Лейтенант Тарасов

Лейтенант Тарасов
Борис Галкин в роли гвардии лейтенанта Тарасова
Первое появление	«В зоне особого внимания» (1977)
Последнее появление	«Ответный ход» (1981)
Создатель	Андрей Малюков
Исполнение	Борис Галкин
Информация
Настоящее имя	Виктор Павлович Тарасов
Пол	мужской
Гражданство	СССР СССР
Национальность	русский
Род занятий	командир разведвзвода ВДВ

Гвардии лейтенант Виктор Павлович Тарасов — главный герой кинофильмов «В зоне особого внимания» и «Ответный ход» в исполнении Бориса Галкина.

Создание персонажа и реальный прототип

Усиление милитаристских настроений привело к тому, что на ответственный пост центрального персонажа в армейских фильмах, вместо молодого солдата заступил кадровый офицер. Персонаж Тарасова был создан военным журналистом Евгением Месяцевым на основе реального случая, когда во время учений прапорщик и офицер с двумя солдатами обезвредили банду бежавших из колонии рецидивистов. Месяцев, проведя собственное журналистское расследование, написал об этом сначала репортаж, а затем и киносценарий. Позже, благодаря режиссёрской работе Андрея Малюкова и актёрской игре Бориса Галкина персонаж был воплощён на экране.

Однако Галкин был не первым кандидатом на роль. Изначально на роль Тарасова претендовало около тридцати человек, но Сергей Бондарчук, помогавший при создании фильма, после просмотра кинопроб утвердил его кандидатуру, сказав: «Конечно, Галкин». Готовясь к роли Тарасова, Галкин оттачивал свои навыки единоборств в спортзале «Фрунзенец» на Садовой-Триумфальной в группах под руководством А. Костенко и А. Иншакова. В ходе съёмок Борис Галкин сам выполнял все сложные и острые эпизоды, кроме затяжного прыжка с парашютом — трюка, требовавшего квалификации спортсмена-парашютиста.

Конфликт двух сильных личностей

Сложность, которая встала перед создателями ленты, на тот момент дебютантами — режиссёром и сценаристом, заключалась в том, что зритель заранее знал, что на экране перед ним разворачивается не настоящее сражение, а игра. Масштабная, разворачивающаяся по всем правилам военных действий, максимально приближённая к боевым условиям, но — игра. Сложным представлялось втянуть в эту игру зрителя, создать атмосферу серьёзности происходящего, так как до этого фильма советские, как и, впрочем, зарубежные режиссёры не пытались строить сюжеты приключенческих фильмов на основе войсковых учений — учениям не хватало остроты сюжета. Здесь в первую очередь необходимо было знание материала — А. Малюкову помогал собственный армейский опыт, кроме того, участие в работе над другой военной картиной — «Освобождение» — также сыграло свою роль. Нужны были и такие драматургические ходы, которые бы позволяли специфику военной игры рассматривать сквозь призму обычных человеческих отношений.

Сам по себе этот ход — двух главных героев, лейтенанта и прапорщика из южной группы, сразу поставить в конфликтную ситуацию друг к другу — возможно, даже в чём-то элементарен, но именно он обеспечивает действию остроту, дополнительную энергию. Назначив молодого лейтенанта Тарасова командиром взвода, начальник штаба тем самым «убивал двух зайцев»: рассчитывал на инициативу, целеустремлённость, честолюбие Тарасова и подстраховывал его — на всякий случай — огромным воинским и житейским опытом другого ключевого персонажа — прапорщика Волентира. Командирский дебют Тарасова и сто первый разведвыход Волентира должны были — каждый со своими преимуществами — соединиться в одну целенаправленную силу. Однако дело тут не в одной ситуации — в самом типе, новом характере выходящего на арену действий героя. Драматургия фильма на другом материале поддерживает, продолжает тенденцию, которая уже заявила о себе в некоторых сценариях и фильмах 1970-х, — тяготение к сильной личности, всё берущей на себя, за всё отвечающей собственной головой.

Характеристика персонажа

Как отмечает российский кинокритик, заслуженный работник культуры РСФСР Нина Игнатьева в своей статье «Право на фильм», есть в этом герое хватка, сокрушительный напор, неуёмная энергия, особая уверенность, с самоуверенностью граничащая, целенаправленный ум, хладнокровие, трезвость расчёта. Чем хорош такой герой и чем плох, в чём его привлекательность, а чем он настораживает, насколько закономерно его появление, — Игнатьева считает что на эти вопросы лучше отвечать не «вообще», а обращаясь к конкретному художественному опыту, к конкретному характеру, раскрывающемуся в определенных обстоятельствах. Тарасов из числа тех людей, которые стараются быть в авангарде, громко и без обиняков стремятся заявить о себе, о своих качествах. И раз уж качества эти направлены на нужное дело, устремлены на достижение общей цели, если желание идти впереди сочетается ещё и с умением вести за собой — это определённо на пользу.

Лейтенант Тарасов в исполнении Галкина — по мнению Игнатьевой — обаятельный, ловкий, смелый и выносливый. По словам обозревателя газеты «Аргументы и факты» Андрея Колобаева, в конце 1970-х и середине 1980-х годов после роли доблестного десантника в крутых боевиках «В зоне особого внимания» и «Ответном ходе» имя артиста Бориса Галкина гремело на всю страну, для многих он стал идеалом настоящего мужчины. Согласно корреспонденту «Вечерней Москвы» Андрею Кравченко, сыгранный Галкиным командир разведывательно-диверсионной группы Тарасов стал не только образцом для киноподражания, но и «визитной карточкой» актёра. Обозреватель газеты «Москвичка» Мария Посохова отмечает по этому поводу, что сыгранная тридцать с лишним лет назад роль десантника, лейтенанта Виктора Тарасова словно бы отпечаталась на нём. Киновед, член Союза кинематографистов России Денис Горелов считает, что выбор на роль командира группы гвардии лейтенанта Тарасова «компактного» самбиста-каратиста, актёра Театра на Таганке Бориса Галкина был попаданием в яблочко: «Попрыгучий мячик-лейтенант пританцовывал, бесился, валял дурака и отлично выглядел в тельняшке с автоматом-складнем через шею коромыслом».

Член Союза писателей России, полковник запаса Борис Карпов уверен, что главный герой картины, десантный лейтенант Тарасов здорово полюбился военному зрителю по причине своего задора, напористости, бескомпромиссности, отваги, то есть всего набора качеств офицера-романтика, присягнувшего на верность Родине, готового выполнить любой боевой приказ. Прапорщика Волентира и лейтенанта Тарасова он называет просто: «Бравыми десантниками».

Значение в военно-патриотическом воспитании

После выхода фильма «В зоне особого внимания» в прокат, конкурс в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище вырос фактически в десять раз, — до двадцати человек на место, — в первую очередь, благодаря блестяще сыгранной Борисом Галкиным роли лейтенанта Тарасова. Старший редактор газеты «Красная звезда» Константин Ращепкин отмечает то обстоятельство, что мастерски владеющий приёмами рукопашного боя и ловко побеждающий на учениях со своей разведгруппой целые роты мотострелков, кинематографический лейтенант Тарасов буквально «звал» в РВВДКУ тысячи отважных мальчишек. Поступить, однако, удавалось немногим. И лишь единицам удавалось попасть по распределению в разведывательные подразделения ВДВ. «Кто из пацанов в те годы не хотел быть похожим на лейтенанта Тарасова?», — соглашается с ним другой корреспондент «Красной звезды» Юрий Бородин.

По мнению обозревателя газеты «Гудок» Светланы Пшеничновой, мальчишки тысячами шли в военные училища с именем лейтенанта Тарасова на устах, потому что это был надёжный парень, мастер своего дела, настоящий мужик. Корреспондент ИА REGNUM и помощник командующего КСПМ СНГ по информационному обеспечению полковник А. Диордиев подтверждает, что в конце 1970-х — начале 1980-х годов, лейтенант Тарасов и крутой десантный боевик «В зоне особого внимания» многим парням судьбу сделали.

После успеха обоих фильмов актёр Борис Галкин встречался с командующим ВДВ генералом Подколзиным. По словам актёра, генерал сам тогда положил голову ему на плечо и сказал: «Сынок, если бы ты знал, что ты для нас сделал!..». «Куда подевались те ловкие, удачливые десантники из фильма „В зоне особого внимания“»? — вопрошал с ностальгией обозреватель журнала «Коммунист Вооружённых сил» майор Игорь Плугатарёв, повествующий в начале 1990-х годов о пришедших им на смену героях перестроечных фильмов про армию, где на первое место вышли темы неуставных отношений и дедовщины, а не чувство долга и решимость во что бы то ни стало выполнить боевую задачу.

Во время пребывания Бориса Галкина в Пскове в июле 2011 года к нему подошла делегация из Союза десантников Пскова во главе с генерал-майором в отставке Юрием Соседовым. Любимому артисту они вручили подарки, благодарили за роль капитана Тарасова. «Ведь я, как и многие мои товарищи, стал офицером-десантником, посмотрев фильм „В зоне особого внимания“», — заметил один из мужчин. Виктор Бабенко, депутат Областной думы Законодательного собрания Свердловской области, председатель правления Свердловской областной организации Российского Союза ветеранов Афганистана вспоминает о времени выхода первого фильма дилогии: «Нам лет по шестнадцать было, смотрели фильм по пять-десять раз и рвались в десантуру!». О встрече ветеранов войны в Афганистане с Борисом Галкиным в 2010 году Бабенко пишет, что это уже был не тот молодой лейтенант Тарасов, да и ветераны боевых действий — тоже уже не мальчишки, но всё равно принимали его на ура, как командира. Несмотря на то, что фильмы «Ответный ход» и «В зоне особого внимания» были сняты более тридцати лет назад, молодые парни до сих пор под впечатлением от созданных Галкиным образов делают свой жизненный выбор и ставят во главу угла служение России.

См. также

• В зоне особого внимания
• Ответный ход
• Прапорщик Волентир

Ссылки

• Карпов Б. В. Борис Галкин: „Наша позиция — служить Отечеству“ // Военные знания : Журнал. — М.: Изд-во РОСТО, 2002. — С. 1921.

Отрывок, характеризующий Лейтенант Тарасов

– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?