Леже, Фернан
Поделись знанием:
На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.
В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
 |
Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей.
|
| Фернан Леже | |
| фр. Fernand Léger | |
 Фернанд Леже, фотография Карла Ван Вехтена, 1936 | |
| Имя при рождении: |
Joseph Fernand Henri Léger |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
17 августа 1955 (74 года) |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Жанр: | |
| Учёба: | |
| Стиль: | |
| Покровители: | |
| Влияние на: | |
Жозе́ф Ферна́н Анри́ Леже́ (фр. Joseph Fernand Henri Léger; 1881—1955) — французский живописец и скульптор, мастер декоративного искусства, член компартии.
Биография
Фернан Леже родился 4 февраля 1881 года в нормандском городе Аржантан на севере Франции. Его отец, Анри Арман Леже, занимавшийся разведением домашнего скота, умер через несколько лет после рождения будущего художника. Мать, урождённая Мари Адель Дюнон, жила на своей ферме в Лизоре вплоть до самой смерти в 1922 году.
- 1890—1896 Учится в аржантанском колледже и в церковной школе в Теншебре
- 1897—1899 Учится у архитектора в Канне
- 1900—1902 Едет в Париж; работает чертежником у архитектора
- 1902—1903 Находится на военной службе во 2-м саперном полку в Версале
- 1903 Поступает в Высшую школу декоративного искусства. Получает отказ в приеме в Высшую школу изобразительных искусств; посещает вольнослушателем курсы Жерома и Феррье, а также Академию Жюлиана; часто ходит в Лувр. В ранних работах Леже заметно влияние импрессионизма.
- 1904—1907 Ведет тяжёлую трудовую жизнь; совместно со своим земляком Андре Маром снимает мастерскую. Работает у архитектора и ретушером у фотографа. Болезнь вынуждает провести зиму 1907 года у его друга Вьеля на Корсике, в Бельтодере, куда впоследствии неоднократно возвращается. Потрясён посмертной выставкой Сезанна в салоне «Независимых» в 1907 году
- 1908—1909 Поселяется в «Улье», где знакомится с Архипенко, Лораном, Липшицем, позже с Сутиным, Шагалом, Делоне и их гостями: Максом Жакобом, Аполлинером, Реналем, Сандраром и другими. Некоторые из них становятся его друзьями. Принимает участие в Осеннем салоне. Знакомится с художником-примитивистом Анри Руссо — Таможенником. С 1909 г. Леже примыкает к новому направлению, кубизму. В дальнейшем сюжеты его произведений становятся всё более абстрактными, хотя на позднем этапе Леже отходит от абстракционизма, по крайней мере в своих станковых произведениях. Значительное место в творчестве Леже занимают социальная и индустриальная темы. Помимо живописи художник занимался также и керамикой, книжными иллюстрациями, дизайном одежды и ковров, работал в театре и кино.
- 1910 Владелец художественной галереи Канвейлер, поддерживающий Пикассо и Брака, покупает несколько картин Леже, что позволяет Леже год спустя переехать на улицу Ансьенн Комеди. В Пюто знакомится с Жаком Вийоном и через него с группой «Золотое сечение»
- 1911 Вместе с Глезом, Делоне и другими участвует в выставке «Независимых»: в зале № 41, прозванном «залом кубистов», экспонирует картину «Обнаженные в лесу». Вместе с этой группой выставляется и в Брюсселе. Участвует в Осеннем салоне картиной «Свадьба». Совместно с Андре Маром разрабатывает проект интерьера столовой и рабочего кабинета
- 1912 Выставляет у «Независимых» картину «Курильщики» и в Осеннем салоне «Женщину в голубом». Участвует и в других общих выставках, в частности в выставке группы «Золотое сечение». Первая экспозиция в галерее Канвейлера
- 1913 В мае в Академии Васильевой читает лекцию «Истоки живописи и её изобразительная ценность», текст которой публикуют в Париже, Берлине и Бергене. Участвует в выставке «Независимых», в «Армори Шоу» и в первой выставке Осеннего салона в Берлине. В октябре подписывает договор с Канвейлером на продажу ему своих работ. Снимает студию в доме № 86 по улице Нотр-Дам-де-Шан, которую сохраняет за собой до конца жизни
- 1914—1916 В мае 1914 г. выступает с новой лекцией «Новые открытия в современной живописи» в академии Васильевой. 2 августа мобилизован и направлен в саперные войска. Два года находится на фронте под Аргонами и Верденом. Рисует в траншеях и в местах расквартирования. В сентябре 1916 года под Верденом, где занимался транспортировкой раненых, был отравлен газом
- 1917 Находится на излечении в Виллепинте. Вновь начинает заниматься живописью. В конце года его увольняют с военной службы
- 1918—1919 Напряжённо работает, делает иллюстрации для произведений Сандрара. Женится на Жанне Лой. Начинает работать над картинами «Диски», «Город», «Механические элементы». Выставляет свои работы в парижской галерее Леонса Розенберга «Эффор модерн» и в Антверпене в галерее «Селексьон»
- 1920 При основании журнала «Эспри нуво» завязывает дружеские отношения с Ле Корбюзье. Пишет полотна «Механик» и «Большой обед». С этого года на протяжении многих лет выставляется у «Независимых»
- 1921 Вместе с Сандраром участвует в работе над фильмом Абеля Ганса «Колесо». Иллюстрирует книгу Андре Мальро «Бумажные луны». Знакомится с Ван Дусбургом и Мондрианом
- 1922 Выполняет проекты декораций, костюмов и занавеса к постановке «Каток» на музыку Дариюса Мийо для Шведского балета Ральфа де Маре
- 1923 Выполняет проекты декораций и костюмов для балета «Сотворение мира» на музыку Мийо по либретто Сандрара в постановке Ральфа де Маре. Работает над декорациями к фильму «Бесчеловечная» Марселя Л’Эрбье с музыкой Мийо; участвует в подготовке проекта одного из залов выставки «Независимых»
- 1924 Ставит фильм «Механический балет» (операторы Ман Рэй и Дадли Мэрфи, музыка Дж. Антейла). Совместно с Озанфаном, Мари Лорансен и Александрой Экстер открывает свободную художественную школу. Читает лекцию в Сорбонне. Вместе с Розенбергом путешествует по Италии, восхищается Равенной
- 1925—1927 С известным трудом удаётся выставить абстрактное панно на Международной выставке современных декоративных и промышленных искусств в павильоне Ле Корбюзье и в павильоне Мэллет-Стивенса, демонстрирующем проекты здания одного из французских посольств. Выставки: галерея Андерсона, Нью-Йорк; Бруклинский музей; галерея «Катр Шемен», Париж; персональная ретроспективная выставка у «Независимых». Проявляет все больший интерес к предметам
- 1928 Выставляет 100 работ и читает лекцию в галерее Флехтхейма в Берлине; выставка в галерее «Эффор модерн» в Париже
- 1929 Вместе с Озанфаном открывает Современную академию
- 1930 Выставки в Лондоне в галерее Лейкестера и в Париже в галерее Поля Розенберга. Знакомится с Колдером
- 1931 Проводит лето в Австрии у своих друзей Марфи. В сентябре-декабре совершает поездку в Нью-Йорк и Чикаго. Выставки в галереях Джона Беккера и Дюран-Рюэля
- 1932 Преподаёт в Академии «Большой хижины». Посещает Скандинавские страны. Выставка в Нью-Йорке, в галерее Валентена
- 1933 Большая выставка в Цюрихе, в Кунстхаусе, на которой Леже присутствует лично. Вместе с Ле Корбюзье едет в Грецию на международный конгресс современной архитектуры. На обратном пути на корабле читает лекцию «Архитектура и жизнь»
- 1934 Выставка в галерее Виньона. Лето проводит у Марфи в Антибе. В августе в Лондоне готовит декорации для фильма Г. Дж. Уэллса «Форма вещей будущего». В сентябре выставка в Стокгольме в Современной галерее. Лекция в Сорбонне «От акрополя до Эйфелевой башни»
- 1935 На всемирной выставке в Брюсселе оформляет зал физической культуры, построенный по проекту Шарлоты Перрьян. В октябре вновь едет в соединенные Штаты, где встречается с Ле Корбюзье. Большая выставка в Музее современного искусства в Нью-Йорке и в Институте искусств в Чикаго
- 1936 в «Дискуссии о реализме» подчеркивает свою духовную независимость. Выставляется в Салоне мурального искусства
- 1937 Декорации для балета Сержа Лифаря на музыку Риети «Торжествующий Давид», поставленного в парижской Опере. Эскизы декораций для профсоюзного праздника на Зимнем велодроме и панно для Дворца открытий на Всемирной выставке в Париже, дирекция которой предварительно отклонила уже несколько проектов. В ноябре читает в Антверпене лекцию «Цвет в мире». Выставка в галерее «Артек» в Хельсинки, где знакомится с Аалто
- 1938—1939 Лето проводит с Ле Корбюзье в Везеле; с сентября по март находится в США, где выполняет стенные росписи для апартаментов Нельсона А. Рокфеллера младшего. Читает курс из восьми лекций в Йельском университете на тему: «Цвет в архитектуре». В Париже выполняет эскизы декораций к пьесе Ж. Р. Блока «Рождение города», поставленной на сцене, устроенной на Зимнем велодроме
- 1940—1945 Живёт в эмиграции, в США. Преподавал в Йельском университете (там же преподают Фосийон, Мийо, Моруа). Дарит «Композицию с двумя попугаями» нью-йоркскому Музею современного искусства. Летом читает курс лекций в колледже Миллиса, где организует выставку своих картин. Начинает работать над серией «Ныряльщики». Выставляется в галерее Поля Розенберга. Встречается у Пьера Матисса с другими художниками-беженцами, завязывает дружбу с отцом Р. П. Кутюрье. Делает серию рисунков для фильма Ханса Рихтера «Сны, которые можно купить за деньги». Выставки: Музей искусств Фоггра, Кембридж; галерея Валентэна и галерея Самуэля Коотца, Нью-Йорк; галерея Луи Каре, Париж. В декабре 1945 г. Возвражается во Францию. Также в 1945 г. он становится членом Французской коммунистической партии.
- 1946—1947 Отец Р. П. Кутюрье заказывает Леже мозаики и витражи для церкви в Плато д’Асси, которые художник заканчивает в 1949 г. Читает в Сорбонне доклад в курсе лекций «Труд и культура». Выставка в галерее Луи Каре, Париж. Лето 1947 года проводит в Нормандии.
- 1948 Выполняет декорации к балету «Стальной скок» Прокофьева для Балета на Елисейских полях. Вместе со своими учениками оформляет помещение для Международного конгресса женщин в Париже, в Порт-де-Версаль. В июне вместе с Дилем председательствует на учредительном заседании международной ассоциации кино по изобразительному искусству в Художественной школе Лувра, а также присутствует на первом фестивале этой ассоциации. Едет в Польшу для участия во всемирном конгрессе деятелей культуры в защиту мира во Вроцлаве. Вместе с Базеном и Дилемм участвует в дискуссии «Современное искусство» в Брюсселе и Антверпене.
- 1949 Ретроспективная выставка в Национальном музее современного искусства, Париж. Пишет текст и выполняет рисунки для альбома «Цирк», изданного Териадом. Выполняет иллюстрации к книге Рембо «Озарения», эскизы декораций и костюмов к опере Дариюса Мийо «Боливар». Вместе с Роланом Брисом делает в Бьо первые керамические работы.
- 1950 завершает картину «Строители». Выставка в галерее Тейт, Лондон. Выполняет мозаику для крипты памятника американским героям в Бастони (Бельгия). Оборудует в Бьо керамическую мастерскую. Присутствует на освещении церкви в Плато д’Асси.
- 1951 Выставляет в галерее Лериса первые полихромные скульптуры и на Триеннале в Милане большую композицию. В сентябре делает 17 витражей и шпалеру для церкви в Оденкуре. Во время приступа ишиаса находится в Шеврёзе.
- 1952 В феврале женится на Наде Ходасевич, двоюродной сестре поэта, с 1924 года бывшей слушательницей его Академии, а затем его ассистенткой. Поселяется в квартале Гро-Тийоль в Жиф-сюр-Иветт. В апреле — выставка и лекция в Кунстхалле в Берне; другие выставки: Музей Антриб; галереи Бери и Луи Каре, Париж; галерея Сиднея Жаниса, Нью-Йорк. Участвует в 26-й Биеннале в Венеции. Панно для большого зала заседаний здания ООН в Нью-Йорке. Декорации и костюмы для балета в постановке Жаннины Шара в Амбуазе.
- 1953 Передвижная выставка в Японии, выставки в Галерее современного искусства, Нью-Йорк, в Институте искусств, Чикаго, и в Сан-Франциско; выставка цветных скульптур в галерее Луи Каре. Лекция «Современная живопись» в Брюсселе. Иллюстрации к стихотворению Элюара «Свобода».
- 1954 Мозаика и витражи для Каракасского университета, заказанные Раулем Виллануэва; витраж в Каракасе для Инносенте Паласиоса; витражи для церкви в Курфевре; подготовительные этюды для Мемориальной больницы в Сен-Ло, открытой в 1956 году. Выставляет картины «Загородная прогулка» и «Большой парад» в Доме французской мысли; выставка в галерее Каре.
- 1955 Первые эскизы к «Сталинградской битве». Поездка в Чехословакию на Спартакиаду. Настенная роспись здания объединения «Газ-де-Франс» в Альфортвилле. Получает Гран при на Биеннале искусства в Сан-Паулу. Ретроспективная выставка в Лионском музее. Умирает 17 августа в городке Жиф-сюр-Иветт в Иль-де-Франс. Похоронен на местном кладбище. Памятная выставка в честь Фернана Леже в Галерее Моэта.
Произведения
- «Обнажённые в лесу», 1909—1910, Государственный музей Крёллер-Мюллер, Оттерло;
- «Дама в голубом», 1912, Публичное художественное собрание, Базель
- «Город», 1919, Музей искусств, Филадельфия;
- «Джоконда и ключи», 1930, Музей Леже, Биот
- «Строители», 1951, Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Москва
- мозаики и витражи церквей в Асси (1949) и Оденкуре (1951), университета в Каракасе (1954), в панно для здания ООН в Нью-Йорке (1952).
Кроме того, по эскизам Леже уже после смерти художника был оформлен музей его имени в Биот (1956—1960), выполнены мозаики в Молодёжном центре в Корбей-Эсон (1965—1966), витражи в Институте Мориса Тореза в Париже (1966) и Доме кино в Москве (1968).
Сочинения
- Fonctions de la peinture, P., 1970.
Напишите отзыв о статье "Леже, Фернан"
Примечания
- ↑ [www.theneeds.com/read/n5605291/fernand-legers-grand-tournesol-le-fleur-pollychrome-artdaily Сходный образец, но не оригинал, а воспроизведённая в 2000 году и отлитая в Италии по модели Фернана Леже скульптура] (англ.) была продана в ноябре 2014 на аукционе в Далласе, (штат Техас, США) за $300 000.
Литература
- Сагалович М. В. По следам Фернана Леже. — М.: Советский художник, 1983. — 352 с. — (Рассказы о художниках).
- «Фернан Леже», автор Гастон Диль, Отпечатано в Венгрии, 1985 год, типография «Кошут»
- Жадова Л. А. Фернан Леже. — М.: Искусство, 1970. — 144 с.
- Descargues P., Fernand Léger, P., 1955;
- Hoinmage a Fernand Léger, P., 1971.
Ссылки
|
Фернан Леже в Викицитатнике? |
|---|
Отрывок, характеризующий Леже, Фернан
На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.
В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
Категории:
- Родившиеся 4 февраля
- Родившиеся в 1881 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Аржантане
- Умершие 17 августа
- Умершие в 1955 году
- Умершие в департаменте Эсон
- Художники по алфавиту
- Художники Франции XX века
- Мастера натюрморта Франции
- Персоналии:Кубизм
- Художники-абстракционисты Франции
- Участники Первой мировой войны
- Коммунисты Франции
