Легат (Древний Рим)

Эта статья о должности в Древнем Риме; о понятии Римского права см.: Легат (Римское право).

Лега́т (от лат. legatus, legare, «предписывать, назначать, делегировать») — так назывались у римлян посланники, отправляемые к другим правительствам или народам.

Республика

В древнейшую эпоху право сноситься с иноземными народами принадлежало фециалам. Позднее, когда в сенат вошли и плебеи, установился обычай назначать для таких сношений особенных депутатов, рекомендованных полководцем (высшим магистратом) и утверждённых сенатом. Принятие поручения было обязательно. Иногда отдельные лица добровольно вызывались взять на себя обязанности посла. Народное собрание не вмешивалось в избрание. Особой квалификации для легата не было установлено; обыкновенно, но не всегда, назначались сенаторы. Самый знатный из выбранных легатов назывался princeps legationis. Габиниев закон (67 год до н. э.) ограничил состав легатов только сенаторами.

Империя

В императорскую эпоху легат провинций и легионов выбирались безусловно из сенаторов. Не мог быть легатом магистрат, находящийся на службе. Постоянных легатов было при наместнике один или три (1 при пропреторе, 3 при проконсуле), а в исключительных случаях — по 15 и даже 25 (например, Гней Помпей Великий, по Габиниеву закону 67 года, получил 15 легатов). Чрезвычайных легатов было по 2 или по 4, позднее по 3; в особо важных случаях назначалось по 5 и 10 человек. Особых инсигний у легатов не было; как сенаторы, они имели только право держать при себе ликторов. В императорское время только легат пропретор имели право носить фасции. Право посылать и принимать послов существовало лишь между сенатом и теми государствами и иноземными фамилиями, которые пользовались hospitium и amilicia (дружбой и союзом гостеприимства) римского народа. Компетенция легата была двоякая:

1. На их обязанности лежало быть посредниками при объявлении войны или заключении мира. Они принимали от сената грамоту, передавали её по принадлежности, приносили ответ и делали доклад об исполнении поручения (это называлось legationem renuntiare, l. referre, или просто renuntiare). При этом они не имели полной исполнительной военной власти (imperium), а только auctoritas (полномочие). От подобных депутаций надо отличать так называемые legationes liberae (вольные посольства), то есть официальные командировки по частным делам, нечто вроде отпуска. В I веке до н. э. такие командировки вызвали массу злоупотреблений и были ограничены законом Цицерона (68 год до н. э.) и Юлия Цезаря.
2. Легаты были советниками при магистрате и участвовали в его делах. Существовала (с 146 года до н. э.) коллегия из 10 легатов (decem legati), с помощью которых магистрат устраивал дела в только что покоренной стране, согласно организации, декретированной сенатом. Прикомандированные к внегородским магистратам легаты уже рано появляются в анналах военной истории. Они отличаются от постоянных военных чиновников (tribuni nulitum, praefecti sociorum, praefecti alae) тем, что их функции не были приурочены к той или другой военной должности, имели характер временный и возлагались по усмотрению главнокомандующего. В начале II века до н. э. была введена должность постоянных легатов при наместниках в заморских провинциях, позднее они появились и в самой Италии. Их назначение — составлять совет главнокомандующего (consilium). Теодор Моммзен видит в них сенаторскую коллегию, контролирующую действия магистрата. С течением времени должность легата стала доставаться лишь сенаторам или лицам близким к сенату по рождению. Военные легата в отсутствие главнокомандующего и претора замещали его (legatus pro praetore), в отсутствие квестора исполняли казначейские обязанности, а также творили суд. При Цезаре легаты командовали легионами.

Во время империи деятельность легатов сделалась шире, полноправнее и определеннее. Так называемые легаты Августа пропреторы (legati Augusti pro praetore) посылались в императорские провинции и были избираемы на неопределенный срок самим императором, из числа консуляров и преториев, и притом сенаторов. На их обязанности лежало управлять провинцией, отправлять суд, в случае необходимости командовать войсками. В некоторых провинциях судебная власть была передана особому legatus iuridicus, который был подчинен легату Августа. В его же подчинении находились легионные легаты; в менее значительных провинциях последние были самостоятельными правителями. Легат Августа пропретор назывался также quinquefascalis, ибо имел право на 5 ликторов. В провинциях сенаторских, где требовался проконсул, legatus proconsulis pro praetore был его помощником. В преторских провинциях такой легат был один, в консульских — 3. Со времени Траяна центральная власть прямо вмешивалась в управление общин через посредство особых чиновников, которые назначались сперва лишь в чрезвычайных случаях и назывались legati Augusti (или quinquefascales) ad corrigendum statum civitatium liberarum. Особо от этих императорских чиновников стояли провинциальные легаты, которые, как депутаты от городов, собирались раз в год в главном городе провинции. Цель этого собрания была контролировать ведение финансовых дел, составлять бюджет культа и определять для покрытия его налоги. Оно же посылало депутации в сенат или к императору по разным делам, издавало постановления относительно сооружения памятников и т. д. Как военный чиновник, легат командовал легионом или корпусом вспомогательных войск, но со времени Галлиена эта должность была заменена префектурой (praefectus legionis). При Калигуле легионный легат в сенаторской провинции Африке сделался наместником отделенной от Африки и обращенной в императорскую провинцию Нумидии, с титулом legatus Augusti legionis III Augustae.

Литература

• Легаты, у римлян // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Легат (Древний Рим)

Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.


Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l'avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
– Я думаю, никто так не был courtisee [предметом ухаживанья], как она, – говорила Вера; – но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, – обратилась она к Пьеру, – даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous [между нами], очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежностей…]