Лекич, Данило

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Данило Лекич
серб. Данило Лекић / Danilo Lekić

Данило Лекич в июне 1943 года
Прозвище

Испанец (серб. Шпанац)

Дата рождения

13 июня 1913(1913-06-13)

Место рождения

Крале, Королевство Черногория

Дата смерти

3 октября 1986(1986-10-03) (73 года)

Место смерти

Белград, СФРЮ

Принадлежность

//Югославия Югославия
Вторая Испанская Республика Вторая Испанская Республика

Род войск

сухопутные войска

Годы службы

19371939, 19411957

Звание

генерал-полковник

Командовал

15-я интербригада (политрук)
Части НОАЮ:

Сражения/войны

Гражданская война в Испании
Народно-освободительная война Югославии

Награды и премии
В отставке

посол СФРЮ в Бразилии, посол СФРЮ в Египте, представитель СФРЮ в ООН

Данило Благоевич Лекич (серб. Данило Благоја Лекић / Danilo Blagoja Lekić; 13 июня 1913, Крале3 октября 1986, Белград) — югославский военачальник и дипломат, участник Гражданской войны в Испании и Народно-освободительной войны Югославии, Народный герой Югославии.



Биография

Родился 23 июня 1913 года в селе Крале близ Андриевицы в Черногории. Родом из семьи преподавателя Благое Лекича, работавшего в Горне-Полимле. Окончил начальную школу в родном селе, учился в средних школах Подгорицы, Беране, Битолы и Тетово. Окончил философский факультет в Скопье в 1936 году.

Член Коммунистической партии Югославии с 1935 года. В 1937 году Лекич был призван в ряды добровольцев, которые оказывали помощь испанским республиканцам в годы гражданской войны в Испании. Занимал должность заместителя командира школы младших офицеров, а также был политруком разных воинских формирований вплоть до XV интербригады.

С 1939 по 1941 годы Данило был узником концлагерей Франции в Сен-Сиприене, Грисе и Верде. Вместе с тем помогал добровольцам возвращаться на родину. В мае 1941 года получил директиву от КПЮ: направить отряд югославских пленных на добровольный труд в Германию, дабы ввести немецкую гражданскую администрацию в заблуждение и потом суметь выбраться обратно в Югославию. 22 июня, после нападения Германии на СССР, группа рабочих во главе с Лекичем сбежала из Германии и к середине июля вернулась в Югославию.

В августе 1941 года опытный военный Данило был назначен политруком Мачванского партизанского отряда. До марта 1942 года он занимал эту должность. Участвовал в боях при Шапце, на горе Цер и в обороне Ужицкой республики. В марте 1942 года был назначен политруком уже целой бригады — 1-й пролетарской ударной, а вскоре стал её командиром. Под его руководством бригада участвовала в битвах за Яйце, Котор-Варош, Теслич и мелких стычках в Боснии с конца 1942 по начало 1943 годы, а также в крупномасштабных сражениях на Неретве и Сутьеске.

В июле 1943 года Лекич был назначен командиром 16-й войводинской дивизии, которая вела бои в Восточной Боснии. Под командованием Данило Лекича войводинцы в августе-сентябре взяли города Биелина, Власеница, Цапарде и Зворник, весной 1944 года вступили в сражения за Маевицу и Кладань. С 1 июля по середину ноября 1944 года Данило командовал 12-м войводинским армейским корпусом, который бился против немцев в Восточной Боснии, Черногории и Сербии. Корпус оказывал помощь РККА и НОАЮ в дни Белградской операции, а также штурмовал Авалу и Рушань. 22 октября 1944 корпус форсировал реку Сава и начал преследование спешно отступающих немцев в области Срем.

В декабре 1944 генерал-подполковник Данило Лекич был отправлен в Москву, где поступил в Высшую военную академию имени К.Е.Ворошилова. Окончив её, он дослужился до звания генерал-полковника. В отставку вышел в 1957 году, позднее занимал разные должность в МИД СФРЮ: был послом СФРЮ в Бразилии и Египте, главой миссии СФРЮ в ООН и помощником государственного секретаря СФРЮ.

Скончался 3 октября 1986 в Белграде. Согласно последней воле, был похоронен в родном городе Крале близ Андриевицы. Был награждён рядом югославских орденов, а также советским Орденом Кутузова 2 степени. 20 декабря 1951 получил звание Народного героя Югославии.

Напишите отзыв о статье "Лекич, Данило"

Литература

Отрывок, характеризующий Лекич, Данило

После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…