Лезгинский музыкально-драматический театр имени С. Стальского
| Государственное бюджетное учреждение «Государственный лезгинский музыкально-драматический театр им. С. Стальского» | |
| Прежние названия |
Ахтынский драматический кружок (1905-1920), |
|---|---|
| Основан |
1905 |
| Здание театра | |
| Местоположение |
Дербент, ул. Буйнакского д. 51а, 368600 |
| Руководство | |
| Директор |
Мусаев Алибег Шидибегович |
| Ссылки | |
|
[www.лезгитеатр.рф гитеатр.рф] | |
Содержание
История
Первые годы театра
Лезгинский театр возник в с. Ахты в 1905 году из любительского драмкружка, основанного Идрисем Шамхаловым совместно с самодеятельными артистами Гасаном Кисриевым, Халилом Гусейновым, Бабаханом Бабахановым, Ашурбеком Ашуралиевым, Маликом Ганиевым, Магомедом Эфендиевым, Магомедмирзе и Гаджимурадом Эюбовыми[1]. Первый спектакль был подготовлен и продемонстрирован только для мужчин в доме А. Ашуралиева. После этого решили продемонстрировать спектакль и перед женщинами, однако местное мусульманское духовенство воспротивилось и спектакль был сорван. Площадку для выступлений предоставила администрация в Ахтынской крепости. Таким образом, первое публичное выступление драмкружка состоялось в крепости. Одним из первых спектаклей был «Буржали». В основу спектакля легла инсценировка лезгинского фольклора. Спектакль имел огромный успех у населения. Афиша спектакля возвещала о том, что режиссёром спектакля был Идрис Шамхалов, художником — Нух Аскаров. Места в зрительном зале заняли офицеры крепости, окружное начальство, солдаты и жители Ахтов.
Ахтынский и Суруханский театры
Члены драмкружка были рабочими, работавшими на отходных нефтепромыслах в Баку и других городах Бакинской губернии. Творческая деятельность драмкружка была продолжена в пригороде Баку, Сурухане. Спектакли стали проводиться регулярно в осенне-зимнее время. В суруханском театре ставились спектакли преимущественно на азербайджанском языке, и основанные на пьесах азербайджанских драматургов. В отличие от ахтынского театра, сураханский был разнородным по составу. В нём участвовали и женщины, а также, представители других лезгинских районов. В итоге вышло, что театр действовал в Ахтах весной и летом, а осенью и зимой в Сурухане. В Ахтах спектакли игрались на открытой площадке, а при ненастной погоде в доме Ашуралиева или в старой гостинице. В Сурахане же спектакли шли в «Народном Доме» (Дом культуры им. С. Орджоникидзе). Летом 1908 года в Ахтах был поставлен спектакль «Старая Турция», посвящённый турецкой буржуазной революции, приведшей к власти младотурок. Однако, комендант Ахтынской крепости запретил пьесу к показу. Власти разрешили пьесу к показу в селе. Были расклеены афиши, распроданы афиши, но спектакль был прерван полицией, задержавшей на 10 дней режиссёра Идриса Шамхалова.
Жизнь театра в советские годы и в наши дни
После установления Советской власти деятельность Ахтынского драматического кружка не прерывалась. Весной 1918 года были представлены новые спектакли и оперы. В 1920 году театр перешёл в ведение Отдела народного образования и стал называться Ахтынским советским театром. Театр имел дирекцию, постоянную труппу, печать и штамп. Спектакли ставились регулярно под открытым небом и собирали много зрителей. В первые годы Советской власти театр получил значительную поддержку от государства. Улучшилось материальное положение артистов. В 1927 году благодаря неустанной поддержке председателя Самурского окружного исполкома Гаджимета Сафаралиева на месте старого кладбища на Кузайской стороне селения Ахты было выстроено здание театра с зрительным залом на 500 мест. Руководителем Ахтынского советского театра был назначен М. Эфендиев, художественным руководителем М. Ганиев, режиссёрами И. Шамхалов и С. Агабалаев. Сорежиссёрами становились многие исполнители. Дагестанский обком ВКП(б) и правительство ДАССР в начале 1935 года приняло решение о создании в республике Национального ансамбля песни и танца аварского, лакского и лезгинского театров, чтобы поднять статус Ахтынского советского театра до уровня Государственного лезгинского драматического театра, продолжавшего функционировать в селении Ахты.[2] В 1935 году театр получил название Государственный лезгинский драматический театр. В 1938 году театру присвоено имя народного поэта Дагестана Сулеймана Стальского. В 1949 году театр был переведён в город Дербент. В 1955 труппа пополнилась выпускниками ГИТИСа. Театр — участник Дагестанской декады в Москве (1960). С 1988 года художественным руководителем театра является Эседуллах Наврузбеков — режиссёр, драматург, театровед. Был награждён премией «Золотая пальма» международной ассоциации «Партнерство ради прогресса» (Париж, 1998). В 1997 году театр получил нынешнее название — Лезгинский Государственный музыкально-драматический театр имени С. Стальского.[3]
Напишите отзыв о статье "Лезгинский музыкально-драматический театр имени С. Стальского"
Примечания
- ↑ [akhty.ru/novosti/news_post/yubiley-lezginskogo-teatra Юбилей Лезгинского театра.]. akhty.ru. Проверено 30 октября 2015.
- ↑ [www.yaran-suvar.ucoz.ru/news/shamkhalov_idris_1877_1944_sozdatel_pervogo_lezginskogo_teatra/2011-07-01-309 Шамхалов Идрис (1877—1944) — создатель первого лезгинского театра]
- ↑ [www.kino-teatr.ru/teatr/423 Театры России — Лезгинский музыкально-драматический театр]
Ссылки
- [www.xn--80affbihr0cpc.xn--p1ai/ Официальный сайт Государственного лезгинского музыкально-драматического театра имени Сулеймана Стальского.]
- [www.odnoselchane.ru/?sect=107&page=article&id=2768&com=articles Лезгинский театр]
- [www.lib7.com/kavkaz/1135-kyltyrta-lezginu.html Культура лезгин]
|
Это заготовка статьи о дагестанской культуре. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Лезгинский музыкально-драматический театр имени С. Стальского
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
