Ледрю-Роллен, Александр Огюст

Александр Огюст Ледрю-Роллен
фр. Alexandre Auguste Ledru-Rollin
Имя при рождении:	Александр Огюст Ледрю-Роллен
Дата рождения:	2 февраля 1807(1807-02-02)
Место рождения:	Париж
Дата смерти:	31 декабря 1874(1874-12-31) (67 лет)
Место смерти:	Фонтене-о-Роз
Гражданство:	Французское королевство Вторая республика
Вероисповедание:	католицизм
Партия:	республиканцы
Род деятельности:	адвокат, член палаты депутатов

Александр Огюст Ледрю-Роллен (фр. Alexandre Auguste Ledru-Rollin; 2 февраля 1807 — 31 декабря 1874) — французский политический деятель эпохи Июльской монархии и Второй республики; левый республиканец (неоякобинец); один из вождей мелкобуржуазной демократии. Внук фокусника и иллюзиониста Комю.

Биография

Был простым парижским адвокатом. В 1841 году становится членом палаты депутатов. В своей избирательной речи он заявил себя республиканцем, высказался за всеобщее голосование, как средство разрешения социальной задачи, и заявил открыто, что будет искать опоры не в парламенте, а только в народе; он ставил демократической партии задачу путём политической реформы изменить социальный строй в крайнем демократическом, но вовсе не в социалистическом направлении (за неприкосновенность права собственности и против социализма он много раз и решительно высказывался и впоследствии). Речь эта вызвала громкий судебный процесс; присяжные вынесли обвинительный приговор не за самую речь, а за её опубликование, но приговор был кассирован и при вторичном разборе Ледрю-Роллен был оправдан. В палате он был одним из немногих депутатов республиканской партии, нападая не только на правительство, но и на династическую оппозицию и требуя при каждом удобном случае непосредственного обращения к народу (например, по поводу закона о регентстве).

Недовольный умеренностью главного органа парламентской левой, «Le National», Ледрю-Роллен стал одним из основателей радикальной газеты «La Réforme» (1843), в которой скоро приобрёл преобладающее влияние. Газета эта, по настоянию Л. Блана, выставила социалистическую программу, что дало повод социалистам считать Ледрю-Роллена своим.

24 февраля 1848 г. он принимал самое деятельное участие в революции; в палате он выступил против регентства и за республику. Ледрю-Роллен был выбран членом временного правительства, в котором взял себе министерство внутренних дел. Он разослал по Франции, «для провозглашения и организации республики» и для «утверждения и провозглашения принципов революции», особых комиссаров, которым особыми циркулярами разъяснил, что «полномочия их неограниченны», что, «как представители революционной власти, они должны быть революционерами», что они «облечены самодержавием», которое ограничено только их совестью, что военные власти находятся в их распоряжении, что на их обязанности лежит сместить всех чиновников, в особенности префектов и мэров, хотя бы об их удержании просили местные жители, так как «нельзя оставлять в должности людей, служивших правительству, каждое действие которого было преступлением»; комиссары должны были позаботиться, чтобы предстоявшие выборы дали истинно республиканское большинство. На вопрос, должно ли правительство влиять на выборы, Ледрю в своих циркулярах, не колеблясь, отвечал, что «правительство, под угрозой обвинения в измене, не должно ограничиться ведением протоколов и счетом голосов; оно должно наставить Францию, должно открыто работать для уничтожения интриг контрреволюции». Кроме наставления, объяснения, просвещения избирателей Ледрю не рекомендовал никаких средств; напротив, он решительно протестовал против всякого активного давления на выборы. Однако, поспешный выбор комиссаров, в связи с общим тоном циркуляров, неизбежно приводил к иным результатам. Против Ледрю-Роллена образовалось сильное течение в самом правительстве, в котором преобладали умеренные элементы, и в средних общественных классах; его обвиняли в якобинских замашках, в деспотизме; но в среде рабочего населения Парижа он пользовался громадной популярностью. Несмотря на умеренно-либеральный состав национального собрания, Ледрю-Роллен, вместе с Араго, Гарнье-Пажесом, Мари и Ламартином, был выбран в исполнительную комиссию, которая, 10 мая 1848 г., заняла место временного правительства. Революционная партия, произведшая волнение 15 мая, наметила Ледрю в члены нового правительства; но он вместе с Ламартином, явился, во главе войска, для усмирения восстания. Вследствие этого популярность его среди крайних радикалов быстро пала, а в то же время в правящих кругах на него смотрели как на заговорщика. После июньских дней Ледрю-Роллен был в собрании одним из вождей партии «горы», присвоившей себе это название в память монтаньяров первой республики.

На президентских выборах в декабре 1848 набрал 5 % голосов и занял третье место.

В мае 1849 г. он вновь был выбран депутатом от Парижа, но уже в июне месяце, после неудачного восстания, одним из руководителей которого он был, вынужден был, спасаясь от суда, бежать в Англию. Там он написал резкий памфлет: «De la Décadence de l’Angleterre» (Париж, 1850).

В 1870 г., во время министерства Оливье, Ледрю получил разрешение вернуться во Францию. В феврале 1871 г. он был выбран в депутаты, но, недовольный заключением мира, сложил с себя полномочия.

В 1874 г. он был выбран вновь, но в том же году умер. В 1885 г. в Париже ему поставлена бронзовая статуя.

После его смерти появились его «Discours politiques et écrits divers» (П., 1879).

Литература

• Большая советская энциклопедия
• Ледрю-Роллен, Александр-Август // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Louvet L. Ledru-Rollin (Alexandre-Auguste) // Jean-Chrétien Ferdinand Hoefer. — Nouvelle biographie générale depuis les temps les plus reculés jusqu'à nos jours. — Paris: Firmin Didot frères. — Tome 29, 1862. — [books.google.fr/books?id=clCPgvTrEOkC&pg=RA10-PA271&dq=alexandre+ledru+rollin p. 271—280].

Отрывок, характеризующий Ледрю-Роллен, Александр Огюст

Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.