Leipzig (1929)
«Лейпциг» — лёгкий крейсер Кригсмарине времён Второй мировой войны. Вместе с однотипным «Нюрнбергом» представлял собой развитие крейсеров типа «К»[3].
Содержание
История создания
В боевой состав германских ВМС в течение 1920-х годов вошли четыре лёгких крейсера. Три последних, представлявших собой тип «К», являлись серьёзным успехом как в области собственных ТТХ, ставивших их на лидирующие позиции в своем классе, так и в области технологичности их постройки. В 1928 году немецкий конструктор Блешчмидт получил задание на проектирование очередного легкого крейсера для германского флота. Новый проект крейсеров получил условное обозначение «тип Е».
Конструкция
За основу проекта были взяты предшественники — крейсера типа «К». К числу наиболее существенных отличий относилось: сведение дымоходов котлов в одну трубу, расположение кормовых башен ГК в диаметральной плоскости (в отличие от расположение уступом на типе «К»)[4]. Конструкцию корпуса усилили, применили були, охватывавшие броневой пояс, и бульбообразную носовую оконечность. Пояс с наклоном 18° наружу имел толщину 50 мм в средней части, 20 мм в носу и 35 мм в корме. Толщину броневой палубы в месте стыка с нижней кромкой пояса увеличили с 20 до 25 мм, к бортам палуба закруглялась в виде дуги[3].
Служба
Предвоенные годы
Корабль под обозначением Kreuzer «E» («Ersatz Amasone» — замена крейсера «Амазоне») был заложен на Военно-морской верфи в Вильгельмсхафене 16 апреля (по другим данным, 14 апреля) 1928 года. 18 октября 1929 года (в очередную годовщину «Битвы Народов» с Наполеоном в 1815 году у Лейпцига), крейсер спустили на воду и назвали «Лейпцигом»[5].
8 октября1931 года начались испытания корабля, а 18 августа этого же года крейсер зачислили в состав Разведывательных сил флота. Первые годы службы корабль провёл в многочисленных походах, в том числе с посещением зарубежных портов, в учениях флота, проводил боевую подготовку. В июле 1934 года «Лейпциг» совместно с крейсером «Кёнигсберг» совершает визит в Портсмут — первый визит кораблей ВМС Германии в Великобританию с 1914 года. Время от времени «Лейпциг» являлся флагманским кораблём Разведывательных Сил[5].
В 1935 году, после окончания действия Версальских ограничений, на корабле монтируется авиационное оборудование. С августа по октябрь 1936 года, после ремонта в Вильгельмсхафене с марта по май и в июне 1937 года крейсер совершал походы в испанские воды, где шла Гражданская война, в которой Германия поддерживала сторонников Франко. 15 и 18 июня крейсер был атакован неизвестными подводными лодками[5].
С декабря 1938 по март 1939 года года корабль находился в ремонте на верфи «Дойче Верке» в Киле. 23 марта в составе эскадры принимает участие в присоединении к Германии Мемеля (Клайпеды). 23 августа (по другим данным, 24 августа) 1939 года «Лейпциг» приступил к блокаде польского побережья[5].
Вторая Мировая война
В начальный период войны крейсер занимался разного рода минными постановками, поиском вражеских и нейтральных судов с контрабандой в составе различных соединений надводных кораблей. Во время одной из заградительных операций 13 декабря 1939 года крейсер был торпедирован британской подводной лодкой «Salmon» и получил серьёзные повреждения.
27 февраля 1940 года «Лейпциг» исключили из списков флота, но было принято решение восстанавливать его в качестве учебного крейсера. С него сняли 4 котла, вместо них оборудовали кубрики для курсантов. Скорость хода в результате упала до 14 узлов. 1 декабря 1940 года «Лейпциг» вновь вошёл в состав флота, его приписывают к артиллерийской и торпедной школам.
В июне — июле 1941 года крейсер находился, вместе с другими боевыми кораблями Кригсмарине, в норвежских водах, а в сентябре 1941 года вошёл в состав южной группы соединения, получившего название «Балтийский флот», базирующейся в Лиепае. Целью его стало недопущение ухода советских кораблей в Швецию в случае их прорыва из Ленинграда. После расформирования соединения, в конце сентября участвовал в обстреле советских позиций на Моонзундских островах. Во время этого задания подвергся торпедной атаке, вероятнее всего, со стороны советской подводной лодки «Щ-319» капитан-лейтенанта Н. С. Агашина. В октябре корабль возвращается к выполнению обязанностей учебного крейсера[5].
4 марта 1943 года «Лейпциг» исключили из списков флота со спуском военно-морского флага. 1 августа этого же года вновь вошёл в строй как учебный корабль для рулевых и штурманов. 15 октября 1944 года тяжело повреждён в результате столкновения с тяжёлым крейсером «Принц Ойген», после чего исключён из списков флота и превращён в несамоходный учебный корабль.
В марте 1945 года крейсер обстреливал наступавшие советские войска, 25 марта «Лейпциг» ушёл с рейда Хела на запад, увозя с собой около 500 беженцев и раненых. Переход проходил на дизелях с небольшой скоростью. Несмотря на угрозу со стороны советской авиации и подводных лодок, «Лейпциг» благополучно добрался до района севернее Фленсбурга[5].
После капитуляции Германии некоторое время служил в качестве плавучей казармы в Вильгельмсхафене. 11 июля 1946 года «Лейпциг» был затоплен в точке с координатами 57°53’N/06°13’E. На борту корабля находилась часть запасов газового оружия Вермахта (по другим данным, «Лейпциг» был затоплен 20 июля и без химического оружия)[5].
Напишите отзыв о статье "Leipzig (1929)"
Примечания
- ↑ На момент ввода в строй.
- ↑ Все данные приведены по состоянию на сентябрь 1939 г.
- ↑ 1 2 Патянин С. В. Часть 1 // Корабли Второй мировой войны. ВМС Германии.. — «Моделист-Конструктор». — («Морская Коллекция», № 8, 2005)
- ↑ С. Б. Трубицын С. Б. Лёгкие крейсера Германии (1921—1945 гг.) Часть II: «Лейпциг» и «Нюрнберг»
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 С. Б. Трубицын С. Б. Лёгкие крейсера Германии (1921—1945 гг.) Часть II: «Лейпциг» и «Нюрнберг»
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Leipzig (1929)
[www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Nem_LKr/04.htm Лёгкий крейсер «Лейпциг»]
Литература
- С. Б. Трубицын С. Б. Лёгкие крейсера Германии (1921—1945 гг.) Часть II: «Лейпциг» и «Нюрнберг»
- Патянин С. В. Дашьян А. В. и др. Крейсера Второй мировой. Охотники и защитники — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2007.
- Патянин С. В. Часть 1 // Корабли Второй мировой войны. ВМС Германии. — «Моделист-Конструктор». — («Морская Коллекция», № 8, 2005).
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Leipzig (1929)
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
