Лекторский, Владислав Александрович

Владислав Александрович Лекторский
Учёная степень:	доктор философских наук (1978)
Учёное звание:	академик РАН (2006); академик РАО (1995); профессор (1979)
Язык(и) произведений:	русский
Направление:	Европейская философия
Период:	Философия XX века
Основные интересы:	эпистемология, рефлексия и философия науки
Оказавшие влияние:	Э. В. Ильенков
Награды:

Владисла́в Алекса́ндрович Ле́кторский (род. 23 августа 1932, Москва) — советский и российский философ, специалист в области теории познания, психологии и философии науки. Академик РАО с 6 апреля 1995 года по Отделению образования и культуры. Член-корреспондент РАН c 30 мая 1997 года по Отделению философии, социологии, психологии и права (философия), академик c 25 мая 2006 года.

Биография

Окончил философский факультет МГУ им. М. В. Ломоносова (1955) и аспирантуру Института философии АН СССР (1959). С 1957 года — сотрудник Института философии: с 1969 года — заведующий сектором теории познания, с 1992 года — заведующий Центром эпистемологии, с 1998 года — заведующий отделом эпистемологии и логики. Кандидат философских наук (1964; диссертация «Познавательное отношение»), доктор философских наук (1978; диссертация «Субъект, объект, познание»). Профессор (1979). Председатель экспертного совета по философии и социологии ВАК (1988—1998). С 1988 года — член совета директоров Международной федерации философских обществ, вице-президент федерации (1993—1998). С 1988 года также входит в руководство Международного общества по исследованию культуры и теории деятельности. Асессор Международного союза по логике, методологии и философии науки (1991—1995).

В 2000-е годы — заведующий кафедрой эпистемологии и логики философского факультета ГАУГН, председатель экспертного совета по социальным наукам РГНФ (с 1995), заместитель руководителя междисциплинарного семинара «Точные методы в гуманитарных науках» при Президиуме РАН, заместитель руководителя Научного совета по методологии искусственного интеллекта при Отделении общественных наук РАН, член административного Ученого совета и специализированного совета по онтологии, теории познания и философии науки Института философии РАН (руководит семинарами по рациональной философии и по философии сознания), член Учёного совета философского факультета НИУ ВШЭ.

С 1996 года читает в ГАУГН лекционный курс «Введение в эпистемологию», ведёт семинары, руководит курсовыми и дипломными работами. Периодически читает лекции в РАНХиГС. В 2004 году читал курс «Философия субъективности» на философском факультете УрГУ им. А. М. Горького (Екатеринбург).

С 1987 по 2009 год — главный редактор журнала «Вопросы философии», председатель международного редакционного совета журнала.

В 1991 году по приглашению Н. Г. Алексеева включился в работу Научного совета по философии образования при Президиуме РАО (совместно с рядом ведущих философов, психологов и педагогов: Ю. В. Громыко, И. И. Ильясовым, В. В. Давыдовым, В. С. Мухиным, Н. И. Непомнящей, В. А. Петровским, А. П. Огурцовым, В. М. Розиным, Б. В. Сазоновым, В. И. Слободчиковым, И. Н. Семёновым, В. С. Швыревым, П. Г. Щедровицким, Э. Г. Юдиным).

Научная деятельность

Создатель научной школы исследования познания и знания в междисциплинарном и культурно-историческом контексте (при взаимодействии философии, когнитивной психологии, семиотики, культурологии, истории научного познания).

Познание

В работах развивает концепцию деятельностного и культурно-исторического анализа познания, даёт критику натуралистической интерпретации познания, вводит понятие «предмета-посредника» в различных формах, вплоть до разнообразных знаково-символических систем, обосновывает концепцию специфически социально-культурной опосредствованности как особенности познавательной деятельности (в отличие от простой информации). Им также изучены взаимоотношения деятельностного, конструктивистского и коммуникативного подходов в исследовании познания, в частности в анализе восприятия и мышления.

В «мета-эпистемологических» исследованиях рассмотрел различные подходы к разработке теории познания (психологизм, антипсихологизм, нормативизм, дескриптивизм, натурализм, социологизм) и развил социокультурную интерпретацию эпистемологии, опирающуюся на анализ истории науки, истории культуры и данные психологии. Важную роль в концепции Лекторского играет идея существования двух типов субъектов: индивидуального и разных форм коллективных субъектов, отношения между которыми могут меняться.

Лекторским сделана попытка, используя т. н. коммуникационный подход, пересмотреть ряд традиционных проблем и принципов классической эпистемологии (проблема «Я», «внутреннее» и «внешнее», субъективное переживание, сознание и деятельность, сознание и бессознательное и др.) Вместе с тем Лекторский выявляет связь проблем эпистемологии с рядом актуальных проблем социологии, философии и культуры: гуманизмом, толерантностью, плюрализмом, критицизмом, дискуссией о рациональности в культуре, взаимосвязью веры и знания, вопросом о типах реальности и видах знания.

Рефлексия

Развил идею взаимосвязи сознания внешнего объекта и самосознания субъекта в разнообразных формах, от «неявного знания» себя до развернутых форм рефлексии над собой и продуктами собственной деятельности (на разных уровнях знания: перцепция, мышление, теоретическое знание). Подверг специальному анализу понятие рефлексии, выделив субъективную (относящуюся к сознанию индивидуального субъекта) и объективную (относящуюся к объективированным формам знания) рефлексию, показал взаимозависимость осмысления и преобразования объекта в ходе рефлексивной деятельности.

В. А. Лекторским исследована взаимосвязь обоснования и развития знания в процессе рефлексии над научными теориями, дан анализ сложившейся в классической западноевропейской философии интерпретации рефлексии (рефлексия как полнота знания о субъекте, как «прозрачность» субъекта для самого себя и как экспликация всех предпосылок объективированных форм знания), показана ограниченность подобного понимания и обоснована идея взаимосвязи и взаимопереходов рефлективных и нерефлективных измерений познавательной деятельности.

Рациональность деятельности и науковедение

Выделил ряд исторических типов рациональности, особое внимание уделив типу, связанному с особенностями технологической цивилизации и определившему специфику науки Нового времени и характерные черты западноевропейской философии в последние столетия.

Развитие современного типа рациональности Лекторский связал с изменениями в современном знании — как естественнонаучном, так и социально-гуманитарном. Исследовал изменения взаимоотношений наук о природе и наук о человеке в современный период; показал, что с точки зрения методов и эпистемологических предпосылок (взаимоотношение знания об общем и знания об индивидуальном, объяснения и предсказания, роли теории, возможности или невозможности эксперимента, взаимодействия исследователя и исследуемого объекта и др.) можно говорить о сближении наук того и другого типа.

Проанализировал проблему места рациональности вообще и науки в частности в современной культуре и в этой связи специально исследовал феномен пара-науки, раскрыв способы её функционирования в современном обществе вообще и в современном российском обществе в особенности.

Обосновал роль когнитивного подхода в методологии современных наук о человеке. Изучил условия индивидуальной идентичности и выявил социально-культурные факторы её конституирования, выделил философские основания междисциплинарной проблематики сознания, раскрыл связь традиционной философской проблемы единства сознания с современными исследованиями в области когнитивных наук, психологии и искусственного интеллекта.

Психология и педагогика

Выявил новые формы взаимоотношения сознательных и бессознательных компонентов познавательной деятельности в связи с анализом понимания бессознательных психических процессов в психоанализе и в современной когнитивной науке. Исследовал философские предпосылки психологической теории деятельности, культурно-историческую теорию Л. С. Выготского, операционно-генетическую эпистемологию Ж. Пиаже и психоанализ З. Фрейда, выявил их связь с общими эпистемологическими проблемами.

Лекторским рассмотрена теория познания как особый вид рефлексии над знанием, сформулирована идея о включении эпистемологического образа науки в реальный познавательный процесс и проанализированы разные способы этого включения. Исследовав философские проблемы образования, раскрыл условия воспитания творческого мышления, выявил роль диалога как метода обучения и воспитания личностной рефлексии, проанализировал вопросы, связанные с преподаванием философии в школе.

Исследовательские проекты и результаты

Руководитель проекта Института философии РАН «Теоретическое знание, понимание и мифотворчество» (с 2004), руководитель российско-украинского научного проекта «Мир знания и жизненный мир человека» (с 2005 года), руководитель исследовательского проекта «Современный когнитивизм: философия и когнитивные науки».

Под руководством В. А. Лекторского успешно защитили докторские и кандидатские диссертации более 20 человек.

Автор и соавтор более 300 научных публикаций.

Основные работы

Монографии

• «Проблема субъекта и объекта в классической и современной философии» (1965)
• «Материалистическая диалектика» (1979; в соавт.)
• «Субъект, объект, познание» (1980)
• «Введение в философию» (чч. 1-2, 1989; в соавт.)
• «Эпистемология классическая и неклассическая» (2001; 2-е изд. 2007)
• «Трансформации рациональности в современной культуре» (2005)
• «Философия в современной культуре» (2007)
• «Философия в контексте культуры» (2009)

Статьи

• «О принципах исследования систем» («Вопросы философии», 1960, № 8; в соавт.),
• «Единство теоретического и эмпирического в научном познании» // «Диалектика — теория познания. Законы мышления» (1964),
• «Генезис и строение интеллектуальных структур в концепциях Ж. Пиаже» // «Основные направления исследования психологии мышления в капиталистических странах» (1966; в соавт.);
• «Принципы воспроизведения объекта в знании» («Вопросы философии», 1967, № 4),
• «Философия и научный метод» // «Философия в современном мире: философия и наука» (1972),
• «Теория познания» // «Философская энциклопедия. Т. 5» (1972),
• «Философия, наука, философия науки» («Вопросы философии», 1973, № 4),
• «„Альтернативные миры“ и проблема непрерывности опыта» // «Природа научного знания» (1979),
• «Subjekt — Objekt — Erkenntnis» // «Realismus und Dialektik oder was konnen wir wissen?» (1984),
• «Das Problem der Moglichkeit der Erkenntnis in Kants Transcendental Philosophie» // Studien zur «Geschichte der Westlichen Philosophie» (1986),
• «Человек как проблема научного исследования» // «Человек в системе наук» (1989),
• «Transformations in Civilization and Human Values» // «A Philosophical Vision for the Coming Civilization» (1990),
• «Идеалы и реальность гуманизма» («Вопросы философии», 1994, № 6),
• «Рациональность, критицизм и принципы либерализма» (там же, 1995, № 10),
• «Knowledge and cultural objects» // «Boston Studies in the Philosophy of Science. Vol.170» (1995);
• «О толерантности, плюрализме и критицизме» («Вопросы философии», 1997, № 11),
• «Л. Витгенштейн и некоторые традиции отечественной мысли» (там же, 1998, № 5),
• «Historical Changes of the Notion of Activity: Philosophical Presuppositions» // «Activity Theory and Social Practice: Cultural-Historical Approaches» (1999),
• «Научное и вне-научное мышление: скользящая граница» // «Разум и экзистенция» (1999),
• «Tolerance, Pluralism, and Criticism» («Philosophica», 2000, № 2, Paris),
• «О философских уроках З. Фрейда» («Вопросы философии», 2000, № 10),
• «Теория познания», «Субъект», «Объект» и др. // «Новая философская энциклопедия» (тт. 1-4, 2000—2001),
• «Деятельностный подход: смерть или возрождение?» («Вопросы философии», 2001, № 2),
• «Христианские ценности, тоталитаризм, либерализм и постмодернизм» (там же, 2001, № 4),
• «Псевдонаука как феномен современной культуры» (там же, 2001, № 6),
• «Немецкая философия и русская гуманитарная мысль: С. Л. Рубинштейн и Г. Г. Шпет» (там же, 2001, № 10),
• «Scientific Knowledge as Historical and Cultural Phenomenon» // «Proceedings of the XXth World Congress of Philosophy» (2001),
• «Субъективная реальность как социально-культурная конструкция» // «Знание в структурах социальности» (2003),
• «Возможна ли интеграция естествознания и наук о человеке?» («Вопросы философии», 2004, № 3),
• «Г. П. Щедровицкий и современная философия» // «Познающее мышление и социальное действие» (2004),
• «Умер ли человек?» («Человек», 2004, № 4),
• «Кант, радикальный эпистемологический конструктивизм и конструктивный реализм» («Вопросы философии», 2005, № 8),
• «О философском значении работ В. В. Давыдова» (там же, 2005, № 9),
• «Диалог и толерантность во взаимодействии цивилизаций» // «Диалог цивилизаций» (2005),
• «Рациональность как ценность культуры» // «Вестник РАН», 2005, № 1 (в соавт.)
• «Paideia, Critical Thinking and Religion in Education» // «Educating for Democracy» (2005)

Редакторские работы

Ответственный редактор и соавтор ряда коллективных монографий: „Философия. Методология. Наука“ (1972), „Гносеология в системе философского мировоззрения“ (1983), „Деятельность: теория, методология, проблемы“ (1990), „Теория познания“ (тт. 1-4, 1991—1996), „Исторические типы рациональности“ (т. 1, 1995), „Идеал, утопия и критическая рефлексия“ (1996), „Рациональность на перепутье“ (т. 1, 2000), „Наука глазами гуманитария“ (2005), „Искусственный интеллект: междисциплинарный подход“ (2006), „Когнитивный подход: философия, когнитивная наука, когнитивные дисциплины“ (2007), „Конструктивистский подход в эпистемологии и науках о человеке“ (2009) и др.

Научный консультант по разделу теории познания «Философского энциклопедического словаря» (1983; 2-е изд. 1989).

Редактор-составитель обобщающего сборника „Философия не кончается“ (тт. 1-2, 1998—1999).

Главный редактор и один из авторов книжной серии „Философия России второй пол. ХХ в.“ (с 2008).

Почти все монографии, около 60 статей и некоторые коллективные монографии под редакций Лекторского были опубликованы в переводе в США, Великобритании, Германии, Франции, Финляндии, Южной Корее, Китае, Турции, Польше, Венгрии, Чехословакии, Болгарии, Румынии и других странах.

Награды и звания

Награждён орденом «Знак Почёта» (1979), медалью «За доблестный труд» (1971), медалью к 850-летию Москвы (1997), медалью Г. И. Челпанова 1-й степени (2006), орденом Ломоносова (2007), медалью «За вклад в философию» (2009). Лауреат премии ГУГН «Открытое общество» (1997) и премии Института философии РАН 2-й степени (2003).

Иностранный член Центра философии науки Питтсбургского университета (США, 1995), действительный член Международного института (Академии) философии (Париж, 2001), член Международной академии философии (Ереван, 2003), почётный профессор Института философии Китайской Академии социальных наук (Пекин, 2005), член-корреспондент Международной Академии философии науки (Брюссель, 2006), почётный член НАН Республики Казахстан (2009).

Иное

Член редакционного совета журнала «Личность. Культура. Общество» и редколлегии журнала «Эпистемология и философия науки».

Женат, имеет дочь. Увлекается собиранием книг.

Ссылки

• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-149.ln-ru Профиль Владислава Александровича Лекторского] на официальном сайте РАН
• [iph.ras.ru/lektorsky.htm Страница] на сайте Института философии РАН
• [www.raop.ru/index.php?id=139 Страница] на сайте РАО
• [new.philos.msu.ru/fmu/lektorskii_vladislav_aleksandrovich Страница] на сайте философского факультета МГУ
• [about-msu.ru/next.asp?m1=person1&type=aka&fio=%CB%E5%EA%F2%EE%F0%F1%EA%E8%E9%20%C2%EB%E0%E4%E8%F1%EB%E0%E2%20%C0%EB%E5%EA%F1%E0%ED%E4%F0%EE%E2%E8%F7 Биографические сведения] на сайте «Всё о Московском университете»
• [isaran.ru/?q=ru/person&guid=23861FC3-8621-12D8-F7A8-9592C40D459D Историческая справка] на сайте Архива РАН

Отрывок, характеризующий Лекторский, Владислав Александрович

– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…