Легат, Николай Густавович

Николай Легат
Ольга Преображенская и Николай Легат в балете «Щелкунчик»
Имя при рождении:	Николай Густавович Легат
Дата рождения:	30 декабря 1869(1869-12-30)
Место рождения:	Москва, Российская империя
Дата смерти:	24 января 1937(1937-01-24) (67 лет)
Место смерти:	Лондон, Великобритания
Профессия:	артист балета, балетмейстер, балетный педагог
Гражданство:	Российская империя Российская империя→ СССР СССР→Великобритания Великобритания
Театр:	Мариинский театр

Никола́й Густа́вович Лега́т (30 декабря 1869, Москва, Российская империя — 24 января 1937, Лондон, Великобритания) — русский танцовщик, балетмейстер и педагог балета. Представитель династии артистов балета Легат-Обуховых.

Биография

Сын балетных танцовщиков Петербургской императорской сцены Густава Легата и его жены характерной танцовщицы и пантомимной актрисы Марии Семеновны Легат (урожденной Гранкен), брат Сергея Легата. Всего в семье было пятеро детей, и все были отданы в балетную школу.

Николай Легат образование получил в балетном отделении Петербургского театрального училища (педагоги Г. И. Легат, Н. И. Волков, П. А. Гердт, X. П. Иогансон). По окончании в 1888 г. поступил в балетную труппу Мариинского театра, где дебютировал в том же 1888 г. (по другим источникам, дебютировал в 1887 году в сольной партии Гения леса в pas d’action с выпускницей А.Виноградовой в балете «Очарованный лес», хореография Л.Иванова) и в 1888 году был принят в труппу императорского Мариинского театра сразу корифеем, в обход меньших амплуа.

Очень скоро к нему перешли основные партии, исполнявшиеся Э.Чекетти и П. А. Гердтом. Первой значительной ролью был Оливье на премьере балета «Калькабрино» (13.2.1891), где Н.Легат танцевал с партнершей — К.Брианца.

Был ведущим классическим танцовщиком, продолжая традиции академической петербургской балетной школы, обладал хорошими сценическими данными, отличался благородным стилем исполнения. Его внешние данные не соответствовали его репертуару: главным партиям балетных красавцев, но безукоризненная техника затмевала всё. В.Шелохаев. «Энциклопедия Русской эмиграции», 1997 г.пишет: «Невысокого роста, плотного мускулистого телосложения, с крупноватой головой, Л. был далек от идеала ведущего классического танцовщика. Но сила и ловкость делали его великолепным партнером».

Николай Легат был партнёром лучших балерин своего времени, таких как А. П. Павлова, М. Ф. Кшесинская, Т. П. Карсавиной, П.Леньяни, К.Брианца, О. И. Преображенская и др.

Работал и как балетмейстер. Поначалу он поставил несколько дивертисментов и балетных номеров для своих друзей-танцовщиц и танцовщиков: для дальней родственницы танцовщицы В.Мосоловой поставил pas de deux; для 25-летнего бенефиса М. М. Петипа, гражданской жены брата Сергея, был сочинен и поставлен Valse caprice А.Рубинштейна, исполненный вместе с О.Преображенской; для Матильды Кшесинской разработал pas de deux. 2 февраля 1901 г. состоялась премьера комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь» в Александринском театре — танец эльфов с Т.Карсавиной также принадлежал Николаю Легату. Постепенно перешел на постановки значительных балетных спектаклей. С 1902 году он был назначен на должность помощника балетмейстера, первая самостоятельная постановка (совместно с младшим братом Сергеем) — «Фея кукол» Байера, премьера прошла 1 сентября 1902 г. Сюжет балета был прост: куклы в маленьком магазинчике игрушек ночью оживали и устраивали празднество во главе с феей кукол. Балет был решен полностью в рамках академического стиля, напрочь отметая все реформаторские балетные течения. Оформил спектакль Леон Бакст. Партии исполняли выдающиеся балерины театра: М. Ф. Кшесинская (фея кукол), А.Павлова (испанка), В.Трефилова (японка), А.Ваганова (китаянка), О.Преображенская (кукла Бебе), М. М. Фокин (первый Пьеро), Сергей Легат (второй Пьеро) и др.

С 1905 года он стал вторым балетмейстером, с 1910 года — главным балетмейстером императорского Мариинского театра, став наследником миссии и идей Мариуса Петипа. На своей должности он как приверженец классического направления стремился к сохранению хореографического наследия прошлого, и всяческие реформистские движения вызывали у него лишь полное неприятие и даже агрессию. Для пущей борьбы с конкурентами, по театральной традиции, не стеснялись прибегать к интригам; известно, что Н. Г. Легат немилосердно и не слишком достойно повел себя по отношению к своему конкуренту В. Нижинскому.

Одновременно проявил себя как художник. Вместе с младшим братом Сергеем нарисовал серию карикатур на деятелей петербургского балета. Плодом их рисовального творчества стал совместно изданный альбом «Русский балет в карикатурах» (СПБ, 1903), включающий карикатуры на прославленных деятелей русского балета: Э. Чекетти, А. Я. Ваганову, М. К. Обухова, М. М. Петипа, А. В. Ширяева, Т.Карсавину, М. М. Фокина, М. Ф. Кшесинскую и множество других, а кроме того создали серию автошаржей и на себя.

В 1896—1914 гг. работал педагогом в Петербургском театральном училище. Среди учеников: А. П. Павлова, М. М. Фокин, Т. П. Карсавина, Кшесинская, Трефилова, Л. Г. Кякшт, В. Ф. и Б. Ф. Нижинские, А. Я. Ваганова, Ю.Седова, Ф. В. Лопухов, Н. Ф. Манохин.

9 сентября 1914 года Мариинский театр торжественно отметил 25-летний юбилей творчества Николая Легата, удостоив его почетного звания заслуженного артиста императорских театров. После этого он покинул казенную сцену в том же 1914 г., когда дирекция императорского театра не возобновила с ним контракт, однако поставил несколько балетов и дивертисментов в частных труппах: в Народном доме (среди постановок там балетный спектакль «Белая лилия» на музыку Б.Асафьева, основные партии исполняли: Золотой бабочки — О. И. Преображенская, Мотылька — сам Н.Легат, Лилии — вторая жена Н.Легата непрофессиональная балерина-любительница Н.Николаева, Ириса — А. Ф. Бекефи), в Школе русского балета А. Л. Волынского, продолжал давать частные уроки, в том числе в частной балетной школе В.Москалевой. Он пробовал создать собственную балетную труппу, но из этого ничего не получилось — требовались большие материальные вложения. А любительские постановки, не требующие затрат на профессионалов, его самого не устраивали по упровню исполнения.

После революции в начале 1920-х Николай Легат был приглашен преподавать в Московское театральное училище, но там он не прижился. Вернувшись в Петроград, опубликовал статью в журнале «Жизнь искусства» (1922, № 25, 27 июня), в которой деятельность петроградской балетной школы подвергалась резкой критике. Статья имела скандальный резонанс, нашлись как соглашавшиеся с позицией автора, так и оппоненты; балет в эти годы действительно находился в упадке и вместе со всей страной пытался перестроиться на новые социалистические рельсы.

В августе 1922 года он был избран членом высшего хореографического совета бывшего Мариинского театра, призванного руководить труппой. Но осенью того же года Николай Легат покинул Россию.

В 1925—1926 гг. сотрудничал с труппой С. П. Дягилева, где преподавал классический танец; в 1929 открыл собственную балетную школу в Лондоне. По другим источникам, он открыл школу в Лондоне в 1923 году, а с 1926 её возглавила его жена — Н. А. Николаева-Легат. Постепенно эта школа стала не только важной вехой для становления нарождавшегося заново английского балета, но и мировым центром сохранения и передачи академических традиций, куда стали приезжать совершенствоваться артисты балета из разных стран. В школе занимались такие выдающиеся исполнители как В.Немчинова, А.Данилово, Л.Лопухова, А.Маркова, М.Фонтейн, Н. де Валуа, А.Долин, С.Лифарь, А.Картер, А.Эглевский, М.Ширер, Ф. Аштон. Школа превратилась также в первый интернациональный центр по пропаганде и распространению методических знаний о русской школе классического танца. Через некоторе время, по смерти Легатов, руководством школой перешло к Е.Бартелл.

В 1932 году Николай Легат издал в Лондоне книгу «Рассказ о русской школе» («Story of the Russian School»).

Внучка: балерина Татьяна Легат.

Партии

• «Волшебная флейта» Дриго — Лука
• «Дочь фараона» Пуни — Лорд Вильсон
• «Спящая красавица» Чайковского — Дезире
• 1894 — «Пробуждение Флоры» Риккардо Дриго, балетмейстеры Мариус Петипа, Лев Иванов — Зефир (Петергофский дворцовый театр)
• «Лебединое озеро» Чайковского — Зигфрид
• «Тщетная предосторожность» — Колен
• «Дон Кихот» — Базиль
• «Жизель» — Альберт
• «Раймонда» Глазунова, балетмейстер М. И. Петипа — Жан де Бриен
• «Арлекинада» Дриго — Арлекин
• «Коппелия» Л.Делиба — Франц
• «Эсмеральда» — Гренгуар
• « Золушка» — принц Шарман
• «Жертвы Амуру» — пастух Илас

Постановки

В Мариинском театре:

• 1903 — «Фея кукол» Й. Байера (совместно с С. Легатом)
• 1906 — «Кот в сапогах» А. Михайлова
• 1907 — «Аленький цветочек» Ф. Гартмана

Возобновил балеты, поставленные М. И. Петипа: «Времена года» (1907); «Талисман» Р. Дриго (1909), «Синяя борода» П. Шенка (1910).

В 1915—1917 для антрепризы А. Р. Аксарина в Народном доме танцы для опер:

• «Кармен» Ж. Бизе
• «Галька» С. Монюшко

Литература

• Театральная энциклопедия: [в 6 т.] / гл. ред. С. С. Мокульский [до 1961 г.], П. А. Марков [с 1963 г.]; редкол.: Г. Н. Бояджиев, Ю. А. Дмитриев, Н. Г. Зограф [и др.]. — М.: Сов. энцикл., 1961—1967. — Т. 3: Кетчер — Нежданова. — 1964. — (Энциклопедии. Словари. Справочники). — 41 300 экз.
• Дунаева, Н. Л. Николай Легат: Письма из Лондона // Культурное и научное наследие российской эмиграции в Великобритании (1917—1940-е гг.) : междунар. науч. конф., 29 июня — 2 июля 2000 г. — М.: Русский путь, 2002. — Вып. 3. — С. 409—423. — ISBN 978-5-85-887-142-9.

Николай Легат.История русской школы. 112 стр.Тираж 500 экз.Издание Академии русского балета имени Вагановой.2014 год

Отрывок, характеризующий Легат, Николай Густавович

Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.