Ледер, Филипп

Филипп Ледер
англ. Philip Leder
Дата рождения:	19 ноября 1934(1934-11-19) (89 лет)
Место рождения:	Вашингтон
Научная сфера:	генетика
Альма-матер:	Гарвардский университет
Известен как:	участник эксперимента Ниренберга-Ледера
Награды и премии:	Премия Диксона (1981) Премия Харви (1983) Премия Альберта Ласкера за фундаментальные медицинские исследования (1987) Мемориальные лекции Вейцмана (1989) Национальная научная медаль США (1989) Премии Хейнекена (1990)

Филипп Ледер (р. 19 ноября 1934) — американский генетик.

Родился в Вашингтоне, округ Колумбия, учился в Гарвардском университете, который окончил в 1956 году. В 1960 году окончил Гарвардскую медицинскую школу и продолжил своё медицинское образование в Университете Миннесоты.

Доктор Ледер является одним из самых опытных ученых эпохи современной молекулярной генетики. Наиболее известны его ранние работы и эксперименты с Ниренбергом над генетическим кодом. Он опубликовал несколько новаторских работ в области молекулярной генетики, иммунологии и генетической основы рака. Его исследования структуры генов, которые несут код для молекул антител, были первыми в своём роде. Основное внимание было уделено вопросу того, как огромное разнообразие молекул антител формируется из ограниченного числа генов. В 1988 году Ледер и Стюарт получили первый патент на генную инженерию животного. Этим животным была мышь, которой ввели определённые гены, чтобы увеличить восприимчивость к раку. Такие мыши стали известны как «онкомыши», и были использованы в лабораторном исследовании терапии рака.

В 1968 году Ледер возглавил биохимический факультет по программе Фонда повышения уровня образования и науки в Национальном институте здравоохранения. В 1972 году он был назначен директором лаборатории молекулярной генетики в том же учреждении и оставался на этом посту до 1980 года. После этого вернулся в Гарвардскую медицинскую школу, где основал новую кафедру генетики. Он ушел в отставку с этого поста в 2008 году.

Признание

Ледер был удостоен различных наград и призов за свою научную работу. Он является членом Национальной академии наук США, Американской академии искусств и наук и Института медицины. Его многочисленные награды включают премию Ласкера, Национальную научную медаль США, премию Харви, премию Хейнекена.

Источники

• (February 1984) «The AAMC Award for Distinguished Research in the Biomedical Sciences. Philip Leder, M.D». Journal of Medical Education 59 (2): 105–6. ISSN [worldcat.org/issn/0022-2577 0022-2577]. PMID 6363701.
• [www.dfhcc.harvard.edu/membership/member-profile/member/30/0/ Biographical information] from the Dana-Farber/Harvard Cancer Center
• [discovery.lib.harvard.edu//?itemid=%7clibrary%2fm%2faleph%7c011455194 Links to digital facsimiles] Dr. Leder’s 'Codon notebooks' documenting the Nirenberg and Leder experiment can be found in Hollis, the Harvard University’s library catalog
• [www.researchmatters.harvard.edu/people.php?people_id=710 Professor Leder’s listing] in Research Matters
• [www.esquire.com/features/ESQ0601-JUNE_GENES_rev_ Esquire Magazine]
• [www.ideasinactiontv.com/tcs_daily/2004/07/sciences-barry-bonds.html Science’s Barry Bonds]

Отрывок, характеризующий Ледер, Филипп

«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.