Волшебница Шалот

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Леди Шалотт»)
Перейти к: навигация, поиск

«Волшебница Шалот» (в других переводах «Леди Шалотт», «Волшебница Шелот»), англ. «The Lady of Shalott» — баллада английского поэта Альфреда Теннисона (1809—1892). Стихотворение является основанной на средневековом источнике интерпретацией легенды из Артуровского цикла.





Общие сведения

Теннисон написал две версии «Волшебницы Шалот», первая была опубликована в 1833 году и состояла из двадцати строф, вторая, из девятнадцати, — в 1842 году. Стихотворение является интерпретацией легенды об Элейне из Астолата из Артуровского цикла в версии, приведенной в итальянской новелле XIII века «Donna di Scalotta». Ранний вариант баллады ближе к первоисточнику, чем поздний.[1] В то время как итальянская новелла фокусируется на смерти леди и её прибытии в Камелот, Теннисон заостряет внимание на её изоляции в башне и решении несмотря на проклятие увидеть своими глазами настоящий мир, двух темах, которые даже не упоминаются в «Donna di Scalotta».[2]

Синопсис

Строфы 1-4 описывают пасторальный пейзаж. Волшебница Шалот живёт в замке на острове посреди реки, которая бежит к Камелоту, но о её существовании не знает никто кроме работников на окрестных полях.

И жнец усталый, при луне,
Снопы вздымая к вышине,
Тихонько шепчет, как во сне: —
«Волшебница Шалот!»[3]

Строфы 5-8 повествуют о жизни леди. На неё наложено таинственное проклятие, она вынуждена постоянно прясть и может смотреть на мир только посредством волшебного зеркала, в котором видна оживленная дорога и люди, проезжающие мимо её острова по пути в Камелот.

Проклятье ждёт её тогда,
Грозит безвестная беда,
И вот она прядёт всегда,
Волшебница Шалот.

Отражения в зеркале описываются как «тени сна» (англ. «shadows of the world», дословно — «тени мира»), метафора, позволяющая ясно понять, что они могут быть только жалким заменителем настоящего мира. Строфы 9-12 описывают «бесстрашного рыцаря Ланчелота» (англ. «bold Sir Lancelot»), который проезжает мимо замка, и Волшебница Шалот видит его.

Седло в огнях из серебра,
Герба лучистая игра,
И шлем, и яркий цвет пера,
Весь блеск уходит в Камелот.

Оставшаяся часть стихотворения посвящена эффекту, который произвел на леди Ланселот. Она бросает прясть и смотрит в окно, на Камелот, тем самым приводя в действие проклятие.

Порвалась ткань с игрой огня,
Разбилось зеркало, звеня,
«Беда! Проклятье ждёт меня!» —
Воскликнула Шалот.

Она покидает башню, находит лодку, на которой пишет своё имя, и плывет вниз по реке к Камелоту. Она умирает раньше, чем добирается до замка. Ланселот, увидев её тело, говорит, что она прекрасна.

В дворце весёлый смех погас,
«О, Господи, помилуй нас!» —
Молились все, греха страшась,
И только рыцарь Ланчелот,
Подумав, молвил, не спеша:
«Лицом, как ангел, хороша,
Да упокоится душа
Волшебницы Шалот!»

Иллюстрации к стихотворению

Стихотворение было чрезвычайно популярно среди художников-прерафаэлитов, разделявших интерес Теннисона к Артуриане; некоторые из них создавали картины, основанные на эпизодах из «Волшебницы Шалот».

Издание работ Теннисона 1857 года было иллюстрировано Уильямом Холманом Хантом и Данте Габриэлем Россетти. Хант изобразил момент, когда Леди оборачивается, чтобы увидеть Ланселота, Россетти — созерцание Ланселотом её «прекрасного лица». Ни одна из иллюстраций не удовлетворила Теннисона. Он сделал выговор Ханту, изобразившему Леди пойманной в нити её собственного гобелена, что не описано в самом стихотворении. Хант объяснил, что он хотел передать суть всей баллады в одном изображении, и эта ловушка из нитей выражает «странную судьбу» Леди.[4] Сцена очаровала Ханта, он возвращался к этой композиции на протяжении всей жизни и в конце концов незадолго до смерти написал её большую версию. Для этого ему потребовались ассистенты, к тому времени он был слишком болен, чтобы закончить работу самостоятельно. Сейчас картина находится в коллекции художественного музея Wadsworth Atheneum в Хартфорде, Коннектикут. В 1861 году пионер пикториализма Генри Пич Робинсон создаёт одну из самых известных постановочных фотографий «Леди Шалотт».

Джон Уильям Уотерхаус посвятил картины трем эпизодам из баллады. В 1888 г. он написал Леди, отправляющуюся в своей лодке к Камелоту; эта работа сейчас находится в Галерее Тейт. В 1894 г. Уотерхаус изобразил ключевой момент стихотворения, когда Леди поворачивается, чтобы посмотреть на Ланселота в окно; сейчас эта работа в Городской галерее Лидса. В 1915 г. он создал картину «О, я от призраков — больна! — печалилась Шалот» ("I Am Half-Sick of Shadows, " Said the Lady of Shalott), где она изображена тоскующей перед своим ткацким станком; картина на сегодняшний день хранится в Художественной галерее Онтарио.

Из-за сходства историй картины, изображающие Элейну из Астолата, часто очень похожи на посвященные «Волшебнице Шалот». Один из отличающих их аспектов — наличие слуги, управляющего лодкой.

Отсылки в литературе

  • Детективный роман Агаты Кристи 1962 года «И, треснув, зеркало звенит…» (в других переводах «Зеркало треснуло», «Разбилось зеркало, звеня», «…И в трещинах зеркальный круг», «Разбитое пополам зеркало») назван по строчке «The mirror crack’d from side to side» из «Волшебницы Шалот»; на протяжении романа встречаются и другие отсылки к стихотворению. Прямая цитата из баллады присутствуют и в романе писательницы «Трагедия в трёх актах».
  • Аллюзия к строке «I am half-sick of shadows» присутствует в «Портрете Дориана Грея» Оскара Уайльда, где Сибила Вэйн произносит фразу «I have grown sick of shadows» («Мне надоело жить среди теней» в переводе М. Е. Абкиной).
  • Строфы из стихотворения находятся в начале каждой главы «Школы Авалон» Мэг Кэбот.
  • Австралийская писательница Джессика Андерсон использовала строку «'Tirra lirra,' by the river» в качестве названия для своего романа 1978 года.
  • Отсылка к стихотворению присутствует в романе Джилли Купер 2006 года «Wicked!», где фраза «The curse is upon me» получает юмористическую интерпретацию.
  • Основная сюжетная линия романа Патриции Маккиллип «The Tower at Stony Wood» (2000) представляет собой адаптацию сюжета баллады.
  • В романе Джаспера Ффорде «One of our Thursdays is Missing» Леди Шалотт владеет зеркалом, позволяющим персонажам из Книгомира видеть реальный мир.
  • Книга «Song of the Sparrow» Лизы Энн Сэнделл пересказывает историю Леди Шалотт.
  • Стихотворение обсуждается и цитируется в романе Либбы Брей «A Great and Terrible Beauty».
  • Строка «I am half-sick of shadows» использована Аланом Брэдли в качестве названия для книги из серии о Флавии де Люс («О, я от призраков больна» в русском переводе).
  • Мисс Джин Броди в «Мисс Джин Броди в расцвете лет» Мюриэл Спарк читает стихотворение своему классу.
  • Стихотворение несколько раз упоминается в «Вверх по лестнице, ведущей вниз» Бел Кауфман.
  • В романе Энн из Зелёных Мезонинов Люси Мод Монтгомери главная героиня пытается изобразить Элейн плывущую в лодке. Воспроизведение баллады заканчивается тем, что лодка тонет, а девочку спасает мальчик, которого, как она думает, она ненавидит.

Отсылки в музыке

  • Первым использованием баллады в музыке была, судя по всему, адаптация для хора и оркестра английского композитора Сирила Рутэма 1909-10 гг. Единственное известное представление этой работы было дано в Итон Колледже 18 сентября 1999 г.
  • Канадская певица Лорина Маккеннитт положила стихотворение на музыку и включила композицию в свой альбом «The Visit» (1991).
  • В песне под названием «Shalott» Эмили Отемн рассказывает историю Леди Шалотт со своей собственной точки зрения. Она использует образы из стихотворения и цитирует его: «I’m half sick of shadows».
  • Отсылка к балладе также присутствует в песне «If I Die Young» американской кантри-группы The Band Perry, в клипе на песню Кимберли Перри изображает Леди Шалотт и держит в руках книгу стихотворений Теннисона. В конце видео показывается книга, открытая на «The Lady of Shalott».
  • Фолк-дуэт Indigo Girls упоминает «Волшебницу Шалотт» в песне «Left Me a Fool»: «you remind me of Shalott, only made of shadows, even though you’re not.»
  • Нидерландская готик-метал-группа Autumn также отсылает к этому стихотворению в песне «Who Has Seen Her Wave Her Hand» с альбома 2002 года «When Lust Evokes The Curse».
  • Французский композитор Оливье Мессиан написал в 1917 г. пьесу для фортепиано «La dame de Shalotte».
  • Израильская прог-рок группа Atmosphera выпустила в 1977 г. альбом «Lady of Shalott» с одноименной композицией.

Напишите отзыв о статье "Волшебница Шалот"

Примечания

  1. Potwin, L.S. (December 1902). «The Source of Tennyson's The Lady of Shalott». Modern Language Notes (Modern Language Notes, Vol. 17, No. 8) 17 (8): 237–239. DOI:10.2307/2917812.
  2. Zanzucchi, Anne [www.lib.rochester.edu/camelot/auth/Tennyson.htm The Camelot Project at the University of Rochester: Alfred Lord Tennyson]. Проверено 10 января 2008. [www.webcitation.org/6ApOXQJmK Архивировано из первоисточника 21 сентября 2012].
  3. Здесь и далее стихотворение цитируется в переводе К. Д. Бальмонта.
  4. [www.victorianweb.org/painting/whh/leng/3.html "The Ideology of 'eternal truth': William Holman Hunt and <span class="painting">The Lady of Shalott</span> 1850—1905" (III)]

Ссылки

  • [www.offtop.ru/prival/v18_382513__.php?of17841=4dd5ac039e254c7c533af6d4f83be510read Стихотворение в переводе К. Д. Бальмонта]
  • [www.victorianweb.org/authors/tennyson/losov.html Tennyson’s «The Lady of Shalott»: an overview] (включает текст стихотворения)
  • [www.lib.rochester.edu/camelot/shalcomb.htm Side-by-side comparison of the 1833 & 1842 versions of Tennyson’s poem]
  • [www.theladyofshalott.co.uk The Lady of Shalott film adaptation by WAG Screen.]
  • [www.youtube.com/watch?v=MU_Tn-HxULM Loreena McKennitt — The Lady of Shalott]
  • [www.youtube.com/watch?v=7NJqUN9TClM, «If I Die Young»]
  • [www.youtube.com/watch?v=EmiOCe0IqRw, «The Lady of Shalott» — A Symphonic Tone Poem]
  • [www.youtube.com/watch?v=w3Re9RElbgY, «Lady of Shalott» — ATMOSPHERA]

Отрывок, характеризующий Волшебница Шалот

– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.