Лейпцигский диспут

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Реформация


Лейпцигский диспут  — одно из ключевых событий Реформации.

Несмотря на данное папе после переговоров с Мильтицем обещание, Лютеру пришлось прервать своё молчание, когда Иоганн Экк вызвал Лютерова друга Карлштадта на диспут в Лейпциге (1519). Иоганн Экк составил тезисы для диспута так, что они очевидно были направлены против Лютера, который поэтому и не счел возможным уклониться от диспута. Прения происходили в герцогском дворце, в присутствии герцога Георга Саксонского и множества народа. Сначала (с 28 июня) диспут велся между Экком и Карлштадтом о свободе воли, и только 4 июля выступил сам Лютер, начавший свою речь выражением покорности папе. Два дня спорили противники об оправдании и добрых делах, но не могли прийти к какому-либо соглашению. Тогда Экк повернул спор на вопрос о происхождении папского приматства. Лютер доказывал, что главою церкви должно и можно считать только самого Иисуса Христа и что папская власть получила освящение по решениям соборов только в XII веке. Экк опровергал это утверждение и заявил, что Лютер уподобляется осужденному Собором еретику Яну Гусу; тогда Лютер сослался на греческую церковь, не признающую папства, и выразил несколько мнений, послуживших причиной сожжения Гуса, — мнений, отрицавших божественное происхождение папской власти. Такое высказывание о Гусе было сложным шагом для Лютера, так как гуситы оставили о себе в Саксонии дурную память. Герцог Георг при упоминании этого имени покачал головой и произнес проклятие. На этих мнениях Лютер настаивал и тогда, когда Экк в пользу первенства папы привел решение Констанцского Собора; признать за соборным решением авторитетность Лютер не согласился. «Почтенный отец, сказал тогда Экк, если по вашему мнению законно собранный собор может погрешать, вы для меня язычник и мытарь». Лютер разорвал, таким образом, всякую связь с папской церковью.

Напишите отзыв о статье "Лейпцигский диспут"



Литература

Отрывок, характеризующий Лейпцигский диспут



В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…