Австралийская лейбористская партия

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Лейбористская партия Австралии»)
Перейти к: навигация, поиск
Австралийская лейбористская партия
Australian Labor Party
Лидер:

Билл Шортен

Дата основания:

8 мая 1901

Штаб-квартира:

Канберра

Идеология:

Социал-либерализм, социал-демократия

Интернационал:

Прогрессивный альянс

Количество членов:

около 50 тыс.

Персоналии:

члены партии в категории (27 чел.)

Сайт:

[www.alp.org.au Australian Labor Party]

К:Политические партии, основанные в 1901 году


Австралийская лейбористская партия (АЛП) (англ. Australian Labor Party) — старейшая австралийская политическая партия, левоцентристского толка. Её истоки лежат в австралийском профсоюзном движении, с которым она поддерживает тесные связи.

В партии существует индивидуальное и коллективное членство (аффилированные профсоюзы, которые совместно определяют политику партии, выбирают руководящие органы и определяют кандидатов на государственные посты). Большинство профсоюзов аффилированы с АЛП, и их членские взносы составляют значительную часть финансов партии. В партии также имеется около 50 тыс. индивидуальных членов.

Лидера партии избирают парламентарии, входящие в лейбористскую фракцию.

Партия является участником Прогрессивного альянса и бывшим членом Социалистического Интернационала.





История

Создание и первые успехи

АЛП была создана ещё до аналогичных лейбористских партий в Великобритании и Новой Зеландии.

Начиная с 1892 года, когда у подножия «древа познания» был зачитан «Манифест Квинслендской лейбористской партии», в отдельных штатах Австралии (Новый Южный Уэльс, Квинсленд, Виктория) распространялось лейбористское движение.

В 1899 году в Квинсленде лейбористы впервые в мире сформировали местное правительство меньшинства, но оно просуществовало только неделю.

С образованием в 1901 году Австралийского союза лейбористы штатов вошли в парламент страны и учредили общенациональную партию. В принятой тогда программе демократические и прогрессистские требования (введение всеобщего избирательного права и пенсий по старости, обязательный арбитраж при трудовых спорах, отмена призыва и создание армии на добровольной основе) сочетались с расистским положением о политике «белой Австралии» (направленным против иммиграции в страну лиц азиатского происхождения), которое было отброшено только в 1960-х гг.

Уже тремя годами позже, в 1904 году, лидер партии Крис Уотсон стал премьер-министром и сформировал первый в Содружестве лейбористский кабинет. На протяжении следующего десятилетия АЛП трижды формировала правительство: в 1904, 1908, 1910—1913 и 1914—1915 гг., однако затем до 1941 года приходила к власти только в 1929—1931 годах, а всё остальное время правили кабинеты либералов и Аграрной партии.

Расколы

В партии произошло несколько расколов. Так, во время Первой мировой войны партию покинул её лидер и премьер-министр Билли Хьюз — яростный сторонник тотальной войны, создавший собственную Национальную лейбористскую партию, объединившуюся затем с Либеральной партией Австралии, став Националистической партией.

В 1920 году ряд левых лейбористов вышел из неё, образовав Коммунистическую партию Австралии (в 1921—1922 годах вся Лейбористская партия и связанные с ней профсоюзы под влиянием революции 1917 года в России переместилась на более левые позиции, провозгласив своей целью «социализацию промышленности, производства, распределения и торговли»).

В 1931 году часть правого крыла во главе с премьер-министром Тасмании Джозефом Лайонсом образовало консервативную Партию единой Австралии, находившуюся у власти в 1931—1941 годах. В 1955 году от АЛП отделился ещё один правоконсервативный откол — Австралийская лейбористская партия (антикоммунистическая), принявшая затем наименование Демократическая лейбористская партия (ДЛП). Идейным вдохновителем ДЛП выступал католический активист Боб Сантамария[1], федеральным президентом партии являлся бывший депутат палаты представителей от АЛП Роберт Джошуа[2].

1940-е годы: лейбористы при власти

Во время Второй мировой войны лейбористское правительство под началом Джона Кёртина (1941—1945) отправило австралийские войска на Тихоокеанский театр военных действий, заложив основы будущего альянса АНЗЮС с США.

После смерти Кёртина Бен Чифли, возглавлявший правительство в 1945—1949 годах, под давлением левого крыла АЛП, особенно профсоюзов, пытался реализовывать политику демократического социализма посредством национализации ряда важных отраслей промышленности и развития государственного сектора экономики. В 1945 году была национализирована часть железнодорожного и воздушного транспорта, однако огосударствление банковской сферы было отменено Верховным судом Австралии в 1947 году. Были осуществлены реформы в сфере социального обеспечения и высшего образования, гарантирована 40-часовая рабочая неделя, внедрены льготы для шахтёров. Одновременно АЛП пыталась ограничить право на забастовку и подавляла стачки силовым путём.

1949—1972: в оппозиции

Уступив коалиции Либеральной и Национальной партий во главе с Робертом Мензисом, в 1949—1972 годах АЛП находилась в оппозиции, потеряв к 1960-м годам даже региональное влияние в штатах. В начале правления Мензиса лейбористы поддержали его законопроект о запрете компартии, но провалили референдум по внесению изменений (включая антикоммунистические) в конституцию Австралии.

В 1957 году на 22-й федеральной конференции партии в её программе целью была провозглашена «демократическая социализация промышленности, производства, распределения и обмена в той степени, которая необходима для ликвидации эксплуатации и других антисоциальных явлений»; кроме того, во время пребывания в оппозиции лейбористы много внимания уделяли разработке программ экономического планирования.

Кабинет Гофа Уитлэма

Вернувшись к власти при премьерстве Гофа Уитлэма (1972—1975), партия добилась ряда политических и экономических реформ — отмены смертной казни и всеобщей воинской обязанности, предоставления всеобщего медицинского обслуживания, введения бесплатного обучения в ВУЗах, повышения стипендий, увеличения государственных затрат на нужды начального и среднего образования, сокращения тарифов. Были отменены некоторые расовые законы, а аборигены получили от государства субсидии. Австралия прекратила участие во Вьетнамской войне, а также нормализовала отношения с КНР, куда стала поставляться австралийская пшеница.

Социально ориентированный политический курс лейбористов вызвал негативную реакцию крупного капитала, и, несмотря на победу на выборах в 1974 году, в 1975 году в ходе политического кризиса[en], вызванного противодействием оппозиции в парламенте страны, генерал-губернатор Австралии Джон Керр распустил правительство Уитлема и назначил новые парламентские выборы, на которых победили правоцентристские партии.

Неолиберальный поворот

Несмотря на то, что в 1981 году 34-я конференция АЛП определяла партию как «демократическую социалистическую», когда в 1983 году лейбористы вновь смогли сформировать однопартийный кабинет, он уже стоял на позициях экономического либерализма. В условиях нарастания кризисных явлений в экономике, дефицита бюджета и растущего внешнего долга премьер Боб Хоук и его внутрипартийный конкурент, министр финансов Пол Китинг, повели политику «жёсткой экономии», приватизации, отмены тарифной системы для приватизированных государственных отраслей промышленного сектора, прекращения субсидирования убыточных отраслей промышленности, урезания расходов на социальные нужды, допуска иностранных банков на территорию страны.

Хотя Боб Хоук привёл лейбористов к сравнительно лёгким победам на выборах 1984 и 1987 годов и добился некоторых успехов (в кампании против СПИДа, в открытых диалогах между коренным населением и правительством, в вопросах экологии), ни одно из лейбористских правительств не подвергалось такой критике со стороны однопартийцев, как его. По основным вопросам социально-экономической политики развернулась острая борьба между правым и левым крылом партии, достигшая пика на 36—38-й конференциях АЛП в 1984—1988 годах.

В 1991 году новым лидером партии и премьер-министром стал Пол Китинг, победивший Хоука на внутрипартийных выборах.

Современное состояние

У партии всегда имелись левое и правое крылья, но с 1970-х они оформились в официальные фракции. Крупнейшими из них являются:

  • «Labor Unity» (правая) — поддерживает принципы свободного рынка и союз с США, менее чувствительна к социальным вопросам;
  • «Socialist Left» (левая) — выступает за увеличение государственного вмешательства в экономику и против союза с США, активно поднимает темы прав женщин и аборигенов. Джулия Гиллард, хоть формально и входила в умеренное крыло этой фракции («левая Фергюсона»), на практике проводила социал-либеральную политику.

Начиная с 1980-х годов, Лейбористская партия сближается по своим взглядам с либерально-национальной коалицией, так что различия между ними заключаются практически в незначительных нюансах.

Специфика подхода Лейбористской партии:

  • поддержка государственного вмешательства в экономику и общественную жизнь. Государство должно обеспечить базовые доходы и «достойный уровень жизни» для всех членов общества, качественное и доступное жильё, образование и здравоохранение.
  • поддержка принципов свободного рынка, снижения торговых барьеров, дерегулирования промышленности. При этом лейбористы обещают смягчать последствия этих мер для простых людей и осуществлять их более медленными темпами.
  • поддержка более высоких уровней иммиграции.
  • защита прав аборигенов и дополнительных прав сексуальных меньшинств, права на аборт и эвтаназию.
  • критика некоторых аспектов отношений Австралии с США и Великобританией. При этом партия официально поддерживает сохранение тесного альянса с США. Лейбористы выступили против вторжения США в Ирак (2003), но поддержали вторжение в Афганистан (2001).
  • поддержка более тесной интеграции со странами Азии.

Лидеры Лейбористской партии

Эта статья является частью темы
Политика и правительство Австралии

ПорталПроект


просмотробсуждениеправить

Напишите отзыв о статье "Австралийская лейбористская партия"

Примечания

  1. [rufabula.com/articles/2015/08/14/australian-catholic-bob Австралийский католик Боб]
  2. [adb.anu.edu.au/biography/joshua-robert-10647 Joshua, Robert (1906—1970)]

Ссылки

  • [www.alp.org.au/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Австралийская лейбористская партия

– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…