Лейвер, Род

Род Лейвер
Место проживания	Карлсбад, Калифорния, США
Место рождения	Рокхэмптон, Австралия
Рост	173 см
Вес	68 кг
Начало карьеры	1962 (pro)
Рабочая рука	левая
Призовые, долл.	1 564 213
Одиночный разряд
Матчей в/п	392—99 (ATP)
Титулов	184 (39 ATP)
Наивысшая позиция	3 (9 августа 1974)
Турниры серии Большого шлема
Австралия	победа (1960, 1962, 1969)
Франция	победа (1962, 1969)
Уимблдон	победа (1961, 1962, 1968, 1969)
США	победа (1962, 1969)
Парный разряд
Матчей в/п	230—77 (ATP)
Титулов	27 (ATP)
Наивысшая позиция	11
Турниры серии Большого шлема
Австралия	победа (1959—1961, 1969)
Франция	победа (1961)
Уимблдон	победа (1971)
США	финал (1960, 1970, 1973)
Завершил выступления

Ро́дни Джордж (Род) Ле́йвер (англ. Rodney George "Rod" Laver; род. 9 августа 1938, Рокхэмптон, Квинсленд) — австралийский теннисист.

• 11-кратный победитель турниров Большого шлема в одиночном разряде, двукратный обладатель «Большого шлема» (в 1962 году как любитель и в 1969 году как профессионал) и единственный теннисист-мужчина, которому удалось завоевать Большой шлем с начала открытой эры.
• Обладатель профессионального Большого шлема 1967 года (победы на Открытом Чемпионате США для профессионалов, Чемпионате Уэмбли и Открытом Чемпионате Франции для профессионалов); в общей сложности победитель 8 турниров профессионального Большого шлема в 1963—1967 годах.
• Девятикратный победитель турниров Большого шлема в мужском и смешанном парном разряде
• Пятикратный обладатель Кубка Дэвиса в составе сборной Австралии (1959—1962, 1973)
• Член Международного зала теннисной славы с 1981 года

Личная жизнь

Родни Лейвер вырос на скотоводческом ранчо в Квинсленде, принадлежавшем его отцу. Отец Рода, Рой, был из семьи, в которой все увлекались теннисом, а мать, Мельба Роффи, даже участвовала в турнирах. Родни родился маленьким и болезненным, но окреп за годы, проведенные на ранчо. Он рано бросил школу, сосредоточившись на занятиях теннисом.

В 1966 году Лейвер женился на Мери Бенсен, с которой познакомился за два года до этого. Их первый ребёнок родился в конце 1969 года.

В 1998 году Лейвер пережил обширный инсульт и едва не умер. Он провёл в больнице семь недель, заново учась ходить и говорить, но он сумел вернуться к нормальной жизни и продолжал играть с друзьями в теннис и гольф. Он проживает в Карлсбаде (штат Калифорния).

Спортивная карьера

Любительская карьера

На принадлежавших семье Лейверов кортах проводились теннисные соревнования местного уровня, в том числе юниорский чемпионат Центрального Квинсленда, в одном из финалов которого 13-летний Род Лейвер встретился со старшим братом Бобом. Во время пребывания в спортивном лагере, организованном одной из австралийских газет, Род обратил на себя внимание Гарри Хопмана, знаменитого тренера и капитана сборной Австралии по теннису. Хопман дал ему ироничное прозвище «Ракета» — на самом деле Род не двигался быстро, но отличался редким упорством.

В семнадцать лет, в 1956 году, Лейвер дебютировал в турнирах Большого шлема. В чемпионате Австралии он пробился во второй круг, а в остальных турнирах проиграл уже в первом, но при этом на Уимблдонском турнире дошёл до финала соревнований среди юношей, а на чемпионате США стал победителем юношеского турнира. В начале 1957 года он добавил к своим юниорским титулам и звание чемпиона Австралии среди юношей.

В 1959 году Лейвер уже завоевал свои первые взрослые титулы на турнирах Большого шлема, выиграв чемпионат Австралии в мужском парном разряде, а Уимблдон — в смешанном парном разряде. На Уимблдонском турнире 1959 года он также дошёл до своего первого финала в одиночном разряде на турнире Большого шлема, а в Кубке Дэвиса прошёл с командой Австралии весь путь до победы. По пути в финал Кубка Дэвиса он выиграл семь из девяти своих встреч, а в финале австралийцы одержали победу несмотря на то, что сам Лейвер проиграл обе своих игры.

В 1960 году в Австралии Лейвер завоевал свой первый титул победителя турнира Большого шлема в одиночном разряде. Он также выиграл по одному турниру Большого шлема в мужских парах и миксте, а в конце года убедительно отстоял со сборной Австралии звание обладателей Кубка Дэвиса. На следующий год он четырежды побеждал в турнирах Большого шлема (в мужском одиночном разряде на Уимблдоне, в Австралии в мужских парах и на чемпионате Франции в мужском и смешанном парном разряде) и в третий раз подряд выиграл со сборной Кубок Дэвиса. В этом году на всех турнирах Большого шлема в одиночном разряде он дошёл как минимум до полуфинала, но главный успех был ещё впереди.

В 1962 году Лейвер стал вторым в истории (после Дона Баджа, сделавшего это на 24 года раньше) теннисистом, сумевшим завоевать Большой шлем в мужском одиночном разряде. Во всех четырёх финалах ему противостояли соотечественники-австралийцы, причём в трёх из четырёх — один и тот же соперник, Рой Эмерсон. Всего же за этот год Лейвер выиграл рекордное для любительского тенниса количество турниров — 21, в том числе все три наиболее престижных турнира на трудном для него грунтовом покрытии — чемпионаты Франции, Германии и Италии. На Уимблдоне за семь матчей он потерял только один сет, даже в финале отдав сопернику всего пять геймов. Доказав, что равных в любительском теннисе для него нет, он перешёл в конце года в профессионалы, подписав контракт на участие в турне на сумму в 50 тысяч фунтов стерлингов.

Профессиональная карьера

В первой половине 1963 года участие в профессиональных турне с соотечественниками, раньше перешедшими в профессионалы, давалось Лейверу с трудом. Он проиграл первые восемь матчей Лью Хоуду и 11 из первых 13 матчей — Кену Розуоллу. Однако к концу года он уже успел выиграть три профессиональных турнира и закончил сезон в качестве второй ракетки мира среди профессионалов, уступив только Розуоллу.

В следующие четыре года Лейвер господствовал в профессиональном теннисе, выиграв восемь из двенадцати титулов на турнирах «профессионального Большого шлема». В 1967 году он выиграл все три главных профессиональных турнира — чемпионаты Франции, США и Уэмбли. Следующий год стал началом Открытой эры, и Лейвер вернулся в турниры Большого шлема, дойдя до финала на «Roland Garros» и выиграв Уимблдон.

В 1969 году Лейвер первым и последним с начала Открытой эры сумел выиграть Большой шлем в мужском одиночном разряде. Он также стал единственным в истории теннисистом, сумевшим дважды выиграть Большой шлем в одиночном разряде (Маргарет Смит-Корт завоевала Большой шлем один раз в одиночном разряде и один раз в миксте). Всего же за этот год он выиграл 17 турниров из 32, в которых принял участие, с общим балансом побед и поражений за сезон 106-16. После этого он ещё четыре раза выходил в финалы турниров Большого шлема (один раз в одиночном разряде и трижды в мужских парах), но выиграл только однажды. К концу 1971 года он стал первым в истории теннисистом, чьи призовые за карьеру превысили миллион долларов. В 1973 году, когда были сняты ограничения на участие профессионалов в Кубке Дэвиса, он был ещё раз включён в состав сборной Австралии и завоевал свой пятый Кубок Дэвиса, разгромив со сборной в финале в Кливленде команду США. Он также помог австралийцам трижды (в 1972, 1974 и 1975 годах) выиграть Кубок мира, представлявший собой поединок команд Австралии и США. В 1976 году он принял участие в играх профессиональной командной лиги World Team Tennis и в 38 лет был признан «лучшим новичком года».

Лейвер продолжал выступать до 1977 года, выиграв за карьеру 184 титула (47 из них в профессиональных турнирах всех уровней). Он стал первым теннисистом со времён Первой мировой войны, выигравшим Уимблдонский турнир четыре раза подряд (в 1961, 1962, 1968 и 1969 годах, с пятилетним перерывом, в течение которого его не допускали к участию как профессионала), и установил новый рекорд турнира по количеству выигранных подряд матчей — 31 (Бьорн Борг побил этот рекорд в 1980 году). По количеству выигранных в одиночном разряде турниров Большого шлема Лейвер занимает пятое место среди мужчин, после Роджера Федерера, Пита Сампраса, Роя Эмерсона и Новака Джоковича, а по сумме завоёванных на турнирах Большого шлема титулов делит пятое место. Он оставался в числе десяти лучших теннисистов мира до 1975 года, когда ему уже исполнилось 37 лет.

Стиль игры

Род Лейвер был мастером практически во всех аспектах тенниса. В лучшие дни он переигрывал любых соперников не только физически, но и тактически. Он был одним из первых теннисистов, кто стал применять топ-спин. В начале его карьеры высказывались мнения, что его вторая подача недостаточно сильна, а игра у сетки излишне рискованна и недостаточно точна. Но терпеливый труд помог ему справиться с отдельными недостатками игры.

На пике карьеры Лейвер демонстрировал отточенные выходы к сетке, разнообразие в подачах и тонкие укороченные удары. Он применял топ-спин как в ударах открытой ракеткой, так и при бэкхенде и даже при ударах свечой, породив множество подражателей в 70-е годы. Его игру отличала выносливость и способность приноровиться к любому противнику и любому покрытию, что в результате позволяло ему часто выигрывать затяжные пятисетовые поединки.

Признание заслуг

В 1970 году Лейвер был произведён в члены ордена Британской империи за заслуги перед теннисом. В 1981 году его имя было внесено в списки Международного зала теннисной славы, а четыре года спустя — в списки Зала спортивной славы Австралии. В 2000 году в честь Лейвера был назван центральный корт теннисного стадиона «Мельбурн Парк», который служит местом проведения Открытого чемпионата Австралии по теннису. В 2002 году ему был присвоен титул «Легенда австралийского спорта». В честь Рода Лейвера назван астероид (12542) Лейвер).

Участие в финалах турниров Большого шлема (32)

Одиночный разряд (17)

Победы (11)

Год	Турнир	Соперник в финале	Счёт в финале
1960	Чемпионат Австралии	Нил Фрейзер	5-7, 3-6, 6-3, 8-6, 8-6
1961	Уимблдонский турнир	Чак Мак-Кинли	6-3, 6-1, 6-4
1962	Чемпионат Австралии (2)	Рой Эмерсон	8-6, 0-6, 6-4, 6-4
1962	Чемпионат Франции	Рой Эмерсон	3-6, 2-6, 6-3, 9-7, 6-2
1962	Уимблдонский турнир (2)	Мартин Маллиган	6-2, 6-2, 6-1
1962	Чемпионат США	Рой Эмерсон	6-2, 6-4, 5-7, 6-4
1968	Уимблдонский турнир (3)	Тони Роч	6-3, 6-4, 6-2
1969	Открытый чемпионат Австралии (3)	Андрес Химено	6-3, 6-4, 7-5
1969	Открытый чемпионат Франции (2)	Кен Розуолл	6-4, 6-3, 6-4
1969	Уимблдонский турнир (4)	Джон Ньюкомб	6-4, 5-7, 6-4, 6-4
1969	Открытый чемпионат США (2)	Тони Роч	7-9, 6-1, 6-2, 6-2

Поражения (6)

Год	Турнир	Соперник в финале	Счёт в финале
1959	Уимблдонский турнир	Алекс Ольмедо	4-6, 3-6, 4-6
1960	Уимблдонский турнир (2)	Нил Фрейзер	4-6, 6-3, 7-9, 5-7
1960	Чемпионат США	Нил Фрейзер	4-6, 4-6, 7-9
1961	Чемпионат Австралии	Рой Эмерсон	6-1, 3-6, 5-7, 4-6
1961	Чемпионат США (2)	Рой Эмерсон	5-7, 3-6, 2-6
1968	Открытый чемпионат Франции	Кен Розуолл	3-6, 1-6, 6-2, 2-6

Мужской парный разряд (10)

Победы (6)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1959	Чемпионат Австралии	Боб Марк	Дон Кэнди Боб Хоу	9-7, 6-4, 6-2
1960	Чемпионат Австралии (2)	Боб Марк	Нил Фрейзер Рой Эмерсон	1-6, 6-2, 6-4, 6-4
1961	Чемпионат Австралии (3)	Боб Марк	Мартин Маллиган Рой Эмерсон	6-3, 7-5, 3-6, 9-11, 6-2
1961	Чемпионат Франции	Рой Эмерсон	Боб Марк Боб Хоу	3-6, 6-1, 6-1, 6-4
1969	Открытый чемпионат Австралии (4)	Рой Эмерсон	Кен Розуолл Фред Столл	6-4, 6-4
1971	Уимблдонский турнир	Рой Эмерсон	Деннис Ралстон Артур Эш	4-6, 9-7, 6-8, 6-4, 6-4

Поражения (4)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1959	Уимблдонский турнир	Боб Марк	Нил Фрейзер Рой Эмерсон	6-8, 3-6, 16-14, 7-9
1960	Чемпионат США	Боб Марк	Нил Фрейзер Рой Эмерсон	7-9, 2-6, 4-6
1970	Открытый чемпионат США (2)	Рой Эмерсон	Пьер Бартес Никола Пилич	3-6, 6-7, 6-4, 6-7
1973	Открытый чемпионат США (3)	Кен Розуолл	Оуэн Дэвидсон Джон Ньюкомб	5-7, 6-2, 5-7, 5-7

Смешанный парный разряд (5)

Победы (3)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1959	Уимблдонский турнир	Дарлин Хард	Мария Буэно Нил Фрейзер	6-4, 6-3
1960	Уимблдонский турнир (2)	Дарлин Хард	Мария Буэно Боб Хоу	6-4, 6-3
1961	Чемпионат Франции	Дарлин Хард	Вера Пужейова-Сукова Иржи Яворский	6-0, 2-6, 6-3

Поражения (2)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1959	Чемпионат Австралии	Ренне Шурман	Сандра Рейнольдс Боб Марк	6-4, 11-13, 1-6
1959	Чемпионат Франции	Ренне Шурман-Хейгарт	Йола Рамирес Уильям Найт	4-6, 4-6

Статистика участия в центральных турнирах за карьеру в одиночном разряде

Турнир	1956	1957	1958	1959	1960	1961	1962	1963	1964	1965	1966	1967	1968	1969	1970	1971	1972	1973	1974	1975	1976	1977	Итого
Большой шлем
(Открытый) чемпионат Австралии	2К	2К	3К	3К	П	Ф	П	Профессионал					НУ	П	НУ	3К	НУ	НУ	НУ	НУ	НУ	НУ	3 / 9
(Открытый) чемпионат Франции	1К	НУ	НУ	3К	3К	1/2	П						Ф	П	НУ	НУ	НУ	НУ	НУ	НУ	НУ	НУ	2 / 7
Уимблдонский турнир	1К	НУ	3К	Ф	Ф	П	П						П	П	4К	1/4	НУ	НУ	НУ	НУ	НУ	2К	4 / 11
(Открытый) чемпионат США	1К	НУ	4К	1/4	Ф	Ф	П						4К	П	4К	НУ	4К	3К	НУ	4К	НУ	НУ	2 / 10
Профессиональный Большой шлем
Чемпионат Франции (профессионалы)	Любитель							Ф	Ф	Ф	Ф	П	Открытая эра										1 / 5
Чемпионат Уэмбли								1/4	П	П	П	П											4 / 5
Чемпионат США (профессионалы)								Ф	П	Ф	П	П											3 / 5

Участие в финальных матчах Кубка Дэвиса (5)

Победы (5)

№	Год	Место	Команда	Соперник в финале	Счёт
1.	1959	Нью-Йорк	Австралия Р. Лейвер, Н. Фрейзер, Р. Эмерсон	США Б. Бухгольц, Б. Маккей, А. Ольмедо	3-2
2.	1960	Сидней	Австралия Р. Лейвер, Н. Фрейзер, Р. Эмерсон	Италия Н. Пьетранджели, О. Сирола	4-1
3.	1961	Мельбурн	Австралия Р. Лейвер, Н. Фрейзер, Р. Эмерсон	Италия Н. Пьетранджели, О. Сирола	5-0
4.	1962	Брисбен	Австралия Р. Лейвер, Н. Фрейзер, Р. Эмерсон	Мексика Р. Осуна, Т. Палафокс	5-0
5.	1973	Кливленд	Австралия Р. Лейвер, Д. Ньюкомб	США Э. ван Диллен, Т. Горман, С. Смит	5-0

Ссылки

• [www.atpworldtour.com/en/players/wikidata//overview Профиль на сайте ATP]  (англ.)

• [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)

• [www.tennisfame.com/hall-of-famers/rod-laver Профиль] на сайте Международного зала теннисной славы
• [www.wimbledon.org/en_GB/about/history/rod_laver.html Род Лейвер] на сайте Уимблдонского турнира  (англ.)

Отрывок, характеризующий Лейвер, Род

Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.