Легницкое княжество

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Легницкое княжество
польск. Księstwo Legnickie
чеш. Knížectví lehnické
нем. Herzogtum Liegnitz

1248 — 1675



Герб

Раздел Силезии в 1248—1249 годах. Легницкое княжество выделено пурпурным цветом
Столица Легница
Религия Католицизм
Династия Силезские Пясты
К:Появились в 1248 годуК:Исчезли в 1675 году

Легницкое княжество (польск. Księstwo Legnickie, чеш. Knížectví lehnické) или Герцогство Лигниц (нем. Herzogtum Liegnitz) — одно из средневековых силезских княжеств.





История

В 1248 году достигший совершеннолетия Генрих III Белый потребовал от своего старшего брата — силезского князя Болеслава II Рогатки — свою долю отцовского наследства. Генриха поддержало вроцлавское дворянство, и Болеславу пришлось отдать ему центральную часть княжества, где находился Вроцлав — так появилось Вроцлавское княжество. Сам же Болеслав предпочёл удалиться в Легницу, рядом с которой начала развиваться добыча золота. После этого своей доли потребовал другой брат — Конрад — который ранее выбрал себе духовную карьеру и стал епископом Пассауским — так в 1251 году образовалось Глогувское княжество.

Сын Болеслава Генрих V Брюхатый, ставший князем в 1278 году, сумел расширить территорию княжества. После продолжительной борьбы с Генрихом IV Пробусом он сумел после его смерти в 1290 году получить при поддержке чешского короля Вацлава II Вроцлавское княжество, объединив тем самым Легницкие и Вроцлавские земли под единым управлением. После смерти Генриха в 1296 году, его сыну Болеславу III было всего 5 лет, и в итоге его защиту взял на себя Вацлав II, тем самым сильно увеличив чешское влияние в Силезии. В 1303 году Болеслав был посватан за дочь Вацлава — семилетнюю Маргарет.

В 1305 году скончался Вацлав II, а в следующем году был убит его сын и наследник Вацлав III, в результате чего Болеслав III неожиданно стал одним из главных претендентов на чешский престол. Впрочем, его борьба за чешскую корону и польские земли оказалась безуспешной и при этом подорвала экономику Легницко-Вроцлавских земель. В 1311 году под нажимом местных дворян Болеслав III был вынужден разделить свои земли на три княжества: Легницкое, Вроцлавское и Бжегское. Бжегское было самым маленьким и самым бедным из трёх, и потому было решено, что тот, кто выберет его, получит денежную компенсацию от двух других братьев. Будучи старшим из трёх братьев, Болеслав имел право первым сделать выбор, и к удивлению многих он выбрал себе Бжегское княжество, предпочтя получить заодно и деньги для решения собственных финансовых проблем. Легницкое княжество досталось младшему брату — Владиславу. Через год Болеслав забрал Легницкое княжество себе, так как Владислав не смог выполнить свои финансовые обязательства по дележу наследства. Владислав ещё два года пытался выплатить долг и вернуть княжество, но не преуспел в этом и выбрал себе духовную карьеру.

Будучи владельцем Легницы и Бжега, Болеслав начал вести активную внешнюю политику, вмешиваясь в чешские и польские дела. Это привело к конфликту с его братом Генрихом IV, князем вроцлавским, что вылилось в конце 1320-х годов в ряд вооружённых конфликтов, в которых Генриха спасли лишь высокие стены Вроцлава.

В 1329 году в Силезию неожиданно вернулся Владислав, который предъявил свои претензии на Легницкое княжество и объявил себя вассалом чешского короля Яна Люксембургского. Не имея ресурсов для борьбы против столь мощного противника, Болеслав 9 мая 1329 года также принёс во Вроцлаве вассальную присягу чешскому королю.

В 1419 году легницкая ветвь Силезских Пястов пресеклась, и княжество перешло к бжегскому князю Людвигу II. Так как он не имел сыновей, в 1449 году княжество было аннексировано чешским королём как владение, оставшееся без владельца. Пять лет спустя княжество было восстановлено и передано Фридриху I, сыну дочери Людвига II.

После того как в 1526 году король Людовик II погиб в Мохачской битве, все земли богемской короны, включая Легницкое княжество, перешли к Габсбургской монархии. После смерти в 1675 году последнего легницкого правителя из силезских Пястов — Георга Вильхельма фон Лигница — княжество перешло под прямое габсбургское управление.

В связи с тем, что благодаря бракам XVI века правители Легницы были также и потомками маркграфов Бранденбурга, прусский король Фридрих II использовал старый спор в качестве оправдания для своих действий во время Первой Силезской войны. В результате победы Пруссии княжество перешло в её состав и перестало существовать как отдельная административная единица.

Правители

Первое возникновение

Второе возникновение

Третье возникновение

Четвёртое возникновение

Пятое возникновение


Напишите отзыв о статье "Легницкое княжество"

Отрывок, характеризующий Легницкое княжество

Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.