Лейпцигский университет
Лейпцигский университет | |
Оригинальное название |
нем. Universität Leipzig |
---|---|
Международное название |
Leipzig University |
Девиз |
нем. Aus Tradition Grenzen überschreiten |
Год основания | |
Тип |
Публичный |
Расположение | |
Сайт |
[www.uni-leipzig.de -leipzig.de] |
Лейпцигский университет (нем. Universität Leipzig) — второй по старшинству университет на территории современной Германии после Гейдельбергского университета. Университеты Кёльна, Эрфурта и Вюрцбурга, которые были основаны раньше Лейпцигского, на некоторое время прерывали свою деятельность и затем открывались вновь.
В зимний семестр 2007—2008 учебного года в университете обучалось 26 978 студентов. Штат сотрудников университета составляет 8 579 человек. Лейпцигский университет — самое крупное высшее учебное заведение города.
Университет входит в ассоциацию университетов Европы Утрехтская сеть.
Содержание
История
В 1409 году в результате волнений в Карловом университете Праги, вызванных гуситским движением, примерно тысяча немецких преподавателей и студентов перебрались в Лейпциг, тогда являвшийся торговым центром Мейсенского маркграфства, и возобновили там работу факультета свободных искусств.
Город сразу предоставил факультету здание на улице Петерсштрассе. Правители Фридрих I Воинственный и Вильгельм II Богатый выделили на содержание университета 500 гульденов в год и средства на два учебных здания.
2 декабря 1409 года теолог Иоганнес Отто фон Мюнстерберг, избранный ректором университета, зачитал его устав. В 1415 году был учреждён медицинский, а в 1446 году — юридический факультеты. В 1543 году была основана университетская библиотека Альбертина.
В университете имелось 4 землячества: саксонское, мейссенское, франкское (позднее баварское) и польское. Университет имел собственные доходы с земель, дарованных курфюрстами.
В конце XIX века кроме земель университет владел участками в городе, числом до 50 и общей стоимостью 18,5 млн марок. Библиотека университета в XIX веке состояла из 438000 томов и 4000 рукописей.
В период существования ГДР Лейпцигский университет носил имя Карла Маркса.
Преподаватели
- богословы:
- юристы:
- медики:
- историки:
- экономист Вильгельм Рошер;
- философы:
- математики:
- физики:
- химики:
- астрономы:
- филологи:
- археолог Иоганнес Овербек,
- ориенталисты:
- германисты:
- Теодор Вильгельм Брауне
- романист Эберт,
- славист Август Лескиен,
- египтолог Георг Эберс;
- индогерманисты
- зоолог Лейкарт;
- ботаники:
- минералог Фердинанд Циркель,
- геолог Герман Креднер;
- географы:
Знаменитые студенты
- Аншюц, Генрих Иоганн Иммануил — немецко-австрийский актёр;
- Аккерман, Карл Густав (1820—1901) — немецкий политик;
- Аммон, Фридрих Август фон (1799—1861) — немецкий врач-офтальмолог;
- Базаров, Александр Иванович (1845—1907) — русский химик;
- Блох, Феликс (1905—1983) — швейцарский физик, Нобелевский лауреат;
- Бредиг, Георг (1868—1944) — немецкий физикохимик;
- Вагнер, Рихард (1813—1883) — немецкий композитор;
- Ганеман, Христиан Фридрих Самуэль (1755—1843) — основатель гомеопатии;
- Гелен, Арнольд (1904—1976) — немецкий философ и социолог;
- Геншер, Ганс-Дитрих (род. 1927) — немецкий государственный деятель;
- Гербер, Трауготт (1710—1743) — немецкий врач, ботаник и путешественник;
- Геровский, Георгий Юлианович (1886—1959) — карпаторусский лингвист;
- Гёте, Иоганн Вольфганг (1749—1832) — немецкий поэт;
- Глюк, Фемистокл (1853—1942) — немецкий хирург, профессор;
- Диссельдорф, Иоган Готфрид фон (1668—175) — учёный, бургомистр и бургграф Данцига
- Зиверс, Эдуард (1850—1932) — немецкий филолог;
- Зинтенис, Карл Генрих Фердинанд (1806—1867) — немецкий филолог и педагог;
- Имиш, Яромер Хендрих (1819—1897) — культуролог;
- Йёде, Фриц (1887—1970) — немецкий музыковед и педагог;
- Кестнер, Эрих (1899—1974) — немецкий писатель и сценарист;
- Клейн, Феликс (1849—1925) — немецкий математик;
- Крепелин, Эмиль (1856—1926) — немецкий психиатр;
- Лейбниц, Готфрид Вильгельм (1646—1716) — немецкий философ и математик;
- Лессинг, Готхольд Эфраим (1729—1781) — немецкий драматург;
- Либкнехт, Карл (1871—1919) — немецкий политик, один из основателей КПГ;
- Меркель, Ангела (род. 1954) — немецкий политик, федеральный канцлер Германии;
- Моммзен, Теодор (1817—1903) — немецкий историк, филолог и юрист;
- Мюнцер, Томас (1490—1525) — немецкий проповедник-реформатор;
- Ниман, Вальтер (1876—1953) — немецкий музыковед и музыкальный критик;
- Ницше, Фридрих (1844—1900) — немецкий философ;
- Новалис (1772—1801) — немецкий писатель;
- Мартин Нот (1902—1968) — библеист.
- Пришвин, Михаил Михайлович (1873—1954) — русский советский писатель;
- Пуфендорф, Самуэль фон (1632—1694) — немецкий юрист, философ и историк;
- Радищев, Александр Николаевич (1749—1802) — русский писатель, философ, поэт;
- Райхенбах, Генрих Готлиб Людвиг (1793—1879) — немецкий биолог;
- Соссюр, Фердинанд де (1857—1913) — швейцарский лингвист;
- Теллер, Эдвард (1908—2003) — американский физик;
- Шуман, Роберт (1810—1856) — немецкий композитор и пианист;
- Хайдеке, Вениамин (1763—1811) — пастор, педагог, публицист и издатель;
- Холстен, Карл Христиан Иоганн;
- Хомберг, Вильгельм (1652—1715) — немецкий естествоиспытатель;
- Юнгер, Эрнст (1895—1998) — немецкий писатель.
В нумизматике
В честь 500-летия университета в 1909 году были отчеканены монеты номиналом в 2 и 5 марок тиражами 125 и 50 тысяч соответственно. На аверсе монет изображены курфюрст Саксонии Фридрих Воинственный при котором открылся университет и король Фридрих Август III, который правил в 1909 году[2].
Напишите отзыв о статье "Лейпцигский университет"
Примечания
- ↑ Экштейн, Фридрих-Август // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Faβbender D. Grosser Deutscher Münzkatalog von 1800 bis heute. — 23. Verlag. — Battenberg: Battenberg Verlag, 2008. — P. 364. — 656 p. — ISBN 97-3-86646-019-5.
Литература
- Университет // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Gretschel, «Die Universität L.»;
- Zarnke, «Die urkundlichen Quellen zur Geschichte der Univ. L.».
Ссылки
- На Викискладе есть медиафайлы по теме Лейпцигский университет
- [www.uni-leipzig.de/welt/ru/index.html Официальный сайт (рус.)]
Отрывок, характеризующий Лейпцигский университет
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.