ранний этап 1876—1897 гг.[6]

Момент завершения

Соответственно формальному определению, предельный срок, после которого понятие «легальный марксизм» неприменимо в силу данного выше определения, может быть установлен:

  • как минимум, октябрём 1905 года (цензурные послабления),
  • как максимум, февралём-октябрём (ноябрём н.ст.) 1917 года: либо по факту исчезновения качества «царской» как такового с 1 марта 1917 года (а Временное правительство не внесло здесь существенных изменений), либо в силу явно декламированной декретами октября 1917 года отмены всех установлений прежних режимов.

Вместе с тем, этот критерий является необходимым, но недостаточным для научной классификации. Вопрос ставится, как правило, применительно к авторам, а не к отдельным сочинениям. При этом принципиальное значение для отнесения автора к легальным марксистам здесь имеет столько не год издания, сколько фактическое содержание труда, которое во всех случаях должно становиться предметом специального анализа.

Основные представители легального марксизма

Круг читателей и почитателей Маркса в России был чрезвычайно широк и в социальном, и в географическом отношении. «По дороге в Европу я получил рекомендательное письмо к Марксу от нашего степного помещика [прим.: казанский помещик Григорий Михайлович Толстой]…»[7] — повествует в 1880 году читателям популярного в России журнала «Вестник Европы» П. В. Анненков, крупный литературный критик и основатель пушкинистики. Интерес к Марксу и его учению сформировался у русского читателя ещё до выхода в 1872 году первого перевода «Капитала» на русский язык; передовые представители русской интеллигенции начали изучать его уже по оригиналу 1867 года.

Одним из основателей легального марксизма П. Б. Струве считал профессора Новоалександрийского института сельского хозяйства А. И. Скворцова[8]. В числе крупнейших представителей легального марксизма обычно называют: П. Б. Струве и его ближайших единомышленников (Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, А. С. Изгоев). Особняком от этой группы стоит фигура другого крупнейшего русского экономиста и политика, М. И. Туган-Барановского. Его самостоятельные, оригинальные работы в этой области привлекали внимание критиков за пределами России[9], Й. Шумпетер называет Туган-Барановского наиболее выдающимся русским экономистом того периода[10]. При этом в рамках «легального марксизма» Туган-Барановский оспаривал и группу Струве—Булгакова[11].

Объективная неизбежность возникновения и утверждения «легального марксизма» в России, выбор теории Маркса как критериальной основы в оспаривании альтернатив, предопределена формулой давней, восходящей к началу XIX века дискуссии о выборе пути дальнейшего развития страны (ср. западники, славянофилы, тж. почвенники). Борьба против «насаждения капитализма», неизбежно влекущего за собой деформацию всей системы общественных отношений, моральных ценностей, а значит и обострение социальных конфликтов, ведётся в то же время и на родине марксизма, в Германии. Там выходом из этого социального кризиса становится «государственный социализм», «построение» которого возглавляет лично канцлер Бисмарк. Изучение современного им европейского опыта занимает важное место в работах марксистов России.

Ключевым тезисом легальных марксистов было признание прогрессивности капитализма на данном этапе: Россия страдает не от капитализма, а от недостаточного его развития. Главным идейным оппонентом марксистов в России стало народничество. Сильнейшим толчком к развитию дискуссии здесь послужила работа Струве «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России» (1894). В ней автор противопоставляет воззрениям народников теорию исторического материализма, воспринятую им с известными ограничениями. Обвинив народников в идеализации натурального хозяйства,

Струве доказывал «носителям крепостническо-консервативной идеологии», что «развитие менового хозяйства» и «крупного централизованного производства» имеет «огромное объективное экономическое и общекультурное значение» и что культурный прогресс России тесно связан с развитием у нас капиталистического способа производства[12].

Это сочинение Струве повлекло за собой, с одной стороны, полемику с народниками во главе с Н.К.Михайловским, а с другой — размежевание внутри самих русских марксистов. Здесь с критикой Струве одновременно выступают ветеран движения Г. В. Плеханов и 25-летний В. И. Ульянов. В своей статье «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве»[13] (под псевдонимом К. Тулин) Ленин отделил позитивные стороны учения Маркса как предпосылки исследования, от субъективных выводов, к которым подводил в своём сочинении П. Б. Струве. По словам Ленина, в своей работе Струве выступил не как марксист-диалектик, а как профессор-объективист; легальный марксизм у Струве «представлял собой попытку практического приспособления рабочего движения к потребностям и интересам буржуазного общественного развития», а сам Струве является, по сути, критиком Маркса, затушёвывающим учение революционного марксизма о классовой борьбе[14]. Конфискованная вскоре статья Ленина попала в разряд „нелегального марксизма”, и послужила важным системообразующим началом в генезисе теоретических основ русской социал-демократической (впоследствии большевистской) доктрины в части её соотнесения с учением Карла Маркса.

Туган-Барановский подходит к марксизму на основе глубокого предварительного анализа предшествовавших социалистических и коммунистических учений. В сочинениях «Современный социализм в своём историческом развитии», «В поисках нового мира», «Социализм как положительное учение» и пр. он делает и свои собственные выводы и оценки в отношении капиталистического строя. Нередко они совпадают с позицией Маркса; например, русский профессор также выступает против эксплуатации человека человеком, т.к. она порождает и закрепляет социальное неравенство и антагонизм интересов. Наряду с этим Туган-Барановский критически рассматривает ряд положений теории Маркса, например, закон тенденции нормы прибыли к понижению.

Историческое место и значение легального марксизма

Русский легальный марксизм, с одной стороны — локальный феномен, а с другой — объективно обусловленный этап развития марксизма как учения в глобальном, общемировом масштабе. Размежевание между знатоками Маркса по признаку отношения к революционным аспектам его учения происходило не только в России, но и во всём мире. В этом смысле легальные марксисты предреволюционной России имеют генетическое сродство с ревизионистскими течениями той же эпохи на Западе; в частности, с бернштейнианством.

Напишите отзыв о статье "Легальный марксизм"

Литература

  • Ангарский Н. Легальный марксизм, в. 1 (1876—1897 гг.) М.: 1925
  • Орловский П. К истории марксизма в России. М.: 1919.
  • Шириков Л. В. Разоблачение В. И. Лениным струвизма (1894—1901)// В. И. Ленин — основатель и вождь КПСС, М.: Политиздат, 1960

  • Ленин В. И. Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве. — Полн.собр.соч., т.1
  • Ленин В. И. Что делать? — Полн.собр.соч., т.6
  • Ленин В. И. Предисловие к сборнику «За 12 лет». — Полн.собр.соч., т.16
  • Ленин В. И. Крах II Интернационала. — Полн.собр.соч., т.16
  • Плеханов Г. В. Статьи против П.Струве. — Соч., 3 изд., т.11, М.-Л.: 1928


Примечания

  1. Новицкий К. Легальный марксизм. Малая Советская энциклопедия, т.4. М.: АО «Советская энциклопедия», 1929. — стлб.531.
  2. Аксёнов Ю. А. «Легальный марксизм». Большая советская энциклопедия, 3-е изд.
  3. Энциклопедия «История отечества». Большая Российская энциклопедия, 1997.
  4. Отечественная история в терминах и понятиях/Под ред. М.В.Зотовой. 2002.
  5. Зибер. — Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, т.12А. СПб.: 1894.
  6. Ангарский Н. Легальный марксизм, в. 1 (1876—1897 гг.) М.: 1925
  7. Анненков П. В. Замечательное десятилетие.//Вестник Европы, 1880, № 4. — цит. по: Воспоминания о Марксе и Энгельсе. М.: Политиздат, 1956. — с.279.
  8. Струве П. Б. [www.rp-net.ru/tools/d_cnt.php?IBLOCK_ID=47&ID=6893 Мои встречи и столкновения с Лениным.] // Вестник русского христианского движения № 95-96, 1970. С. 157.
  9. Ср.: Роза Люксембург [trst.narod.ru/rl/23.htm Диспропорциональность г-на Туган-Барановского] — глава из книги «Накопление капитала»
  10. Шумпетер Й. История экономического анализа. Т. 3 — СПб.: Экономическая школа, 2004.
  11. Ленин В. И. Заметка к вопросу о теории рынков. (По поводу полемики гг. Туган-Барановского и Булгакова). Полн.собр.соч., т. 4
  12. Легальный марксизм. Малая Советская энциклопедия, т.4. — стлб.531.
  13. Ленин В. И. Экономическое содержание народничества и критика его в книге г.Струве. — Полн.собр.соч., т.1.
  14. Легальный марксизм. Малая Советская энциклопедия, т.4. — стлб.532.

Отрывок, характеризующий Легальный марксизм

– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.